Страница 4 из 40
В гостиной Лемаршан круто повернулся к Дженне, стоя в противоположном углу комнаты — казалось, меньшее расстояние между ними он считал оскорбительным для себя. Выглядел он богатым, самоуверенным и был одет с элегантной небрежностью, свойственной французам.
Должно быть, его рост превышал шесть футов, так как Дженне, которую никогда не считали маленькой, приходилось глядеть на него снизу вверх. Волосы почти черные, густые и слегка вьющиеся, зачесаны вверх от излучающего холодное спокойствие лица, на котором только большой, смешливый рот давал понять: холодность эта вовсе не свойственна французу и винить в ней Дженна должна самое себя.
— Вы не позвонили и не приехали. Поскольку прошло более двух недель, мне остается только гадать, получили ли вы мое письмо, мадемуазель Брайант.
— Да, получила. — Дженна стояла неподвижно, ей казалось, что она не в силах ни отвернуться, ни хотя бы пошевелиться. Оправданий не находилось. Она чувствовала себя совершенно беззащитной и еле сдерживала слезы.
— Значит, придется предположить, что вы приняли решение и соболезнования ни к чему. Ваш отец не оправдал надежа медиков. Вчера ночью он умер. У вас было достаточно времени, чтобы навестить его, однако вы предпочли отказаться от поездки. — Темные, почти черные глаза с нескрываемым отвращением оглядели Дженну. — Мне необходимо вернуться, чтобы заняться похоронами, и если вы не намерены сопровождать меня, придется обсудить наше дело здесь.
Дженна по-прежнему не могла выговорить ни слова. По какой-то странной причине гость не казался ей чужим — должно быть, потому, что его имя было до боли знакомо Дженне, а сей враждебный визит она представляла себе с того дня, как попала в больницу. Наверняка это и стало причиной возникшего у нее странного чувства. В письме Лемаршана не было ни слова соболезнования ввиду предстоящих испытаний, да и сам он отнюдь не выглядел человеком, который умеет быть терпеливым с женщинами. Этот мужчина вызывал у Дженны ошеломляющее чувство уязвимости — ее терзало сознание собственной вины. Лемаршан не имел права так вести себя с нею.
Он с раздражением взглянул на Дженну, не сводившую с него испуганного взора. Темные глаза француза вспыхнули, едва он перевел взгляд на ее волосы. Большой рот сжался, словно одного вида Дженны было достаточно, чтобы привести его в бешенство.
— Если бы вы сели, мадемуазель, и соизволили пригласить меня последовать своему примеру, мы смогли бы начать утомительный, но неизбежный разговор.
— Простите. — При этом неодобрительном замечании щеки Дженны залил нежный персиковый румянец.— Боюсь, вы застали меня врасплох. Прошу вас, садитесь, месье.
— После вас, мадемуазель Брайант. — Француз почти не скрывал нетерпения, он, очевидно, желал поскорее высказаться и уйти.
До этой минуты Дженна не понимала, как она слаба, но сейчас ей пришлось крепко вцепиться в спинку дивана. В больнице ей объяснили, что стекло перерезало артерию и без переливания крови не обойтись. Состояние Дженны, оставлявшее желать лучшего, сейчас значительно ухудшилось: гость встревожил ее, и тревога не прибавила Дженне сил.
Как только она сдвинулась с места, стало ясно, что ее неподвижность была обороной, а не вызовом. Не успела Дженна сделать и двух шагов, как гость бросился к ней через всю комнату.
— Mon Dieu [1]. Да вы нездоровы! Значит, потому вы так бледны?
Казалось, Лемаршан искренне потрясен, его голос стал глухим и взволнованным, и Дженна с трудом удержалась от искушения разыграть из себя полного инвалида — а так хотелось отплатить ему за прежний пренебрежительный тон. Однако под взглядом гостя ей не осталось ничего иного, как сказать правду.
— Я не больна, месье, просто утомлена. Я попала в аварию и вернулась домой из больницы только вчера вечером.
— Depuis quand? [2]
Дженна ответила гостю удивленным взглядом синих глаз, и тот пожал плечами, недовольный собственным неожиданным переходом на родной язык.
— Сколько вы там пробыли, мадемуазель? Когда произошла авария?
— Чуть больше двух недель назад — на следующий день после получения вашего письма, месье Лемаршан.
— Понятно. — К удивлению Дженны, гость взял ее под руку, решительно побуждая опереться на него, и помог сесть. — Что это была за авария, мадемуазель?
— Машину занесло, и она врезалась в стеклянную витрину. К несчастью, я находилась поблизости, и стекло угодило мне в ногу.
— Эта травма была единственной?
Лемаршан занял кресло напротив и пристально оглядел собеседницу. Даже в деловом костюме он казался не просто хорошо одетым, а суперэлегантным, и Дженна не могла не задаться мысленно вопросами, что он за человек и чем зарабатывает себе на хлеб. На вид Лемаршану было лет тридцать пять — тридцать шесть, и выглядел он преуспевающим во всем. В его манерах чувствовалась пугающая властность, от него веяло силой и богатством. Ответ на его вопрос дался Дженне с трудом, но гость, по-видимому, не ожидал ничего иного.
— Да… Но она оказалась нешуточной.
— Если бы не авария, вы приехали бы во Францию?
Лемаршан взглянул на нее так, словно побуждал дать утвердительный ответ, словно в этом случае согласен был простить ее с высокомерным снисхождением. Неожиданно вспыхнувшее в Дженне раздражение почти полностью убило трепет по отношению к незнакомцу. К тому же, усевшись, она чувствовала себя не так уж плохо, а чутье убеждало ее быть настороже.
— Не знаю, месье, — солгала она. — Тот день был последним учебным днем в школе, и я собиралась позвонить позднее, хотя еще и не решила, что скажу вам.
— В школе? — По какой-то причине он уцепился за это слово и пропустил мимо ушей остаток фразы.
— Я учительница, месье Лемаршан. Преподаю английский в школе для девочек. — Лемаршан смотрел на нее в упор, пока Дженна не начала испытывать неловкость и волнение. Выражение в темных глазах гостя значительно смягчилось, но все-таки эти глаза словно впивались в Дженну, вызывая в ней нелепое желание виновато опустить голову.
Вместо этого она ответила Лемаршану вызывающим взглядом.
— Думаю, пора вам сообщить, почему вы явились сюда, месье.
— Разумеется, мадемуазель. — Он откинулся в кресле и прекратил пристальный осмотр, отвечая Дженне более мирным взглядом. — Я прибыл сюда потому, что отец оставил вам наследство. Перед отъездом я должен выяснить, как вы намерены поступить с ним.
— Наследство?! — Отец Дженны был художником, и, по словам матери, не очень удачливым.
— Да, наследство, мадемуазель. Дом во Франции, в котором ваш отец прожил пятнадцать лет. Он поселился там с моей матерью сразу же после их свадьбы. Много лет назад я тоже время от времени гостил там. Некогда теплый, уютный дом стоит теперь одиноким и опустевшим — потому что ваш отец умер. Вы являетесь его дочерью, и закон помнит о вас.
Дженна тупо уставилась на собеседника, перестав понимать его. Ален Лемаршан! Значит, он приходится ей сводным братом? Расселл Брайант женился на его матери, зажил счастливо, поселился в уютном доме. Закон не забыл о ней. А вот отец забыл, отверг родную дочь и принял чужого сына с распростертыми объятиями. Сколько лет тогда было ее сводному брату? Двадцать или двадцать один? Достаточно, чтобы самому позаботиться о себе. Ей, Дженне, в то время было всего восемь.
Персиковый румянец вновь выступил на ее щеках, на сей раз от гнева и горечи. Дженна не нуждалась в наследстве, оставленном отцом, и собиралась недвусмысленно заявить об этом Алену Лемаршану. Если ему настолько дорог этот дом, пусть уходит отсюда и живет в нем сам, купаясь в счастливых воспоминаниях.
Трепет Дженны перед элегантным гостем исчез. Сейчас она понимала только, что он тоже приложил руку к испытанному ею в жизни обману, и это чувство вызывало в Дженне холодную ярость.
— Сожалею, что из-за этого вам пришлось ехать в такую даль, месье Лемаршан: Можно было поручить это дело юристам, я уже привыкла общаться с ними. В Англии у меня есть поверенный, который может взять все хлопоты на себя.
1
Боже мой! (франц.)
2
С каких пор? (франц.)