Навстречу судьбе

— Конечно. Я вам подыграл, верно? — Ален угро­жающе надвинулся на нее. — Теперь вы сможете уве­рить себя, что все ваши худшие предположения оправ­дались, что я привез вас сюда с единственной целью — сомнительным способом вынудить вас к от­казу от наследства.

— Да заберите вы себе это наследство! — вспылила Дженна. — Мне оно не нужно. Я даже видеть не хо­тела этот дом. Свою долю я отпишу вашей матери — можете передать, что вы ее купили: она будет доволь­на, а вы сэкономите. Должно быть, вам нет дела ни до чего, кроме своей прибыли.

Ален нахмурился столь грозно, что Дженна была готова бежать, но такой возможности ей не представи­лось. Одним прыжком Ален нагнал ее и схватил, от­чего душа Дженны ушла в пятки.

— Вы всего лишь избалованная, капризная девчон­ка, — заявил он, — получившая в наследство от мате­ри непомерный эгоизм.

— Откуда вам знать, какой была моя мать?

— Я знал вашего отца — в нем не замечалось та­ких черт. Откуда же они взялись у вас, как не от себялюбивой красотки? Но теперь уже слишком позд­но. Вы превратились в ее подобие. Слава Богу, что Расселл этого не увидел!

Его слова ранили, как тонкие, острые кинжалы, и Дженна вскинула руки, уязвленная до глубины души, желая ответить ударом на удар. Но она не смогла даже дотянуться до его смуглого, надменного и рассержен­ного лица. С гневным возгласом Ален схватил ее за плечи, прижал к себе, склонился и закрыл ей рот по­целуем.

Дженна в панике уперлась ему в грудь — жалкая попытка оттолкнуть его, избежать прикосновения его губ, бесполезное усилие. Это было все равно, что от­талкивать неподвижную скалу — гибкое, сильное тело не поддавалось слабым женским рукам. Весь он был одержим яростным желанием проучить ее, и Дженна застонала, когда их губы соприкоснулись.

Только когда Дженна обмякла в крепких объятиях, Ален отстранился и поднял голову. Губы Дженны при­пухли и ярко выделялись на бледном лице. Казалось, ее испуг только сильнее разъярил Алена. Он зловеще сжал губы, с угрозой устремив на Дженну взгляд тем­ных глаз.

— Вы превратили меня в дикаря, в чудовище, — тяжело дыша, проговорил он. — Ни к одной женщине я не испытывал подобных чувств. Вы невозможны, вы способны вызвать только раздражение, а не страсть. Вы были правы, мадемуазель, — вам здесь не место. Сомневаюсь, найдется ли вообще на свете место, где вы будете чувствовать себя уютно, кроме, может быть, стерильного прозябания, уготованного вам в Англии. Чутье верно призывает вас поскорее убраться туда, и в этом вы совершенно правы!

Ален неожиданно отпустил ее и пошел прочь из амбара, а Дженна присела на нижнюю ступеньку пыльной деревянной лестницы. Девушка дрожала, как лист в грозу, ошеломленная и обессиленная. Она роб­ко поднесла руку к лицу, и еле слышный, сдавленный крик вырвался из ее ноющих губ. Ален вынес ей при­говор, и исходящая от него теплота, которую Дженна ощутила при первой встрече, исчезла навсегда. Он был готов на все в желании заставить ее увидеть то, чего Дженна не хотела видеть.

Машина Алена промелькнула мимо двери амбара. Он торопливо уезжал, даже не заглянув в дом. Ясно, почему: чтобы не встревожить мать. Дженна закрыла ладонями пылающее лицо. Она тоже не могла вер­нуться в дом: Маргарите будет достаточно взглянуть на нее, чтобы понять, что произошло.

Дженна неуверенно встала и вышла за дверь. Алену что — он мог просто сесть в машину и уехать. А ей некуда бежать, негде спрятаться, пока она не придет в себя. Уйти куда-нибудь она могла только пешком. Опасливо оглядевшись, она побрела прочь от дома, выбрав узкую, извилистую тропу, ведущую в сторону от подъездной аллеи.

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

Прошло совсем немного времени, и с каждым шагом Дженна все больше успокаивалась, хотя все еще была не в силах спокойно вспоминать происше­ствие в амбаре. Послышался шум, и, прежде чем она успела сойти с дороги, из-за поворота вывернул вело­сипед. На Дженну устремились внимательные глаза де­вушки, прислуживающей в доме Маргариты.

Дженна вспыхнула от смущения при виде изумлен­ного выражения на ее лице и туг же представила себя со стороны: волосы встрепаны, губы припухли от по­целуев, щеки залиты густым румянцем.

— Bonjour, mademoiselle.

К неудовольствию Дженны, девушка сошла с вело­сипеда и направилась к ней.

— Доброе утро. — Родной язык помог Дженне со­хранить достоинство, и на лице девушки появилась понимающая улыбка.

— А, вы — англичанка, гостья мадам владелицы фермы, n'est-ce pas? Я видела вас вчера. Здесь легко заблудиться, мадемуазель. Если вы ищете месье Алена, то он уехал, мы с ним только что разминулись на шоссе. Вероятно, отправился в замок. Приезжая сюда, он большую часть времени проводит в обществе маде­муазель Рабье.

По какой-то причине девушка подчеркнула послед­нюю фразу, и Дженна ощутила, как к ее прежним чувствам примешивается гнев. Девушка разглядывала ее, явно потешаясь, и основания для потехи действи­тельно имелись. Месье отправился к своей возлюблен­ной, а гостья в одиночестве разгуливает по лесу, толь­ко что побывав в мужских объятиях. Поскольку на ферме не было мужчин, кроме Алена, домыслить остальное не составляло труда, и это ясно давал по­нять насмешливый и понимающий вид девушки.

— Мне известно, что месье Ален отправился в за­мок, — отозвалась Дженна. — Я просто гуляю. До свидания.

— Вы заблудитесь, мадемуазель. — Взобравшись на седло велосипеда, девушка выдала это мрачное предо­стережение бодрым тоном, очевидно желая, чтобы Джен­на сгинула отсюда навсегда. Несомненно, союзница Клодины! Насколько понимала Дженна, здесь все бы­ли против нее. Все.

Охваченная обидой девушка подумала, что, если она столкнется на шоссе с Аленом, он решит, что она вознамерилась пешком дойти до Парижа. Несомненно, он посчитает это ее очередной шалостью и заставит вернуться. Этого Дженна не смогла бы вынести. В на­стоящий момент она была готова убить Алена. Справа от нее показалась тропинка, уходящая в лес, и Дженна с радостью свернула на нее. Еще несколько шагов, и деревья окружили ее со всех сторон.

В лесу было прохладно, легкий ветер овевал лицо Дженны, лаская разгоряченную кожу. Опухшие губы саднили, и Дженна понимала, что выглядит ужасно. Не удивительно, что Мари так уставилась на нее и сделала соответствующие выводы. Несомненно, эта ехидина, Мари, не забудет насплетничать матери Але­на, что встретила в пути англичанку, которая бродила по лесу как помешанная.

Рассудок подсказывал Дженне, что заблудиться здесь очень просто. Редкая рощица постепенно переш­ла в лес — можно сказать, дремучий. Пока еще Джен­на хорошо ориентировалась, в нем. Девушка помнила, где находится дорога, помнила, в каком месте от нее отходит шоссе. Она повернула в сторону шоссе, хотя для этого ей пришлось сойти с тропы. Услышав шум проезжающих машин, она присядет и отдохнет, а за­тем пойдет обратно.

Сумятица ее чувств не поддавалась никаким угово­рам. Она прикоснулась пальцем к губам, осторожно ощупывая их. Поведение Алена было более чем стран­ным. Дженна знала, что вместо поцелуя ему хотелось ударить ее, и помешали этому только твердо усвоенные правила приличия. Правила приличия? О каких при­личиях могла идти речь? Поцелуй был циничным и грубым. Дженна впервые в жизни столкнулась с на­стоящим проявлением мужского гнева и была напуга­на им. Для нее не составляло труда рассуждать разум­но, растолковывать себе, почему Ален поступил так, а не иначе, но чувства шли своим путем, вспоминалось не оскорбление, а сила его рук, теплота кожи, инстин­ктивное ощущение, что поцелуем он хотел только ус­покоить ее и смягчить боль.

Какая нелепость! Ален просто дал выход своей ярости. Одно Дженна знала наверняка: при следующей встрече он будет чувствовать себя неловко — такому поведению нет оправданий.

К реальности Дженна вернулась стремительным и болезненным образом, споткнувшись о поваленное и почти наполовину ушедшее в землю дерево. Послед­ние несколько минут она не задумывалась, куда идет, и теперь с тревогой огляделась. Она совершенно поте­ряла направление и предполагала только, что уже не­сколько минут движется кругами по лесу.