Поступь Слейпнира

У пристани Новгорода Ширваз честно расплатился с северянами, прибавив к оговоренной сумме ещё две сотни золотых. Отдав ему метатель и три десятка горшков с греческим огнём, северяне отправились закупать пушнину и кожи. Дело шло к осени, и по ночам уже заметно холодало. Пора было одеть девушек в подходящую погоде одежду.

К удивлению воинов, чернокожие девчонки смотрелись в лисах и соболях очень даже хорошо, вызывая к себе неподдельный интерес. Прибавив к мехам мёд, пеньку и воск, северяне снова отправились в дорогу. Вадим был не прочь как следует осмотреть это древнее поселение, но время работало против них.

Им ещё предстояло найти подходящее место для зимовки и приготовить к ней корабль. На очередном совете было решено отправиться на остров кельтов. Услышав это решение, Вадим усмехнулся и, вздохнув, тихо прошептал:

— Erin go bragh [гэльск. — Ирландия на все времена].

Он и сам не помнил, где подцепил эту фразу, но сейчас она казалась ему очень к месту. Понимая, что спорить в данной ситуации просто глупо, а пытаться оставаться в Новгороде опасно, он промолчал, принимая решение совета как очередное испытание.

…К его удивлению, проходя мимо родных берегов, северяне вдруг как-то притихли, то и дело бросая быстрые взгляды в сторону темнеющих вдали скал. Сообразив, что именно они чувствуют, Вадим медленно прошёлся вдоль ряда банок и, присев рядом с кормчим, тихо спросил:

— Мечтаете вернуться обратно?

— Там наша родина, брат, — вздохнул в ответ кормчий. — Откровенно говоря, я думал, ты останешься в Новгороде. Ведь это твоя земля. Земля россов.

— Не совсем, — с грустной улыбкой покачал головой Вадим. — Всё дело в том, что моего родного города ещё не существует. Его построят на много позже. Мы проплывали мимо тех мест, когда заходили к чухонцам за мехами.

— Но ведь ты не чухонец, — не понял Юрген.

— Да, я росс. Но там, в моём времени, эти места отойдут моему государству, и построят город, в котором на свет появлюсь и я сам. Знаешь, странно говорить о самом себе в будущем времени. Кажется, что рассказываешь странную сказку, в которой вдруг оказался.

— Тяжело тебе, брат? — с грустной улыбкой спросил кормчий.

— Тяжело, — честно признался Вадим, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

— Тогда ты поймёшь нас, — задумчиво кивнул Юрген.

— Вся беда в том, что у вас есть надежда однажды вернуться. А у меня даже надежды такой нет, — вздохнул Вадим и до хруста сжал зубы, чтобы не закричать от боли.

Словно угадав его состояние, Юрген хлопнул парня по колену и, сжав пальцы, твёрдо ответил:

— Я знаю, что это не твоё время и тебе очень плохо. Но ты не один, брат. Что бы ни случилось, просто помни — здесь ты не один.

— Что вам до меня? — тихо спросил Вадим. — У вас и так хватает проблем, чтобы ещё со мной возиться.

— Ну это ещё как посмотреть, кто с кем возится. За те полгода, что находишься на «Акуле», ты успел спасти четверть этих головорезов. И от смерти, и от более страшной участи — стать калеками. Почти все они носят на себе шрамы от ран, заштопанных твоей иглой. Про твои придумки я уже и не говорю. Так что ты и вправду стал для всех нас чем-то вроде живого талисмана, — усмехнулся Юрген.

— Живой талисман, — задумчиво вздохнул Вадим, вспомнив один эпизод из своего времени, связанный с этим словом.

Во время войны в Корее американские пехотинцы придумали себе живой талисман. Они подбирали корейского ребёнка, ставшего сиротой, и делали его слугой за всё. Бывали случаи, когда очередное только что прибывшее в Корею подразделение, не найдя сироту, запросто выходило из положения. Солдаты просто убивали родителей, забирая у них ребёнка.

Несмотря на все утверждения Пентагона о том, что это выдумки, вышло всё по поговорке, шила в мешке не утаишь. О том, что это правда, стало известно широкой общественности после того, как в одном из альбомов известного в семидесятые годы датского карикатуриста Херлуфа Бидструпа был опубликован шарж на одного из таких бойцов. Исходя из подобных аналогий, сам Вадим предпочёл бы более подходящее слово из английского языка.

Wampum [англ. — ожерелье, амулет из морских раковин от сглаза у народов Полинезии]. To, что английские моряки перевели для себя как палочка-выручалочка. Улыбнувшись собственным мыслям, Вадим повернулся к Юргену и задумчиво спросил:

— Вы хоть знаете, где собираетесь проводить зиму?

— А сам-то как думаешь? — неожиданно прищурился кормчий.

— Ну, судя по всему, у тебя или у старого лиса где-то есть подходящий сарайчик, в который можно поселить такую кучу народу, — подумав, ответил Вадим.

— Почти угадал, — усмехнулся кормчий. — Есть одно местечко, куда мы регулярно заходили, чтобы починить корабль и просто передохнуть после шторма. В тех местах есть три очень красивых озера, в которых полно рыбы. Там можно рыбачить даже зимой.

— Погоди, это место случайно называется не Килларни? — удивлённо спросил Вадим, быстро припоминая географию острова.

— Ты знаешь о нём? — удивился Юрген.

— Оно просуществует до наших времён, — грустно улыбнулся Вадим, восстанавливая в памяти рассказы инструкторов.

Килларни — город и группа из трёх озёр на юго-западе Ирландии — действительно просуществовали до двадцатого века. Только теперь Вадим вдруг понял, какая древняя это земля. Куда ни кинь, везде наткнёшься на что-то, что дожило до его времён. А самое смешное, что многое из уже ему известного ещё даже не построили. Неожиданно кормчий, понизив голос почти до шёпота, сказал:

— Знаешь, все парни оценили то, что ты остался с нами. Скажу тебе честно, многие думали, что ты останешься в Новгороде. Даже Свейн.

— Он до сих пор не доверяет мне? — удивился Вадим.

— Доверие — это одно, а родные места — это другое. Ведь если разобраться, что тебе до северных варваров, ставших изгоями?

— Хотя бы то, что они спасли меня от смерти, подобрав на пустом берегу.

— И что? Мы спасли тебя, и ты честно отплатил нам, помогая в торговле и боях. Даже помог вернуть нам «Акулу». А зов родных мест бывает сильнее объятий любимой женщины, — философски заметил Юрген.

— Я уже сказал, это не мои места, — вздохнул Вадим.

— В любом случае мы рады, что ты с нами, — усмехнулся кормчий.

— Откровенно говоря, я тоже, — неожиданно для самого себя признался Вадим.

Он вдруг понял, что действительно рад этому. Как бы ни смешно это звучало, но он действительно сроднился с этими головорезами. Рядом с варварами ему было легко и спокойно. Здесь не было интриг и подковёрных игр. Всё просто и открыто. Либо ты воин, и тогда тебя уважают, либо ты трус, и с тобой не желают иметь дела. Во всяком случае на этом корабле было именно так.

Юрген долго молчал, глядя в серый горизонт. Потом, поднявшись, мрачно сказал:

— Похоже, спокойного плавания не получится.

— Что случилось? — моментально насторожился Вадим.

— Шторм идёт, — коротко ответил кормчий и, набрав полную грудь воздуха, громко заорал:

— Спустить парус! Все на вёсла! Шевелитесь, акулий корм! Шторм идёт!

Его неожиданный рёв заставил расслабившихся воинов вздрогнуть и дружно оглянуться на горизонт. О чём-то говоривший с Рольфом Свейн подскочил так, словно его ткнули шилом в зад и, развернувшись к кормчему, выругался:

— Чтоб тебя тролли сожрали, медведь облезлый! Орёшь, словно Тором ушибленный.

— Шевелитесь, отродья серой обезьяны, — продолжал бушевать Юрген, не обращая внимания на его ругань. — Свернуть парус, вёсла на воду. Свен, разворачивай носом к солнцу.

Подгоняемые таким образом северяне моментально убрали парус и, обвязав его верёвками в ровный рулон, вытолкнули за борт вёсла. Молодой заместитель кормчего навалился на рулевое весло, разворачивая корабль носом к ветру, и Вадим неожиданно понял, что ни один из них не обеспокоится. Лица воинов были спокойны и сосредоточены.

Бросив быстрый взгляд на горизонт, Вадим с лёгким холодком в сердце подумал, что впервые столкнулся с тем, чего всегда боялся. Едва взойдя на борт этого хрупкого сооружения, он надеялся, что никогда не испытает на себе, что такое настоящий шторм. Уж слишком ненадёжной казалась ему эта скорлупка. Отлично зная, что тонут даже большие железные корабли, которые были построены с учётом всех правил безопасности, шторма он, как любой сухопутчик, откровенно побаивался.