Бомба из прошлого

Потом вернулся к ним. Спор не утихал, но взять верх старики не могли. Кэррик прошел мимо того, что стоя на пути Ройвена, наклонился, стер грязь и попытался прочесть надпись, но она была на кириллице. Судя по всему, буквы и цифры обозначали серийный номер или тип оружия. Чтобы притащить эту штуку сюда, на берег Буга, старики, должно быть, прошли через ад. Ройвен приехал к месту встречи из Берлина, а Гольдман из уютного Лондона, но потом эти трое, Гольдман, Виктор и Михаил, удрали, как будто испугавшись страшной посылки. Он снова вспомнил баржу и собравшихся в тесной каюте людей. Они накинули на него лассо, затащили в загон и заставили делать то, что нужно им. И речь ведь шла не о ящике с гранатами или «Калашниковыми», не о минометах или даже ракетах земля-воздух. Речь шла…

Кэррик поднял голову.

Рядом стоял тот, что потерял ботинок. Кэррик увидел изможденное лицо, шальные глаза…

— Сколько они получат? — спросил он.

Не ожидавший такой дерзости, Ройвен удивленно посмотрел на него.

— Что? Тебя это не касается.

— Сколько?

— Если груз в порядке, миллион долларов. Это хорошая цена, но ты не вмешивайся.

— Да, сэр.

Он знал, какие это деньги, знал, чего стоило двум старикам притащить бомбу на берег Буга, знал, что может сделать такое оружие с каким-нибудь городом.

Он отвернулся, а спор продолжился.

— Нам не сказали. Ни мне. Ни Игорю.

— Если бы мы знали, ни за что бы не приехали.

— Ты врешь.

— Это ты врешь. Нам обещали заплатить.

Моленков наступал. Что самое удивительное, страха не было.

— Мы сделали все, как обещали. Приехали и привезли. Нам сказали, что расплатятся на месте. Ты что, совесть потерял? Твое слово уже ничего не значит?

В нем вдруг проснулась былая гордость. Кто этот чудак в потертой кожанке? Бандит. Вор. Если бы они встретились двадцать лет назад у него в кабинете, он бы показал этому мафиозо, этому… Моленков распалялся все больше, но мерзавец не реагировал. Рядом бормотал что-то Яшкин. Моленков ткнул его локтем в бок — несильно, но ощутимо. Тот снова забормотал. Что-то про море, солнце, будущее.Моленков ткнул его еще раз, и на этот раз Яшкин замолчал. К черту. После всего, через что им прошлось пройти — стычки, стресс, усталость, — страха уже не осталось. Злости добавляло и еще одно обстоятельство. Среди ученых, инженеров и техников, работавших в Арзамасе-16, было немало евреев, и все они держались обособленно и настороженно.

Когда поток слов иссяк, еврей-мафиозо щелкнул пальцами.

— Груз будет отправлен на проверку. Если там то, что нужно, вам заплатят. Сообщат адрес банка на Кипре и номер счета. Мое слово твердо.

Все. Что еще можно сказать или сделать? Не драться же. Мечта иссякла. Еврей был крепок и силен. Второй, стоявший у него за спиной, не вмешивался и только наблюдал. Лицо его оставалось бесстрастным.

Моленков достал бумажник, раскрыл и посветил фонариком — пусто. Потом вывернул карманы — грязный носовой платок, связка ключей, мелочь… Одна тактика не прошла, и он переключился на другую. Их ограбили. У них нет денег. Нет бензина. Они рассчитывали разбогатеть и остались с пустыми руками.

Еврей вытащил пачку долларов, отсчитал несколько бумажек и брезгливо, словно подачку, протянул русскому. Загнав поглубже злость, Моленков взял деньги. Еврей кивнул спутнику, они взяли груз за ручки и зашагали к реке.

Чертова бомба. Моленков поймал себя на том, что испытывает к ней странное, теплое чувство, едва ли не нежность. Они несли ее легко, словно не ощущая веса. Он посветил фонариком. Бомбу положили в лодку. Прощания не было — ни рукопожатий, ни объятий, ни поцелуев. Они ушли, и с ними ушла мечта.

— Ты как, Яшкин, без ботинка обойдешься?

— Обойдусь, — прохрипел Яшкин. В темноте ревел Буг. — Может, через недельку узнаем, что денежки уже переведены.

— Может, и переведут. Я хочу домой.

Они повернулись и, не оглядываясь, шагнули в лес.

В нескольких футах от берега Лоусон выпрямился во весь рост. Рядом с ним Стрелок поднял винтовку и приник к апертуре прицела. Ожидание закончилось. Теперь Лоусон знал главное: цель на борту. На фоне посеребренного лунным светом потока лодка с двумя фигурами казалась неясным темным пятном. За спиной у него приглушенно переговаривались члены команды. Он уже предвкушал триумф: как пройдет с трофеем — разумеется, после соответствующей проверки на радиоактивность — по коридорам ДВБ, как покажет бомбу в своем отделе, а потом поднимется с ней на лифте, занесет в кабинет Петтигрю и выпьет с ним за успех. Да, он позволил себе немного помечтать.

Лодка с агентом, русским и грузом медленно, дюйм за дюймом, ползла к берегу. Привязанная к корням веревка дрожала от напряжения. Перебирая руками, двое мужчин тащили суденышко поперек реки, и Лоусон представлял, как напряжены их тела, каких усилий стоит им эта переправа.

— Ну, что у них там?

— Пока у них там все в порядке, мистер Лоусон.

— Повторяю для полной ясности. Объект выходит на берег, мы его валим и берем.

— Понял, мистер Лоусон.

— В случае сопротивления стреляй на поражение.

— Да, мистер Лоусон.

Оставалось только жалеть, что здесь нет Клипера Рида. Вот бы кто порадовался. Лодка дошла уже до середины реки, и, наблюдая за ней, Лоусон думал об отмщении.

Веревка обжигала ладони. Руки как будто отваливались от плеч. Кэррик был выше Ройвена, и основная нагрузка приходилась на него.

Он стал доверенным Ройвена, рассказавшего ему о концентрационном лагере и побеге. Стал избранным Ройвена, потому что другие крысы сбежали. Стал телохранителем Иосифа Гольдмана, отмывавшего грязные деньги. Он, Джонни Кэррик, был также офицером отдела тяжких преступлений. Он приносил присягу. Колени прижимались к грузу, оружию огромной смертоносной мощи. Держась за веревку одной рукой, он достал из кобуры пистолет и окликнул Ройвена. Светила луна. Он поднял пистолет так, чтобы его было видно. Помахал им перед глазами Ройвена и бросил. «Макаров» ударился о воду с фонтанчиком белых брызг и исчез. Кэррик снова ухватился за веревку обеими руками и потянул к черной стене берега. Возле дерева вроде бы стоял человек, но, может быть, ему это только показалось. В какой-то момент там же блеснула сталь ствола.

— Вы слышите? — крикнул он.

— Не кричи. Конечно, слышу.

— Я лгал. Пришло время правды.

— Что?

— Правда в том, что я — полицейский. Я работаю на контрразведку. Моей целью был Иосиф Гольдман. Я приехал сюда, чтобы выдать вас.

— Нет, Джонни, нет… только не ты. — Нотка отчаяния переросла в крик, напоминавший и крик совы, и скрип трущихся под ветром одна о другую веток. — Не может быть. Скажи мне, что это неправда!

Они достигли середины реки, где сила течения была наибольшей, как и нагрузка на руки, плечи и ноги. Лодка задрожала и попыталась развернуться. Что-то ударило в борт, и она накренилась, хватила воды, но выпрямилась. Он тянул и тянул, и берег дюйм за дюймом приближался.

— Это правда. На берегу вас арестуют. Люди, которые следили за вами, уже ждут. Я сдам вас им. Этого бы не произошло, если бы не бомба. Сэр, я все понял насчет лагеря, и очень вам сочувствую.

Крик разрезал ночь и перекрыл рев Буга.

— Мы ничем им не обязаны. Ложь и обман. Офицер на лошади говорил, что их отправят на восток. Это была ложь. Другой, в белом халате, притворялся врачом, но отводил их в газовые камеры. Тот, кто вывел их из лагеря, кого они считали посланцем Бога, бросил их и ушел, обманув их доверие. Ребенок, увидевший их в лесу, рассказал о них своему отцу. После всего сделанного никто никому ничего не должен.

Я пробыла в лесу две недели. Ела гнилые ягоды, жевала корешки, пила дождевую воду. Я никого не видела и не слышала. Потом меня нашли партизаны. Это были евреи, а их командира звали Йечил Гринспан. Сначала я приняла их за польских партизан и стала драться, но они легко со мной справились и отвели в свой лагерь. На подходе к лагерю часовой спросил пароль, и только услышав «Амча», я поняла, что попала к своим. Этим паролем пользовались наши люди, когда сражались с сирийцами две тысячи лет назад. Слово это сохранилось потому, что его берегли и о нем вспоминали всегда, когда нуждались в пароле. Еще я узнала, что их главный враг — Армия Крайова. Именно поляки из этой армии убили больше беглых евреев, чем даже немцы.