Тропа смерти

— Можно подумать, того «кенгуру» кто-то сможет есть. Кожа да кости, ничего больше…

— Как ты его назвал?

— Неважно. Там же есть-то нечего…

— Ошибаешься. Это мы, люди, носом можем крутить. А в демонических мирах найдутся желающие на любую дичь.

— Потому-то хорошо б отсюда поскорее деться, — сказал Ниршав, облизывая ложку. — На, Серт. Тебе ложка нужна?

— Своя есть.

— Вот мужики! — расхохоталась Аштия. — Без котелков, кружек, но обязательно с ложками. Зато я… без котелка и кружки, и без ложки для полноты коллекции.

— Вообще-то кружка у меня с собой есть. — И, порывшись в сумке, я вытащил термокружку с пластиковой крышкой — ещё одну память о далёком, а теперь уже, что там вилять, и вовсе недостижимом доме.

— Так что ж ты молчал-то, гад?! — возопил Ниршав. — Раньше б сказал, и не низводили б мой шлем до котелка!

— Ты на размер посмотри, — хладнокровно одёрнула Аштия. — Представь, во сколько б приёмов пришлось готовить суп в такой крохотной ёмкости.

— И, главное, как долго. Посудина сделана специально таким образом, чтоб не нагреваться ни фига. В неё можно кипяток наливать и потом держать голой ладонью. В обратную сторону этот принцип, само собой, тоже работает. А ты, Ниршав, не расстраивайся. Зато у тебя теперь шлем будет вкусно пахнуть.

Офицер ответил ожидаемым потоком ругательств, но настолько добродушно, что и более придирчивый человек не подумал бы оскорбиться. Я же изначально был настроен на доброжелательность. Без последней в сложившейся ситуации никуда.

Похлёбка оказалась лучше, чем я ожидал. Суп не солёный, но и не пресный, как предыдущая порция еды, да ещё и с пикантным горьковатым привкусом — должно быть, ручей, из которого мы набирали воду, где-то протекал по солёному пласту. А природная соль — всем известно — горька и иногда обладает привкусом, который в нашей невесёлой ситуации мог сойти за приправу. Кусочки орехокаштанов попадались не до конца разваренные, твёрдоватые, но в целом напоминали обыкновенное пшено. И, кажется, были довольно-таки сытными.

Госпожа Солор подгребла то, что осталось, и вручила шлем Ниршаву: оттирай, мол. Он сделал было лицо, однако не стал острить или шутливо качать права — взгляд у женщины был настолько усталый, что сразу вспоминалось — в отличие от всех нас она ещё не отдыхала. Хотя тоже не валялась брюхом кверху, сперва руководила войсками, потом шла, тащила вещи и даже дралась.

— Ты б вздремнула тоже, что ли, — протянул Ниршав.

— Я вздремну, куда денусь. Чуть попозже. Пошли, ребята, не будем зависать на месте. Это слишком опасно.

— Слушай, Аштия, как ни крути, но тебе лучше было бы доспехи обратно на себя навьючить.

— Смысл?

— Свободные руки и меньший градус усталости. Какая разница, на тебе они или нет теперь, когда от зрения тварей мало что зависит? Зависит от чутья на энергию, а тут хоть светись, хоть грохочи сапогами, всё равно будет «потягивать» силой.

— Уворачиваться не смогу.

— Если учесть, что первыми всё равно лезем мы с Сертом, то какая разница?

— Если меня опрокинуть, не смогу быстро вскочить.

— И не надо.

— Тут ты здорово заблуждаешься.

— Всё верно, однако вероятность минимальна. Куда менее вероятна, чем возможность от усталости просмотреть опасность, или в бою не успеть свёрток бросить, оказать сопротивление. А так даже если отбить атаку не успеешь, на пути демона встанет металл.

— Уговорил. Помоги одеться.

И Аштия со вздохом потянулась к связке доспехов. Распутала ремни. Пальцы плохо слушались её, но когда я заглянул ей в лицо в тревоге, боясь, что она просто отключится, женщина постаралась ободряюще улыбнуться мне.

— Всё нормально, сейчас отправимся.

— Думаешь, сможем по пещерам пересечь хребет?

— Мне куда больше улыбалось бы отыскать второй выход, а там уже решать. Нам надо где-то встать лагерем. И — кстати! — придумай, как тащить остатки тушки. В шкурку заверни, я ею после отдыха займусь. Самый лучший вариант. Нам же нужно будет что-то есть и завтра, и послезавтра…

— Да, брюхо — злодей, старого добра не помнит, наутро опять спросит.

— Это у вас такая поговорка?

— Примерно такая.

— Очень точная. Прости, не мог бы ты помочь? — и она подставила плечо.

Сражаясь с ремешками и пряжками, я обнаружил, что и сам владею пальцами так себе. Это понятно, мне бы сейчас валяться, пить, есть и ничего не делать. Однако я тащусь куда-то, рву жилы, дерусь и ещё глотаю дурной воздух демонического мира, попутно облучаясь местной магией, которая, как радиация, способна наделать дел.

Это понятно, однако по-настоящему страшно. Если усталость и влияние среды не даст мне нормально отбиваться от демонов — что тогда? Думать об этом не хотелось, не моглось. Если об этом думать, можно лечь и умереть прямо здесь и сейчас. На фиг, на фиг. Как-нибудь. И не из таких ям выбирались.

В глубине души я прекрасно понимал, что все прежние проблемы были просто мелочью по сравнению с тем, что случилось теперь. Но акцентировать на этом собственное внимание не хотелось.

Солёная, да ещё и с горчинкой вода ни фига не утоляла жажду. Я подумал о том, что надо бы найти какой-нибудь нормальный источник и хоть сколько-то воды налить в термокружку. Крышка прилегала очень плотно, в принципе полную кружку даже можно было положить в сумку, особенно если обвязать сверху чем-нибудь.

Мы ползли по пещере, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, шарахаясь от каждого реального или почудившегося звука, вполголоса матерясь на вылетающие из-под ног камни. Не всегда, увидев, что Аштия споткнулась, я догадывался подать ей руку — сказывалась даже не усталость, а оцепенение, изнеможение, какое-то полнейшее равнодушие к окружающему миру. В конце концов, мы остановились где попало, чуть ли не посреди длинной и широкой пещеры, Аштия сняла только наплечники, умостилась на камнях, прижалась щекой к плоскому, словно волной отшлифованному валуну и уснула.

Когда она спала, лицо у неё делалось беспомощным и совсем некрасивым — блёклым, невыразительным, старым. Впрочем, после всего случившегося трудно выглядеть хорошо. Ниршав, вроде бодрствовавший, сидел рядом в такой расслабленной, оплывшей позе, что у меня возникали сомнения — успеет ли он хотя бы пошевелиться в случае внезапного нападения. И вообще в сознании ли он?

— В сознании, в сознании, — пробормотал офицер. — Просто всегда тяжело переношу насыщенный магический фон. Из-за этого практическую часть обучения толком не смог закончить. Только теория. А ты ничего, держишься.

— Я после выхода из «гармошки» обычно двое-трое суток валялся просто никакой.

— Это нормально. Это у «чистых» бывает. Когда организм воспринимает окружающий фон просто как определённые условия жизни, вроде того или иного запаха, сильного или слабого освещения, и приспосабливается к ним. А потом резкий перепад — как из тумана резко в сухую жару, или из долины сразу на вершину горы, где трудно дышать. И становится не по себе. Плохеет, — Ниршав вздохнул, в задумчивости поскрёб нагрудник. — Ты-то из нас самый удачливый в этом смысле, ты-то протянешь дольше всех.

— Пессимистично ты как-то смотришь на ситуацию.

— А как ещё смотреть? Не пессимистично, а реалистично. К сожалению, мы почти обречены. Это ж надо было продумать настолько сложную комбинацию!.. Не ожидали мы от нашего противника подобной хитрости, а зря. Его величество-то тоже из числа уроженцев демонического мира. А ведь как толково в своё время всё обделал…

— Легко захватил Империю?

— Не то чтобы легко, но очень уж стремительно.

— Интересно, что же тогда сделала предшественница госпожи Аштии? — усмехнулся я не без иронии.

— Не-ет, вины госпожи Кареои Солор в случившемся не было. Как раз в тот момент Империя начала войну с одной из отдалённых провинций. Когда армия вернулась к столицам, те уже были захвачены. И большая часть страны — тоже. И почти все лорды успели принести новому императору присягу.

— Подсуетились…