Страница 17 из 45
Это бычок, ляжки у него заплыли жиром, рабы привязали его к жерди и несут, положив жердь себе на плечи. Дверь в пиршественный покой низкая и небольшая. Я вхожу следом за ними.
Внутри много людей, одни слоняются без дела, другие сидят за столом, рабы подвешивают бычка над очагом на вертеле и все время поворачивают его под оживленный гомон присутствующих. Во главе стола сидит она. Сегодня она пьяна и поэтому весела, но за этим весельем я вижу полыхание ненависти, которая может опалить многих, если прорвется наружу.
— Лей на него жир! — кричит она.
Рабыня выливает на бычка чашку жира. Капли жира трещат в огне. В полумраке у двери мужской голос негромко заводит воинственную песню. Несколько человек подхватывают ее. Королева опирается о край стола, и ее голос, словно нож, рассекает песню:
— Лей больше жира!
Хеминг проходит мимо, меня он не видит, поравнявшись с резным Одином, венчающим священный столб, он на ходу плюет богу в лицо.
Кто замечает это, кто — нет, однако никто не вскакивает, лишь Одни, легко скользящая с большим подносом между мужчинами, концом косынки стирает его плевок. Думаю, она делает это не из страха перед богом, а чтобы предупредить недовольство, которое кощунственный поступок Хеминга может вызвать у окружающих. Через несколько минут Хеминг и Одни встречаются у очага. Он легко и быстро гладит ее по щеке — словно две птицы соприкасаются крыльями, — и Одни радостно улыбается.
Королева, сидящая на почетном месте, поднялась, она нетвердо держится на ногах. Сегодня на ней самое красивое ее платье; нарядная королева, скрюченная костоломом, сгорбленная, опирается на два костыля, пальцы ее похожи на когти, иногда в ее темных, хотя и водянистых глазах мелькает молодой задор. Она кричит:
— Лей больше жира!
Подбегают рабыни. Человек, сидящий у самого очага, — это Лодин — пинает одну из них в зад. Ему хочется ущипнуть и Одни. Но Хеминг тут как тут. На мгновение они с Лодином замирают друг против друга — оба оскалились, однако ни один не замахивается. Королева, не заметившая этого столкновения, снова кричит:
— Лей больше жира!
Вносят большие деревянные бочонки с пивом. Наполняются рога. Хеминг, который ничего не делает без умысла, подходит к Лодину и наполняет его рог.
— Если хочешь, могу наполнить его кровью, — говорит он.
— Тогда уж свой, — отвечает Лодин.
— Одни — моя, и никто не смеет к ней прикасаться, — говорит Хеминг.
— А ее не убудет! — бросает Лодин.
Хеминг замахивается, но в это мгновение к нему подходит Хаке, ястребник, который говорит мало, но видит и понимает все. Он отводит в сторону руку Хеминга. И прижимает палец к срезанным губам Лодина.
— А ты молчи! — говорит он. И отступает.
Хеминг и Лодин расходятся.
Королева кричит:
— Лей больше жира!
В пиршественном покое дымно, пахнет горелым жиром, рога снова наполняют пивом. Приносят мед. Мужской голос в углу у двери заводит новую лихую песню. Он хриплый и усталый, но заглушить его невозможно, я слышу, что это голос старого Бьернара. Он покачивается и повторяет нараспев слова королевы:
— Лей больше жира!
Одни и Гюрд должны жевать мясо для королевы. Они отрезают маленькие ломтики телятины, тщательно их прожевывают и, выплюнув на ладонь, отдают королеве. Она ухмыляется.
— Небось хочется, чтобы вас самих пожевали мужики! — ворчит она. Набрав полную пригоршню мяса, она швыряет его в лицо Гюрд. Та
отшатывается, молчит и, не дожидаясь приказания, снова жует, королева начинает есть мясо, и в ней как будто просыпается мужество и бодрость.
В дальнем конце стола затеяли игру в ножи — это древняя игра. Один человек всаживает нож в дерево, другой, ухватившись зубами за лезвие, старается его вытащить. Это не так-то просто. Можно порезать язык, и, даже если нож удастся вытащить, победитель почти всегда поранит себе уголки губ. Многие пробуют вытащить нож. Подзуживают и Хаке. Я замечаю, что он очень осторожен, не поддается азарту, прикусив лезвие с тупого края, он старается держать губы раскрытыми, ему не удается вытащить нож, и, отходя от стола, он бросает несколько безразличных слов. Теперь все громко зовут Лодина.
Лодину легче: у него нет губ, и он не может их порезать, не то что другие. Он становится перед столом на колени. Нож торчит в ножке стола. Сжав сталь зубами, Лодин начинает раскачивать нож. Наверно, у него недостаточно крепкие зубы, нож не поддается.
Хватка Лодина ослабевает, нож скользит по десне, течет кровь, Лодин с криком вскакивает с колен.
— Ты проиграл, — холодно говорит Хеминг.
Лодин вытирает кровь и ухмыляется.
— Что же твое колдовство не помогло тебе вытащить нож? — спрашивает Хеминг.
Он показывает на нож и смеется. Вместе с ним смеются многие. Королева набирает в пригоршню мяса и бросает его на стол.
— Лей больше жира! — кричит она.
Возможно, этот возбужденный крик королевы спас Хеминга, Лодин уже нацелился ему между глаз. Теперь на колени опускается Арлетта. Она некрасива. И она — помощница смерти: в тот день, когда королеву положат в курган, Арлетта убьет одного или несколько человек, которых королева выберет себе в провожатые. Арлетта сильна и бесстрашна.
Одна грудь у нее обнажилась и висит, касаясь грязного земляного пола. Арлетта вцепилась зубами в сталь, извиваясь, она раскачивает и гнет нож. Хеминг берет чашку с жиром и роняет одну каплю горячего жира ей на грудь. Арлетта отшатывается.
Лезвие ножа выходит из дерева.
Арлетта встает, держа нож между зубами. Из губ у нее сочится кровь.
Хеминг поднимает ее руку.
— Ты победила! Ты победила!
Лодин безмолвствует. Королева кричит надтреснутым голосом со своего конца стола:
— Лей больше жира!
Лодин вскакивает на лавку, и, когда мимо него проносят чашку с жиром, он плюет в нее огнем. Это колдовство. Жир загорается, никто не может объяснить, как это получилось. Рабыня, державшая чашку в руках, с криком роняет ее, бусинки жира гаснут, сверкнув на мгновение. Кто-то хлопает в ладоши. Лодин вернул себе то, что он потерял, не сумев выдернуть нож.
Неожиданно на старую Отту накатывает волна злобы. Она выпила несколько лишних кружек меду и теперь еле держится на ногах.
— Эта похлебка из собачины! — кричит она из своего темного угла.
Отта тоже скоро умрет. Она в этом не сомневается. Перед смертью королева прикажет своей самой старой и слабой рабыне последовать за ней. Отта мечтает об этом. Она боится лишь одного: как бы ей перед смертью обманом не подсунули похлебку из собачьего мяса. Хаке закатывает ей оплеуху.
— Вечно одно и то же, — устало говорит он.
Я не свожу глаз с Хаке: ястребник — опасный человек.
Праздник в самом разгаре, сейчас произойдет то, чего все ждут. Приносят и зажигают факелы. Их втыкают в земляной пол на небольшом расстоянии друг от друга. Между факелами кидают серебряные украшения. Гюрд и Одни получили приказ от королевы. Обе молоды и красивы. Они послушно раздеваются, снимая с себя все до последней нитки. Им предстоит проползти между факелами и подобрать украшения. Для этого требуется изрядная ловкость. Нельзя слишком приближаться к огню — могут вспыхнуть волосы. Женщины ползут на коленях, извиваются, отвернув лицо от одного факела, они чересчур приближаются к другому. Я наблюдаю за королевой — в глазах у нее жадная радость, но смотрит она не на ползающих женщин, а на мужчин, которые пожирают их глазами.
Все в порядке.
Одни и Гюрд подобрали все украшения.
Они встают.
— Одевайтесь! — кричит королева.
И повышает голос:
— Нынче ночью никто из вас не коснется этих женщин даже пальцем!… Она машет рукой, и слуги подносят факелы к ней поближе. Теперь ее хорошо видно всем.
Она встает.
В пиршественном покое становится очень тихо — кто был пьян, сразу протрезвели, кого переполняла радость, теперь душит страх.
Королева выжидает, переводя взгляд с одного лица на другое. Потом говорит:
— Королева Усеберга приняла решение. Меня похоронят так, как не хоронили еще ни одного конунга. Двенадцать человек последуют за мною в курган!