Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Студенты беснуются, я не верю своим глазам, наблюдая такое повторение день в день, почти час в час, год спустя. Бы­вает же такое».

КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК

Уви­дев столь несравненн­ую кра­соту, шах­заде вскрик­нул и лишился чувств.

(Хорас­анская сказка)

«4 февраля…. После Ай–Дере едем выше по Сумбару к Куруждею. На уже из­вестном мне с предыдущих лет гнездовом участке бородача нашли его новое гнездо. Взрослая птица насиживает, потом слетела, продемонстрировав то, чего я ни­когда не видел раньше: в полете периодически сводит под корпусом чуть согнутые в кистевых сгибах крылья, почти ка­саясь их концами друг Друга. Очень особо, очень красиво и с очевидностью демонстрируя, сигнализируя о чем‑то около гнезда. Каков поведенче­ский оттенок этой демонстрации? В чем ее особенность?

Рассматривали это, когда на скале под гнездом вдруг увидел стенолаза ― чуть крупнее воробья, серую, незаметную, как мышка, птичку с длинным изогнутым клю­вом. Поведение у него совершенно особое: держится на скалах, как пищуха на ство­ле дерева, снует по вертикальным поверхностям, разыскивая в трещинах съестное. На фоне скал незаметен совер­шенно, лишь попискивает иногда, а так просто лазает снизу вверх по стенке (стенолаз ведь).

Птица потрясающая. Своей приспособленностью к столь особым условиям обита­ния завораживает наблюдателя мгно­венно, но непосвященного взора никогда не при­влечет, заметить стенолаза трудно. Но лишь до тех пор, пока этот скром­ник не рас­кроет крылья.

Потому что эти неописуемые крылья столь же примечательны, как и подчеркнуто скромная незаметность всего его обли­ка в целом. Дело в том, что крылья сочетают в себе черное, белое и флюоресцентно–малиновое! Что используется сам­цом при уха­живании за самкой и при выяснении отношений с конкурентами в брачный сезон.

Не видно ничего на скале, снует по ней неявная тень, а потом вдруг р–р-раз! ― и из ничего распускается прямо на кам­нях буквально светящаяся изнутри ярко–мали­новая красота! Словно кусок камня превратился, как в мультфильме, в фантастичес­кий по своей яркости цветок».

ДИСКРИМИНАЦИЯ ЦВЕТНЫХ?

Если бы мне это было ведом­о, я бы не ста­ла спрашивать тебя.

(Хорас­анская сказка)

«18 декабря…. Моими аспирантскими трудами в окрестностях Кара–Калы стали появляться птички, встреча с которыми может нанести психологическую травму не­подготовленному студенту–зоологу. Или привить интерес к родной природе человеку самой далекой от нее профессии или на­циональности. Это ― мои крашенные рода­мином или пикриновой кислотой ярко–малиновые или лимонножелтые жаворон­ки. Тропическое, можно сказать, буйство красок.

Смею вас заверить, что восприятие всего наблюдаемого в поле, а уж конкретных изучаемых процессов и птичек особен­но, приобретает в прямом и переносном смыс­ле совершенно особую окраску, когда вдруг через несколько дней после ме­чения, уже в другом месте, в кормящейся стае серо–бело–бежево–пестреньких жаворонков натыкаешься биноклем на све­тящуюся искусственно–ярким фонарем, уже знакомую окольцованную птицу. Это очень необычно, дает важный материал и несказанно ра­дует орнитологическое сердце. Потому как это позволяет сделать тот или иной вы­вод не наугад, не «пред­полагая на основе» в той или иной степени обоснованных за­ключений, а наверняка. Это ― строгий научный факт: птица была поймана и помече­на там‑то и тогда‑то, повторно отмечена здесь и сейчас.

Рекорд поставлен давно уже обесцветившейся и перелинявшей самкой рогатого жаворонка, которую я узнал в бинокль по кольцам на лапе и добыл в Долине Лучков посреди опустыненных холмов в двадцати метрах от места, где поймал и по­метил ее прошлой зимой двести девяносто дней назад! Клёво, да?

Летал жаворонок, попался зимой в мой лучок, был помечен: покрашен, получил на левую лапу стандартное алюмини­евое кольцо с номером, на правую ― яркое пла­стиковое (желтое); был выпущен, улетел; дозимовал в долине Сумбара; потом отко­чевал куда‑то выше в горы, на пологие остепненные плакоры; вывел там потомство, прожил еще год такой не­простой жавороночьей жизни.

Я сам уехал в Москву и прожил год своей аспирантской жизни, потом приехал в Кара–Калу следующей зимой, в какой‑то день и час пришел в некую точку в холмах и вновь увидел ту же самую птицу, прилетевшую на зимовку точно в то же самое ме­сто, что и прошлой зимой… Ну не прелесть ли?!

И опять же, до чего сильны стереотипы. Ну зачем мне потребовалось ее добывать? Я что, в бинокль колец не разгля­дел? Все отчетливо было видно. А все равно пристрелил. Потому как не уверен, что визуальная регистрация будет признан­а дотошными коллегами в качестве надежного факта, без формального «докумен­тального подтверждения»… Тяже­лый случай… Наука, видите ли, орнитология…

Рогатый жаворонок ― это широко кочующий здесь вид, мотается из гор в долину и обратно в зависимости от сезона, и такое территориальное постоянство! А некото­рые перелетные виды, прилетающие в Копетдаг на зимовку из далеких се­верных регионов, всю зиму живут здесь в подходящих местах оседло; я своих меченых заря­нок и лесных завирушек на­блюдал на одних и тех же индивидуальных территориях (в одних и тех же кустах) по нескольку зим подряд.

Конечно же, все эти воробьиные знают местную географию и явно имеют излюб­ленные места зимовок, кормежек и т. п. А с хищниками и того пуще: часто летают од­ними и теми же охотничьими маршрутами, отдыхают и едят на излюбленных приса­дах. Так что это лишь для стороннего наблюдателя в природе хаос, мотаются птичьи стаи туда–сюда; а на самом деле во всем не просто порядок и причина, но, помимо того, еще и личный птичий опыт, навыки, знание территории, а то и пристрастия. Из­любленные тропы протоптаны не только по земле, но и пролетаны по воздуху.

Недавно нашел в самой Кара–Кале ночевку маскированных трясогузок. Птички со­бираются постепенно, подлетая пара­ми и поштучно, на проводах около ковровой фа­брики, а потом, посидев там и пощебетав про свои птичьи новости, пикиру­ют в гу­стую куртину высокого тростника, растущего за забором соседнего дома.

Среди трясогузок на проводах сидит и помеченная мною недавно самка: она по­крашена неимоверно ярким родамином и сияет, как фонарь, неестественно ярким розовым цветом (хотя до естественного великолепия крыльев стенолаза ей дале­ко). То, что для этой птицы вероятность быть съеденной хищником возрастает, это ясно; а вот как собственные собратья реагируют на такую претенциозную исключитель­ность?»

НАРОДНЫЙ КОНТРОЛЬ

Сот­ни лет живу я здесь, но, как объясн­ить увиденн­ое вами, не знаю.

(Хорас­анская сказка)

«24 декабря…. Добыл в холмах из стаи маскированную трясогузку. Пока присы­паю кровь крахмалом и заворачиваю, ко мне с трех разных сторон, явно на выстрел, подлетели порознь два курганника и балобан. Ни один из них не может рас­считывать на то, чтобы поживиться чем‑либо от охотника или браконьера. Тогда чего ради?

Мы все же недооцениваем степень развития птичьих мозгов и птичьей любозна­тельности.

Плюс еще одно, крайне важное: то, что потребность в новой информации ― осно­вополагающее, фундаментальное свойство живой природы. Даже «неразумной». Но зато многим Homo sapience категорически несвойственное».

ПУСТЕЛЬГА

И сно­ва им овладело любопытс­тво…

(Хорас­анская сказка)

«17 декабря…. Второй раз вижу, как пустельга, поймав мелкую ящерицу, не съе­дает ее, а прячет в кустики полыни. Очень это у нее по–хозяйски получается, делови­то и по–бытовому. Летит своим хлопотливым полетом, тащит ящерку в лапах, подле­тает к маленькому кустику, садится, засовывает голову внутрь между ветвей, поло­жив провиант подальше от посторонних глаз; оглядывается по сторонам («Не подсмотрел ли кто?») и сразу улетает после этого. Неужели не забудет и найдет по­том?