Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

«23 января. Курганник, сидя на столбе, разделывает добычу и ест, отрывая по ку­сочку. Подлетела стайка среднеазиат­ских щеглов, подсела на провода не куда‑ни­будь, а в нескольких метрах от него, посидели, возбужденно щебеча, насмот­релись, снялись и полетели дальше».

«24 января…. Сорока наседает на пустельгу, сидящую на телеграфном столбе, подлезая к ней почти вплотную и в бес­сильной вредности долбя клювом по керами­ческому изолятору. В ста метрах от них на дереве аналогичная картина: дру­гая соро­ка достает другую мирно сидящую там пустельгу. Порознь делают общее дело: низ­водят невиновных».

«27 января…. Огромный филин вылетел от меня из плотной кроны высокого кипа­риса и уселся, бедолага, открыто на вы­соком тополе. К нему сразу же с истошным скандальным карканьем со всех сторон налетело с десяток ворон. Не решаясь при­ближаться вплотную, они взволнованно перескакивают по ветвям вокруг него, каркая и нервно дергая хвостами».

«5 февраля. Над узкой щелью, почти каньоном, недалеко друг от друга в воздухе два ворона, беркут, балобан, бородач и четыре белоголовых сипа. Ну и компания! Один из воронов не обращая ни на кого другого никакого внимания, пять раз подряд зло спикировал на беркута, заставив его поспешно отлететь подальше, а сам после этого сложил крылья и стреми­тельно спланировал куда‑то вниз в ущелье. Красота».

ДВУПЯТНИСТЫЙ ЖАВОРОНОК

― Надо узнать, сто они та­кие и за­чем сюда пожаловал­и, ― ска­зал пер­вый див.

― И что за надобн­ость тебе соваться в чужие дела? ― возразил второй.

(Хорас­анская сказка)

«25 февраля…. Четырнадцать двупятнистых жаворонков подсели такой плотной группой и кормились, перебегая по склону в такой толкотне, что даже в лучок попали сразу два. Внешне, на первый взгляд, двупятнистый жаворонок очень по­хож на степ­ного, но по поведению это совсем другая птица. Пока окольцевал пойманных и по­красил их флюоресцентнома­линовым родамином, остальные отлетели. Вот и думай теперь, как и что будет с этими двумя, отставшими от стаи по моей вине».

ШАШКИ НАГОЛО

― Эй, труслив­ый шах!.. Вы­ходи на поле боя и ты уви­дишь, на что я спосо­бен…

(Хорас­анская сказка)

«29 января…. Два балобана активно преследуют в воздухе могильника; пикируют на него сверху–сзади зло и стреми­тельно. Орел явно обеспокоен, при каждом пики­ровании ставит тело в воздухе вертикально, встречая атаку выставляемы­ми вперед когтистыми лапами. Сокола не развлекаются, а всерьез гонят его со своей зимней охотничьей территории. Пре­следовали четыреста метров до определенного предела, потом бросили. То же самое наблюдал здесь же через три часа Опять гнали уже дру­гого орла примерно до того же само­го места: здесь явно граница их охотничьих уго­дий. А ведь это не гнездовая территория весной, это их зимнее охотхозяй­ство…»

«2 марта…. Среди опустыненных холмов на телеграфном столбе сидит беркут; на соседнем столбе ― балобан. Беркут взлетел, перелетел к соколу и опустился прямо сверху на его место, вынудив тем самым балобана слететь. Встряхнулся и уселся на столбе с видом не очень умного, но явно более сильного (беркут вдвое крупнее ба­лобана по размаху крыльев).

Вытесненный со столба сокол сразу набрал высоту и спикировал на орла раз, по­том другой. Орет истошно, атакует все­рьез, заставил тяжеловесного беркута слететь и не отстает, преследует с воплями, вновь и вновь пикируя сверху.

Орел при каждой атаке переворачивается в полете на спину, заслоняясь лапами. Сделал круг, опять вернулся и сел на тот же столб, но сокол не отстает, продолжает пикировать снова и снова, злится, не отстает. Беркут опять слетел и уселся на землю под столбом, а балобан настырный попался, спуску не дает, продолжает пикировать. Орел пригибается, вскиды­вает крыльями, а балобан орет и орет, атакует и атакует. Кончилось тем, что беркут взлетел и поспешно полетел оттуда в метре над землей, сопровождаемый соколиными атаками. Все правильно: сам нарвался».

ОХОТА БАЛОБАНА

Взя­ли они с со­бой лов­чих птиц и покин­ули дво­рец.

(Хорас­анская сказка)

«2 февраля…. Охотятся балобаны зимой в долине Сумбара на колониях песча­нок. Иногда вижу в разных местах четырех соколов одновременно ― соседствуют друг с другом вполне мирно вопреки традиционным представлениям о со­колиной агрессивной территориальности. При этом, однако, гоняют с зимних охотничьих участков других хищников (напри­мер, орлов); так что поди еще разберись… Совершают обзорные полеты на большой высоте и довольно далеко от коло­ний грызунов.

Вот, полетав некоторое время в полукилометре от спокойно кормящихся зверьков, неосмотрительно удаляющихся от своих нор, самец балобана резко снижается до высоты метра–двух и стремительно летит, наращивая и наращивая ско­рость, как крылатая ракета, следуя рельефу холмов.

Появляясь бесшумной тенью из‑за гребня холма, сокол с налета либо хватает пес­чанку (не успевшую даже пискнуть), раскрыв крылья и мгновенно погасив скорость, либо бьет жертву лапой, не замедляя движения, стремительно проносясь дальше по плавной дуге на разворот, чтобы вернуться и подобрать добычу.

Пораженная молниеносным ударом, жертва летит кувырком в воздухе несколько метров и падает на землю безжизнен­ным трупиком с почти всеми переломанными костями ― настолько силен удар. Вернувшийся сокол присаживается на жертву, си­дит секунду, глядя по сторонам, потом взлетает, прижимая добычу к брюху, ― лишь ее длинный хвост с кисточ­кой на конце свисает вниз.

Не успевает удачливый охотник отлететь от мгновенно опустевшего склона холма, как на него с требовательными крика­ми налетает капризная самка. Обе птицы выде­лывают в воздухе необычные кульбиты, хлопая крыльями, после чего самка получа­ет свой обед от добытчика–супруга и усаживается за трапезу на кромке высоченного лессового обрыва, посматри­вая с высоты на многие десятки километров вокруг (Есть песчанку начала с головы.)».

ПРИКОЛ В КИЗЫЛ–АТРЕКЕ

Падиш­ах, прикус­ив от изумле­ния па­лец, мол­чал…

(Хорас­анская сказка)

«14 марта…. Ночевали у туркменов в Кизыл–Атреке. Я утром насильно спал изо всех сил, сколько мог, чтобы Степаны­ча с Бегенчем не разбудить; встал позже обыч­ного, не торопясь чищу во дворе зубы, посматриваю на перспективу посел­ка.

Посреди плоской пустыни ― обжитой квадрат километр на километр, впритык застроенный одноэтажными домами, над крышами которых ни одного деревца, толь­ко фонари, опоры и переплетение проводов ― серая мрачность на земле, а над ней паутина проволоки ― зона зоной.

Присмотришься внимательнее: люди ходят, машины изредка ездят, ишаки гуляют, верблюд стоит прямо на улице, за­думчиво смотрит на телеграфный столб. Вроде и не зона. Но вроде и не воля ― не сбежишь: вся жизнь здесь на привоз­ной воде. По­купать приходится и питьевую и техническую. От крыши каждого дома в подземный бункер (гаудан) идет труба для сбора дождевой воды, которая здесь часто ― лучшая по качеству. Да и вообще, терять воду от зимних дождей ― недопустимая роскошь. Обо всем этом, смывая мыло с рук под умывальником с соском, уже не забываешь.

Вчера, добравшись до места, нашли директора станции субтропических культур; он вышел к Степанычу в зимней шапке, пиджаке, белой рубашке, всегдашних здеш­них полосатых пижамных штанах и в резиновых сапогах: зима, дожди, грязнова­то.

Степаныч остался дела обсуждать, а мы с Бегенчем покатили по поселку, загляну­ли в магазин. На прилавках пустовато: жрать нечего; в отделе книг на русском языке только запыленные материалы съезда в добротных бордовых переплетах и «Олене­водство» в невзрачной серой обложке. Я сначала аж сморгнул, не поверил глазам, все же, думаю, «Овцеводство», наверное; ан нет, не галлюцинация, все как есть. «Утверждено в качестве пособия для сельскохозяйственных техникумов». Ну и пра­вильно: верблюд ― хорошо, осел ― хорошо, «а олени ― лучше».