Страница 9 из 81
Еще там стоял небольшой шкафчик для бумаг, который я всегда держал запертым. В нем находились материалы, касавшиеся тех, с кем можно поиграть. Я сел за свой маленький стол и заглянул в шкафчик. В данный момент у меня оказалось в наличии не слишком много вариантов. Имелось две возможности, но в силу известных обстоятельств я ими не воспользовался и теперь не был уверен, воспользуюсь ли когда-нибудь. Я открыл папку. В ней лежали материалы на педофила-убийцу, которого дважды оправдывали из-за хорошего алиби. Я уверен, что смогу доказать его вину — естественно, не по закону, но в достаточном соответствии строгим стандартам моего приемного отца полицейского Гарри. Еще клуб на Саут-Бич, неоднократно указывавшийся как место, где в последний раз видели исчезнувших людей. Он назывался «Фэнг» [3]— совершенно идиотское название для клуба. В дополнение к сообщениям о пропавших, он фигурировал в документах Иммиграционной службы. В клубе отмечался необычайно высокий уровень текучести кадров среди кухонных работников, и кто-то заподозрил, что не все мойщики посуды сбегали обратно в Мексику из-за плохого вкуса местной воды.
Нелегальные иммигранты — это легкая добыча для разного рода хищников. Если кто-то из них пропадает, официального заявления не поступает — семья, друзья и работодатели боятся идти в полицию. И они исчезают, сколько — никто не знает, но, я думаю, достаточно для того, чтобы удивить даже жителей Майами. И кто-то в этом клубе определенно пользовался ситуацией. Скорее всего, по моему мнению, менеджер, так как он в любом случае знал о текучести кадров. Я пролистнул бумаги и нашел его имя: Джордж Кукаров. Он жил в очень хорошем месте недалеко от клуба — на Дилидо-Айлэнд. Удобно и для работы, и для развлечений. Можно свести баланс, нанять диджея, убить мойщика посуды и съездить пообедать домой. Я буквально видел, как все это устроено — удобно и аккуратно, и мне стало почти завидно.
Я отложил папку и задумался. Джордж Кукаров — менеджер ночного клуба, убийца. Все было совершенно ясно, настолько ясно, что гончая Декстера подскочила, поскуливая и дрожа от нетерпения броситься в погоню за лисой. И Пассажир, соглашаясь, раскрыл крылья с шорохом, в котором слышалось: «Да, это он. Сегодня, сейчас».
Через окно в комнату проникал лунный свет, и я чувствовал, как он вливается мне под кожу, прорезает себе путь глубоко внутрь и беспокоит темное озеро в моей сердцевине, заставляя сознание подкидывать мне удивительные мысли. Я представлял себе его, привязанного клейкой лентой к столу, корчащегося в холодном поту от того самого парализующего страха, который он заставлял испытывать… кто знает скольких. И я видел, как опускается мой старый надежный нож…
Но мысль о Лили-Энн неожиданно всплыла в моем сознании, и лунный свет перестал казаться мне таким уж ярким, умолк и тихий зов лезвия. Новая личность Декстера каркнула: «Больше никогда», — и луна зашла за пушистое серебряное облачко — Лили-Энн, нож скользнул в ножны, Декстер вернулся к своей жизни добропорядочного обитателя пригорода, а Кукаров унесся продолжать свои злодейства.
Темный Пассажир, разумеется, пытался сопротивляться, как и рациональная часть моего разума. «Подумай, Декстер, — мурлыкал он, — неужели мы можем оставить все эти развлечения хищников безнаказанными? Позволить монстрам бродить по улицам, когда в наших силах остановить их навсегда и при этом получить удовольствие? Неужели мы действительно проигнорируем этот вызов?»
Я вспомнил об обещании, которое дал в больнице. Я должен стать лучше. С Демоническим Декстером покончено, теперь я Декс-папочка, посвятивший себя благополучию Лили-Энн и остальной моей семьи. Впервые человеческая жизнь показалась мне чем-то редким и ценным, несмотря на бесчисленное множество этих жизней, подавляющее большинство которых ничем не могло доказать свою ценность. Но ради Лили-Энн я должен измениться, и я это сделаю.
Я уставился на лежавшую у меня на коленях папку. От нее исходило тихое, искушающее пение, умолявшее меня присоединиться, обещавшее, что в лунном свете мы вместе споем прекрасную песню. Но нет. Мой новорожденный ребенок, подобно опере, заглушил своей увертюрой это тихое пение. Твердой рукой я скормил бумаги шредеру и пошел спать.
Следующим утром я немного опоздал на работу, так как сначала отвез Коди и Эстор в школу. Раньше это всегда делала Рита. Но теперь, разумеется, все изменилось, настал год первый Золотого Века Лили-Энн. В обозримом будущем мне придется отвозить старших детей в школу. По крайней мере до тех пор, пока Лили-Энн не подрастет настолько, чтобы безопасно ездить в детском кресле. И если ради этого надо пожертвовать возможностью приходить на работу с первыми трелями малиновок, что ж, это не большая потеря.
Впрочем, жертва показалась мне несколько более серьезной, когда я наконец добрался до своего офиса и обнаружил, что кто-то другой, а не Добрый Декстер, принес пончики и от них уже осталась только помятая коробка в пятнах жира. Но зачем мне пончики, когда жизнь и так сладка? Я приступил к работе с улыбкой на устах и песней в сердце.
В этот раз не было никаких отчаянных звонков, призывающих меня устремиться на место преступления, и за первые полтора часа рабочего дня я успел сделать много бумажной работы. Я позвонил Рите и убедился, что с Лили-Энн все хорошо и ее не похитили пришельцы. Когда она сонным голосом ответила мне, я пообещал навестить их после обеда.
Я заказал кое-какие расходные материалы, заполнил несколько отчетов, наведя таким образом в своей профессиональной жизни почти полный порядок. Конечно, это не могло восполнить утрату пончиков, но я был доволен собой — Декстер считает порядок своим Долгом.
Когда около десяти на моем столе зазвонил телефон, мои глаза все еще застилала розовая пелена удовлетворения.
— Морган слушает! — радостно сообщил я в трубку и был вознагражден угрюмым голосом моей сестры Деборы.
— Где ты? — поинтересовалась она, не особенно вдаваясь в подробности. Если я говорил с ней по служебному телефону, длинным шнуром прикрепленному к моему рабочему столу, где я мог быть? Вероятно, сотовые телефоны действительно разрушают ткани мозга.
— Я тут, на другом конце провода, — ответил я.
— Встретимся на стоянке, — отрезала она и бросила трубку, прежде чем я успел возразить.
Я нашел Дебору возле ее служебной машины. Она раздраженно опиралась на капот и так злобно смотрела на меня, что я, по подсказке своего стратегического таланта, решил атаковать первым:
— С какой стати тебе пришло в голову встречаться здесь? У тебя есть прекрасный офис со стульями и кондиционером.
Она выпрямилась и полезла за ключами.
— В моем офисе завелись паразиты, — сказала она.
— Какие?
— Дик, — ответила она. — Этот сладенький сукин сын без капли мозгов не оставляет меня в покое.
— Он не может оставить тебя в покое. Он твой напарник.
— У меня крыша едет от этого, — заявила она. — Он притаскивает свою задницу на мой стол и сидит там, ожидая, что я втрескаюсь в него по уши.
Мое воображение нарисовало потрясающую картину: Дебора с треском врезается в своего напарника и оказывается по уши в нем. Но насколько бы яркой ни была картина, особого смысла в ней я не увидел.
— А с чего это тебе втрескиваться по уши в твоего напарника?
Она покачала головой:
— Может быть, ты не заметил, но он хорош собой до идиотизма. Если действительно не заметил, то ты единственный в этом здании. Включая самого Дика.
Конечно, я обратил на это внимание, но не понял, какое отношение его до неприличия смазливая физиономия имеет к предмету дискуссии.
— Ладно, — сказал я, — заметил. И что с того?
— Он уверен, что я наброшусь на него, как любая другая девица, — ответила она. — А меня тошнит от этого. Он тупее бревна, только и может, что сидеть на краю моего стола, ковыряться нитью в своих идеальных зубах и ждать моих указаний. Если бы мне пришлось терпеть это хотя бы на две секунды дольше, я бы вышибла ему мозги. Садись в машину.
3
От англ.fang — клык.