Страница 2 из 28
— Не усложняй себе жизнь, — посоветовал я, поднимаясь на ноги. Он был силен, но я, благодаря регулярным кормлениям, был намного сильнее. — И не обманывай себя, воображая, будто Катерина тебя любила. Она любила свое могущество и то, что могла получить от нас. Но нас она не любила никогда.
У Дамона загорелись глаза. Он помчался на меня со скоростью галопирующей лошади. Твердое как камень плечо врезалось в меня, отшвырнув к дереву. Ствол раскололся с громким треском.
— Она любила меня.
— Почему тогда она и меня сделала вампиром? — спросил я, поднимаясь перекатом и готовясь к следующему удару.
Слова возымели желаемый эффект. Дамон опустил плечи и пошатнулся.
— Отлично, — прошептал он, — тогда я сделаю это сам. — Он поднял другую ветку и направил ее себе в сердце.
Я выбил деревяшку и завернул ему руки за спину.
— Ты мой брат. Моя плоть и кровь. Пока я жив, будешь жить и ты. Вперед! — Я подтолкнул его в сторону леса.
— Куда — вперед? — тускло поинтересовался Дамон, позволяя мне тащить его за собой.
— На кладбище. Нам нужно посетить одни похороны.
В глазах Дамона появилась тусклая искорка интереса.
— Чьи?
— Отца. Ты не хочешь сказать последнее «прости» человеку, который нас убил?
2
Мы с Дамоном припали к земле в зарослях болиголова за мавзолеем, в котором покоились кости основателей Мистик-Фоллз. Несмотря на ранний час, вокруг разверстой дыры в земле стояло, понурив головы, почти все население городка. Облачко пара взлетало в лазурное небо с каждым выдохом толпы, как будто все благородное собрание курило дорогие сигары, а не пыталось перестать стучать зубами.
Мои чувства были настолько обострены, что я воспринимал всю сцену разом. В воздухе висел приторный аромат вербены — растения, лишающего вампиров сил. Трава была покрыта росой, и каждая ее капелька падала на землю с серебряным звоном, а вдали звенели церковные колокола. Даже с этого расстояния я видел слезинку в уголке глаза Онории Фелл.
Внизу на кафедре переминался с ноги на ногу мэр Локвуд, пытаясь привлечь внимание толпы. Я мог даже различить над ним крылатую фигуру, статую ангела, отмечавшую место последнего упокоения моей матери. Рядом располагались два пустых участка, где должны были быть похоронены мы с Дамоном.
Голос мэра прорезал холодный воздух. Моим сверхчувствительным ушам он показался таким громким, как будто мэр стоял совсем рядом.
— Мы собрались здесь, чтобы проститься с одним из славнейших сынов Мистик-Фоллз, Джузеппе Сальваторе, человеком, который ставил город и семью превыше себя самого.
Дамон ударил кулаком по земле и пробормотал:
— Семья, которую он убил. Любовь, которую он уничтожил. Жизни, которые он разбил.
— Ш-ш-ш. — Я прижал его предплечье к земле.
— Если бы я писал портрет этого великого человека, — Локвуд продолжал говорить, перекрывая всхлипы и вздохи толпы, — то по обе стороны Джузеппе Сальваторе я изобразил бы его павших сыновей, Дамона и Стефана, героев битвы с нечистью. Мы должны учиться у Джузеппе, подражать ему и быть готовыми избавить город от зла, зримого и незримого.
Дамон издал низкий быстрый смешок:
— На этом портрете должно быть дуло папашиной винтовки, — он потер грудь в том месте, куда всего неделю назад вошла отцовская пуля. Раны не было — на нас все заживает быстро, — но предательство мы не забудем никогда.
— Ш-ш-ш, — еще раз сказал я, потому что Джонатан Гилберт встал рядом с Локвудом, держа в руках большую раму, закрытую тканью. Джонатан, казалось, постарел за эти семь дней лет на десять: на загорелом лбу прорезались морщины, а в каштановых волосах появились белые нити. Я невольно подумал, какое отношение к изменениям в его внешности имеет Перл, вампирша, которую он любил, но приговорил к смерти, когда узнал, что она такое.
Я нашел в толпе сцепивших руки родителей Клементины. Они еще не знали, что их дочери нет среди печальных девушек, стоявших позади толпы.
Скоро они это обнаружат.
Моим мыслям помешали непрерывные щелчки, похожие на тиканье часов или постукивание ногтем по твердой поверхности. Я внимательно посмотрел на толпу, пытаясь обнаружить источник звука. Звук был медленным, монотонным и механическим. Ровнее стука сердца, медленнее метронома. И он исходил, кажется, прямо из ладони Джонатана. Кровь Клементины бросилась мне в голову.
Компас.
Когда отец впервые заподозрил, что в окрестностях орудуют вампиры, он создал комитет, который должен был избавить город от этой заразы. Я посещал собрания, проходившие на чердаке у Джонатана Гилберта. Он изобрел какое-то приспособление, позволявшее узнавать вампиров; неделю назад я увидел, как оно действует. Именно так Гилберт узнал об истинной природе Перл.
Я ткнул Дамона локтем и сказал, стараясь не шевелить губами:
— Пошли отсюда.
Как раз в этот момент Джонатан посмотрел наверх, и его взгляд встретился с моим.
Он ткнул пальцем в мавзолей и завизжал:
— Демон!
Толпа повернулась к нам. Взгляды людей пронзали туман, как штыки. А потом что-то пронеслось мимо меня, и стена за нами взорвалась, окутав нас облаком пыли. Осколок мрамора чиркнул мне по щеке.
Я показал клыки и зарычал. Это был громкий, первобытный, ужасный рык. Половина толпы поопрокидывала стулья и бросилась прочь с кладбища, но другая половина осталась на месте.
— Уничтожим демонов! — закричал Джонатан, размахивая арбалетом.
— Сдается мне, они имеют в виду нас, братишка, — сказал Дамон с коротким безрадостным смешком.
Я сгреб его в охапку и побежал.
3
Таща Дамона за собой, я несся по лесу, перепрыгивая упавшие ветки и камни. Перемахнув через металлические ворота кладбища по пояс высотой, я обернулся, чтобы убедиться, что Дамон все еще следует за мной. Мы бежали по лесу. Звуки выстрелов походили на фейерверки, крики горожан — на звон битого стекла, их тяжелое дыхание — на низкие раскаты грома. Я слышал даже топот преследовавшей меня толпы, и то, как дрожала земля от каждого их шага. Я проклинал Дамона за упрямство. Если бы он не отказался от еды, то обрел бы полную силу, и наша скорость и ловкость позволили бы нам скрыться от преследователей.
А пока мы бежали сквозь заросли, вспугивая белок и мышей, и ток их крови ускорялся из-за близости хищников. На дальнем конце кладбища послышались ржание и лошадиный храп.
— Давай, — я рывком поднял Дамона на ноги, — мы должны двигаться.
Я слышал удары сердца, чувствовал запах железа и дрожь земли. Я знал, что толпа боялась меня больше, чем я ее, но, тем не менее, выстрелы пугали меня и заставляли рваться вперед. Из-за слабости Дамона мне приходилось почти тащить его на себе.
Раздался треск выстрела — намного ближе. Тело Дамона напряглось.
— Демоны! — Голос Джонатана Гилберта прорезал лес. Еще одна пуля просвистела рядом, задев мое плечо. Дамон обвис у меня на руках.
— Дамон! — Имя вышло таким похожим на «демон», что мне стало страшно. — Братишка!
Я потряс его, а потом снова потащил туда, где были лошади. Но, хоть я и только что поел, мои силы были небеспредельны, и звуки погони слышались ближе и ближе.
Наконец мы добрались до конца кладбища. Там к железным столбикам ограды было привязано несколько лошадей. Они били копытами и натягивали тугие привязи, выгибая шеи. Среди них была угольно-черная кобыла — моя старая лошадь Мезанотт. Завороженный, я уставился на нее. У кого же хватило смелости ее оседлать? Всего несколько дней назад я был единственным наездником, которому она доверяла.
Снова послышался топот. Я оторвал взгляд от лошади — сейчас не время для сантиментов — и вытащил из-за голенища принадлежавший отцу старый охотничий нож. Это была единственная вещь, которую я прихватил во время последнего посещения Веритас, нашего семейного поместья. Отец всегда носил нож с собой, хотя мне и не приходилось видеть, чтобы он им пользовался. Он не привык работать руками. Но в моих глазах нож воплощал силу и власть, присущие моему отцу.