Посвящение

«Это как раз то, о чём я и думала, — осознала Кэсси, когда сон растаял. — Нельзя сбежать от судьбы.»

Она могла смутно видеть как её мама и бабушка идут к двери, и она могла слышать шепот их голосов. Но она не могла различить ни одного слова, пока до её ушей не долетел один свистящий звук.

— … пожертвовать…

Она не была уверена, кто же из двух женщин произнес это, но шёпот снова и снова эхом отдавался у неё в голове. Даже когда темнота накрыла её, она продолжала слышать это.

«Жертва… принести в жертву… пожертвовать…»

Было утро. Она лежала на своей кровати с пологом, а из восточного окна струился солнечный свет. Благодаря ему розовая комната сейчас выглядела как лепесток розы, повернутый к свету. Такой тёплый и сияющий. Где-то снаружи пела птица. Кэсси села. У неё были смутные воспоминания о каком-то сне, но они были неопределёными и бесформенными. Её нос был заложен — возможно, из-за того, что она плакала, — и она чувствовала легкое головокружение, но всё было не так уж плохо. Она чувствовала себя так, как чувствуют обычно люди, оправившиеся от тяжелой болезни или сильной депрессии, и затем получившие глубокий, восстанавливающий сон: необычайно мирно и немного оторванно от реальности. Спокойствие после бури.

Она оделась. Когда она уже собиралась выйти из комнаты, то заметила на полу приносящий удачу кусочек халцедона, и положила его в карман.

Никто еще, кажется, не проснулся. Даже в дневное время длинный коридор был темным и прохладным, освещенный только окнами с противоположной стороны. Когда Кэсси спускалась в холл, она поняла, что дрожит, а тусклые лампы настенных светильников подмигивали ей, будто выражая сочувствие.

Внизу было светлее. Но там было так много комнат, что когда она попыталась обойти их, то быстро заблудилась. В конце концов, она добралась до прихожей и решила выйти на улицу.

Она даже не думала, почему — но скорее всего, ей просто захотелось увидеть окрестности.

Она шагала по длинной, узкой проселочной дороге, проходя дом за домом. Было еще так рано, что на улице никого не было. И, в конце концов, она пришла к милому желтому дому с башенками.

Наверху, в окне одной из башен горел свет. Кэсси уставилась на него, недоумевая почему, когда вдруг она заметила движение в окне первого этажа, которое было ближе к ней. Это была библиотека или кабинет, а внутри него стояла девушка. Девушка была высокой и стройной, с каскадом невероятно длинных волос, которые затемняли её лицо, так как она склонилась над чем-то, лежащим на столе у окна. Эти волосы — Кэсси не могла оторвать от них взгляд. Они были будто лунный и солнечный свет слиты воедино — и в то же время, они были натуральными. Никаких тёмных корней. Кэсси никогда не видела чего-то столь же красивого.

Они были очень близко — Кэсси, стоящая прямо за аккуратной зелёной изгородью за окном, и девушка стоящая прямо внутри, лицом к ней, но смотрящая вниз. Зачарованно, Кэсси наблюдала за тем, что девушка делала за столом. Руки девушки двигались изящно, растирая что-то в ступке. Специи? Что бы это ни было, движения девушки были быстрыми и ловкими, а её руки красивыми и гибкими.

И у Кэсси было страннейшее чувство…

«Если только эта девушка поднимет глаза, — подумала она. — Просто выглянет из своего собственного окна. Если только она это сделает, тогда… что-то случится».

Кэсси не знала что, но её кожа покрылась мурашками. У неё было такое ощущение связи, ощущение… родства. Если только девушка поднимет глаза…

"Закричи. Брось камень в окно".

И Кэсси на самом деле принялась искать камень, когда снова заметила движение. Девушка со сверкающими волосами повернулась, как будто отвечая кому-то, кто позвал её внутри дома. Кэсси мельком увидела красивое юное лицо, но только на короткий миг. Затем девушка совсем отвернулась и поспешила выйти из комнаты, её волосы развевались за ней словно шелковое полотно.

Кэсси выдохнула.

«Это всё равно было бы глупо, — говорила она себе по пути домой. — Хороший способ представиться соседям — бросать в них камни».

Но ощущение сильного разочарования осталось. Она чувствовала, что так или иначе у неё не будет другого шанса — что она никогда не наберётся смелости представиться этой девушке. Несомненно, у такой красавицы и без Кэсси хватало друзей. И, несомненно, все они вращались в совершенно иных кругах.

После солнечного дома в Викторианском стиле, унылый и старомодный бабушкин дом выглядел даже еще хуже. Безутешно, Кэсси подошла к отвесному берегу, чтобы посмотреть на океан.

Голубой. Цвет был такой насыщенный, что она даже не знала, как его описать. Она наблюдала за тем, как вода плещется вокруг тёмной скалы и чувствовала странное волнение. Ветер сдувал её волосы назад, а она смотрела, как утреннее солнце сверкает на волнах. Она чувствовала… снова родство. Как будто что-то разговаривало с её кровью, с чем-то глубоко внутри неё. Что же это такое с этим местом… и с той девушкой? Она чувствовала, что почти может понять это…

— Кэсси!

Вздрогнув, Кэсси огляделась. Её бабушка звала её с порога старого крыла дома.

— С тобой всё хорошо? Ради бога, отойди от края!

Кэсси посмотрела вниз и немедленно ощутила приступ головокружения. Пальцы её ног были уже почти над обрывом.

— Я не понимала, что была так близко, — сказала она, отступая назад.

Её бабушка вгляделась в неё, затем кивнула.

— Ну, тогда отходи оттуда, а я приготовлю тебе что-нибудь на завтрак. Ты любишь блинчики?

Немного смутившись, Кэсси кивнула. У неё еще остались смутные воспоминания о том сне, из-за которых она теперь чувствовала себя неудобно, но сегодня утром ей определённо было лучше, чем вчера. Она вошла в дом вслед за бабушкой через дверь, которая была гораздо массивнее и толще, чем простые современные двери.

— Это парадный вход самой старой части дома, — объяснила бабуля. Кэсси заметила, что сегодня у старушки не было особых проблем с ногой.

— Странно, что эта дверь ведёт прямо на кухню, правда? Но так было принято в те дни… Что же ты стоишь, присядь, пока я делаю блинчики.

Но Кэсси застыла в изумлении. Эта кухня была не похожа ни на одну кухню, которую она когда-либо видела. Там была газовая плита и холодильник, и даже микроволновка, примостившаяся на деревянной полке… но всё остальное было словно из какого-то фильма. Главное место в кухне занимал огромный открытый камин, такой же большой, как и целая гардеробная, и хотя в нём сейчас не было огня, толстый слой пепла на дне камина свидетельствовал о том, что иногда его всё-таки использовали. Внутри камина на железной перекладине висел железный котелок. Над камином были развешаны веточки засушенных растений и цветов, которые источали приятный аромат.

А что касается женщины у камина…

Предположительно, все бабушки должны быть румяными и уютными, с мягкими морщинками на лице и довольно приличными банковскими счетами. Но эта женщина выглядела сгорбленной и грубой, с её седеющими волосами и выпуклой родинкой на щеке. Кэсси почти ожидала, что она сейчас подойдет к железному горшку и, помешивая его содержимое, будет тихонько бормотать «Пламя, взвейся и гори! Наш котёл, кипи, вари!» (прим. перевод. — тут имеется в виду ведьминская песенка).

Сразу же после того, как Кэсси об этом подумала, ей стало стыдно.

«Это же твоя бабушка, — сказала она себе укоризненно. — Твоя единственная живая родственница кроме мамы. И это не её вина, что она старая и безобразная. Так что не сиди тут просто так. Скажи что-нибудь приятное».

— О, спасибо, — произнесла она, когда её бабушка поставила перед ней тарелку горячих блинчиков. Затем добавила:

— Э, а там над камином, это — засушенные цветы? Они хорошо пахнут.

— Лаванда и иссоп, — сказала бабушка. — Когда закончишь есть, я покажу тебе мой сад, если хочешь.

— С удовольствием, — искренне ответила Кэсси.

Но когда бабушка вывела её во двор, после того как Кэсси позавтракала, картина, представшая перед ними была очень далека от ожиданий Кэсси. Там были какие-то цветы, но по большей части «сад» выглядел просто как сорняки и кустарники — ряд за рядом переросших неухоженных сорняков и кустарников.