Четвертый хранитель

— Скажи, Андрей, это правда, что князь тверской сватается к племяннице короля?

— Правда. Но боюсь, что это ему не поможет.

— Не поможет в чем?

— В защите своей земли. Разве ты не видишь: все неуклонно движется к одному — Москва проглотит Тверь, и никто за нее не заступится.

— И король Казимир будет спокойно смотреть на это?

— Ах, Вася, если бы у нас в Литве был свой великий князь, который выражал бы интересы Литовской шляхты, быть может, все было бы иначе. Но у нас Уния. Как назло сейчас тот период, когда король находится в Польше…

— Я думал об этом, когда ехал сюда, — сказал Медведев.

— Что говорить, мы оба прекрасно понимаем положение вещей. Хотя мы с тобой всего лишь пешки в шахматной партии гигантов.

Медведев обиделся:

— Нет, ты меня извини! Я помню, что однажды наступил такой момент, когда судьбы Московского и Литовского княжеств находились в наших с тобой руках, а благодаря твоему благородству, и моей выносливости — помню, я провел тогда сорок часов в седле — нам удалось избежать худшего развития событий…

— Да, я помню, — улыбнулся Андрей, — но это не тот случай. Здесь нет тайн, заговоров или намерений убить государя. Здесь лишь неумолимое движение времени вперед… И в этом движении чудится мне грохот огромных жерновов истории, что перемалывают зерна прошлого в муку, из которой наши потомки будут печь хлеб будущего.

Медведев задумался.

— Как долго ты собираешься здесь побыть? — спросил он.

— До тех пор, пока ситуация и намерения Михаила Борисовича не прояснятся. А ты?

— Ровно столько же.

— Ну что же поблагодарим жернова истории за то, что они предоставили нам возможность провести несколько недель вместе…

… Тверские бояре и знатные вельможи к большому удивлению Медведева стали усиленно искать с ним знакомства, приглашать на всевозможные встречи, балы, приемы и каждый раз, где бы он ни был, говорили одно и тоже:

— Первый раз видим человека, который почти не пьет!

Медведев смеялся в ответ и говорил, что все у него еще впереди.

Тем временем выяснилось, что эти встречи, приглашения и выпивки отнюдь не случайны.

Представители виднейших Тверских боярских фамилий: Бороздины, Зюзины, Ногие искали встреч и знакомств с Медведевым вовсе не потому, что он был интересен им, как личность, а лишь по той простой причине, что он представлял здесь верховного воеводу Патрикеева, и косвенно самого Ивана Васильевича.

Бояре очень опасались за свою судьбу.

Они изо всех сил намекали Медведеву, что готовы по первому зову оставить службу Михаилу Борисовичу и немедленно перейти в подчинение великого московского князя, не ставя при этом никаких условий. Медведеву стало ясно, что даже если бы Тверское княжество попыталось оказать военное сопротивление в случае его захвата Москвой, поражение оказалось бы неизбежным в силу шаткости и предательства правящей верхушки. Тверской корабль дал течь, и постепенно погружался. Те, кто не хотел идти вместе с ним ко дну, пытались спастись вплавь, изо всех сил подгребая в сторону Москвы.

Медведев без зазрения совести использовал внезапно образовавшиеся широкие тверские связи в своих личных интересах. Ему удалось выяснить, что Филат Досугов все еще жив и по-прежнему обитает у своей дочери, ныне уже овдовевшей Анастасии Велеховой.

Медведев немедленно нанес визит бывшему повару покойной великой московской княгини.

Филат Досугов оказался очень разговорчивым старичком, обожающим сладости.

Медведев представился другом Микиса, которого Филат хорошо помнил, и при первой встрече воздержался от подробных расспросов, зато, явившись в следующий раз с целым ворохом сладостей, приобретенных на тверском рынке, он поговорил со старичком всласть.

— Да, конечно, — помню как сейчас! Вбегает Филимон, — а мы уже знали, что великая княгиня без сознания, и тряслись все — сам понимаешь: с кого первый спрос будет? Конечно с нас, ну и с него, ясно дело, тоже. Вот он вбегает на кухню, а сам в лице, значит, серый, как то тесто, и только сказал одно слово: «Преставилась», как сразу пошатнулся и стал падать. Ну, я тут кинулся к нему, подхватил на руки, кричу поварятам: «Дайте тряпок каких, под голову подложить!», а он смотрит на меня, глаза так широко распахнуты, и все губами шевелит, как та рыба, что прямо из воды вытащили, а сказать ничего не может. Я дотянулся до склянки с уксусом и сунул под нос ему, чтоб значит вдохнул. Тут у него голос, как бы прорезался, но ничего путного он все равно не сказал. Верно, бред у него был предсмертный.

— Ну а что же такое, что именно он говорил? — допытывался Медведев.

Старичок прожевал беззубыми деснами халву, задумчиво глядя в потолок, а потом прошамкал:

— Ну, это вроде сперва как бы понятно: Скажите, говорит, Антипу, и все повторяет эти слова, а что сказать не говорит! Потом бормотал что-то не понятное, а затем ни с того ни с сего как выпалит: «Зеркало!» И даже руками в меня вцепился: «Зеркало», — говорит: «Зеркало… Антипу», потом выдохнул и помер. Так я ничего и не понял. Нет, ну я знал, что сын у него Антип, но что за зеркало, и причем тут оно…Видно перед смертью всякие мысли на человека находят и сам не ведает, что говорит.

— Ну, ты передал Антипу его слова?

— Да откуда ж!? Едва мы Филимона схоронили, как тут прямо на кладбище такое началось! Хотели великокняжеские воины Микиса поймать, да только куда им! Он всех раскидал, троих насмерть зашиб, на коня вскочил и был таков, а меня прямо там, на кладбище схватили и в темницу кинули! Чего я там только не натерпелся, вот, — он показал ногу, на которой не было двух пальцев, — видишь, — это крысы в той темнице пообкусывали, когда в беспамятстве я лежал, потому как пытали меня по страшному! Все спрашивали, чем великую княгиню травил! А на третью неделю, когда я уж приготовился на тот свет, вдруг взяли да выпустили. «Мотай, — говорят, — отседова подале, покуда жив, нашли, мол, мы убивцев великой княгини, а для тебя — раз она померла — работы тут боле нету! Ну, я и подумал, надо, правда, от греха подальше, а то вдруг спохватятся, снова пытать начнут. Я из той Москвы, голый и босой, пешком в Тверь пришел. Вот, дочка приютила — спасибо ей!

И это все что Медведеву удалось узнать.

Что же имел в виду умирающий Филимон? Просил, чтобы Антипу передали его слова о зеркале…Раз записка осталось на месте, стало быть, Антипу слова отца так и не передали… Но тогда что означает тайное перезахоронение Филимона? Куда Антип увез гроб отца и зачем? Очень странно все это… Но теперь остался только Антип — последняя соломинка в этой истории…. Куда же он подевался? Почему не дает о себе знать даже любимой дочери?

На эти вопросы ответа не было…

…Целый месяц пробыл Медведев в Твери. Он выяснил все, что желал знать Патрикеев, и мог назвать ему с десяток фамилий самых знатных тверичей, готовых немедленно перейти на московскую службу.

Его миссия завершилась.

Каждый день они встречались с Андреем, но с первой встречи и до последней ни разу больше не говорили о политике, а лишь рассказывали друг другу о своей жизни, делились радостями и горестями, так что теперь казалось, будто Медведев знает все об Андрее, а Андрей о нем, и только во время последней прощальной встречи они снова заговорили о том, что привело их сюда.

— Приходили к тебе Бороздины, Зюзины и Ногие? — спросил, улыбаясь, Андрей. — Хотели перейти в московское подданство?

— Как ты угадал? — улыбнулся Василий.

— Очень просто! Они ко мне приходили тоже и точно так же литовского просили. Бедный Михаил Борисович!

— Мне тоже его искренне жаль, — сказал Василий, — мне кажется, он славный парень и не будь он великим князем, быть может, стал бы нашим другом. Есть в нем что-то… возвышенное, но каковы его слуги! А ведь это цвет тверского боярства!

— Не будем судить их строго, Василий. У каждого из них, так же как и у нас, есть женщины, которых они любят, есть дети, внуки, какая-то собственность, и вдруг все это может быть потеряно из-за того, что одному великому князю захотелось покорить другого.