Чудо

— Святой отец, неужели вы хотите, чтобы я вручила жизнь человека, которого люблю больше всего на свете, в руки психически неуравновешенной девочки, жившей сто тридцать лет назад? Могу ли я поверить в то, что Кен, у которого с помощью самых современных медицинских методик диагностировано серьезное и, возможно, неизлечимое заболевание, выздоровеет, если встанет на колени и помолится в какой-то французской пещере, где, по словам деревенской девчонки с головой, набитой всякими бреднями, она восемнадцать раз виделась и говорила с Богоматерью?

Выжатая как лимон, Аманда откинулась на спинку стула, надеясь на то, что у нее хватит сил противостоять буре, которая, в чем она не сомневалась, сейчас разразится. Однако, к ее удивлению, отец Хирн не проявил никаких признаков раздражения. Его голос, когда он заговорил, был твердым, но спокойным.

— Допустим, вы правы и Дева не являлась в гроте, чтобы ее увидела и услышала чистая и верящая детская душа. Допустим, она не наделила грот особой силой. Но как в таком случае объяснить многочисленные медицинские и научные факты, которые предъявлялись на протяжении многих десятилетий в подтверждение правдивости всего этого? Как, с вашей точки зрения, отнестись к тем семи десяткам людей, которые чудесным образом исцелились от неизлечимых болезней, выявленных у них ведущими специалистами различных стран? Как вы прокомментируете тот факт, что в каждом из этих случаев лучшие врачи мира признали, что излечила этих людей не медицина, а некая чудотворная сила? Что, наконец, вы скажете еще о пяти тысячах увечных или умирающих людей, которые полностью излечились, посетив Лурдский грот?

Аманда уже успела достать из сумочки свои записи. Заглянув в них, она заговорила:

— Я ознакомилась с работой врача, изучившего одиннадцать случаев так называемых чудесных исцелений в Лурде. В основу своего исследования он поставил вопрос: «Были ли это физиологические изменения или в основе заболеваний лежали психологические факторы?» Вывод доктора заключается в том, что все или большая часть так называемых исцелений касались болезней, вызванных истерическим состоянием и эмоциональными расстройствами вроде депрессии, тревожности и повышенной возбудимости, которые затрагивают сердце, кровеносную систему, почки и так далее. «Если ввести пациента в состояние гипноза,— пишет он,— и внушить ему, что он подвергается воздействию высокой температуры, на его коже образуются волдыри от ожогов, которые затем могут лопаться и кровоточить». Точно так же, только обратным путем, под гипнотическим воздействием Лурдского грота, болезнь, порожденная нездоровой психикой, может отступить и уйти, но «доктором» в данном случае является воображение самого больного. Это случается не очень часто, но все же случается, давая повод верующим думать, что они стали свидетелями внезапного чуда.

— Судя по всему,— с кривой усмешкой проговорил отец Хирн,— вы вовсе не верите в чудеса?

— Святой отец, благодаря своей профессии я сталкивалась со многими случаями, когда психика оказывала воздействие на физиологию. Однако на психиатрическое лечение нельзя полагаться целиком и полностью, особенно в случае с Кеном, который болен раком костных тканей в тяжелой форме. Я готова вверить его жизнь скальпелю хирурга, но я не готова верить в небылицы. Нет, святой отец, я не верю в чудеса.

— Но вы пришли сюда наверняка не для того, чтобы вести со мной дебаты?

— Я пришла сюда потому, что, невзирая на вашу профессию, считаю вас здравомыслящим и разумным человеком. И я надеялась, что вы сумеете отговорить Кена от идеи доверить свою жизнь иллюзорной надежде на мистическое исцеление в Лурде, убедить его немедленно лечь на операцию. Я надеялась на то, что вы поймете меня и поможете мне.

Довольно долго отец Хирн сидел в молчании и наконец заговорил:

— Мисс Спенсер, я не могу помочь вам, ибо не понимаю вас — точно так же, как вы не понимаете меня. Мы говорим на разных языках. Я — на языке безграничной веры в Бога, Спасителя, Деву Марию, а также в чудеса, которые они способны творить. Если вы неспособны понимать этот язык, нам с вами больше нечего сказать друг другу.

Аманда ощутила прилив тошноты.

— Иными словами, вы не станете отговаривать Кена от паломничества в Лурд и ожидания Девы Марии с ее чудесами?

— Ни в коем случае. Более того, пользуясь своими связями, я уже включил мистера Клейтона в список британских паломников, отправляющихся в Лурд под водительством моего старого друга и коллеги, отца Вудкорта из Лондона. Я буду молиться о том, чтобы паломничество мистера Клейтона оказалось успешным.

Аманда глубоко вздохнула и поднялась на ноги.

— Вы, видимо, уже и место для него зарезервировали?

— Да, место в специальном поезде для паломников, следующем по маршруту Лондон — Париж — Лурд.

Аманда подошла к двери, взялась за ручку, но затем повернулась к священнику.

— Я была бы вам крайне благодарна, если бы вы забронировали два места,— сказала она.

— Два?

— Да. Одно для Кена, второе для меня. Я не могу допустить, чтобы этот несчастный дурак поехал один. Спасибо, святой отец. Надеюсь, что в следующий раз мы с вами встретимся не на похоронах.

Сидя в «кадиллаке», увозящем его от здания Организации Объединенных Наций к советскому представительству, расположенному на 67-й Восточной улице в Нью-Йорке, Сергей Тиханов все еще находился в приподнятом настроении, вспоминая, какой теплый прием был оказан его выступлению на Генеральной Ассамблее ООН, особенно делегатами от стран третьего мира. Поскольку прекраснодушный Алексей Исаков, постоянный представитель СССР при ООН, славился неспособностью произнести яркую речь, то для выступлений по важнейшим проблемам в Нью-Йорк всегда направляли его, Тиханова, уже долгие годы занимавшего пост министра иностранных дел СССР.

Его сегодняшняя речь касалась продолжающегося ядерного противостояния с Соединенными Штатами Америки. Это было очень значимое выступление, и прошло оно на ура. Если Тиханов и был чем-то неудовлетворен, то лишь теми ограничениями, которые наложил на него премьер Скрябин при подготовке доклада, потребовав, чтобы там содержалось как можно меньше выпадов в адрес США. Именно это всегда раздражало Тиханова в его руководителе — примиренчество и мягкотелость в отношении американцев. Тиханов знал их лучше всех остальных из кремлевской иерархии, и ему было известно, что американцы, как дети, реагируют только на окрики и строгость.

Однако даже несмотря на то, что начальство покромсало доклад Тиханова, ему удалось донести до аудитории основные внешнеполитические посылы.

И еще одно беспокоило Тиханова в связи с его сегодняшней речью, словно отлитой из звучной меди. А именно то, в какой грубой форме отреагировал на нее посол Исаков. Прямо посередине его выступления посол поднялся со своего места и покинул зал. Подобная невоспитанность покоробила Тиханова.

Он собирался высказать все это Исакову и ожидал извинений, если, конечно, посол не сумеет дать какие-либо убедительные объяснения своему возмутительному поведению.

Впрочем, вполне возможно, что убедительные объяснения имелись. В тот момент, когда Тиханов, в полной мере насладившись заслуженными аплодисментами, выходил из зала, его перехватил один из членов советской делегации и передал, что посол Исаков хотел бы немедленно видеть его в представительстве. Возможно, размышлял Тиханов, случилось что-то непредвиденное и именно поэтому Исакову пришлось срочно покинуть заседание?

Не обращая внимания на охранника из КГБ, сидевшего рядом, Тиханов с комфортом раскинулся на заднем сиденье шикарного автомобиля. Ему хотелось поскорее добраться до места и выяснить, что на уме у Исакова. Подавшись чуть влево, он стал смотреть в промежуток между водителем и вторым охранником, сидевшим спереди, выискивая глазами здание представительства.

Когда они приехали, Исаков нетерпеливо расхаживал по комнате для гостей. Увидев Тиханова, посол провел его в свой кабинет, защищенный специальными электронными устройствами от прослушивания, и захлопнул дверь. Даже не присев и не предложив сесть Тиханову, он заговорил: