Чудо

Незаметно для себя пройдя путь до площади Четок, отец Рулан вошел в свой кабинет, готовясь провести за письменным столом долгий, изнурительный день.

Он удивился, увидев в кабинете гостя, пришедшего еще раньше, хотя его совсем не удивило, что гость отыскал ключ от единственного шкафа, открыл дверцу, вытащил оттуда выпитую на четыре пятых бутылку шотландского виски «Джей-энд-Би» и наливал сейчас спиртное себе в стакан, вполне обходясь безо льда и содовой.

Долговязый монсеньор Пейрань, епископ Тарбский и Лурдский, отошел от шкафа с наполненным стаканом и приветствовал Рулана коротким кивком. Переломившись пополам, словно складной аршин, он опустился на стул напротив письменного стола.

— Раненько же вы приходите на службу. Я потрясен,— проскрипел епископ.

— Я еще более потрясен тем, что вы пришли даже раньше меня.— Отец Рулан сел за стол.— Дел нынче невпроворот.— Он внимательно всмотрелся в морщинистое лицо епископа.— Что-нибудь случилось, ваше преосвященство?

— Да, дел хватает,— согласился епископ Пейрань. Он задумчиво отхлебнул виски, а затем, запрокинув голову, одним махом влил в себя остатки.— Только результат нулевой. Вот что меня беспокоит.

— В каком смысле нулевой?

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, Рулан. Неделя нынешняя особая. И мы — во всяком случае, я — находимся в Лурде Не просто так.

— Ну разумеется, Новоявление Пресвятой Девы…

— Я знаю, что к вам стекается вся информация о происходящем в Лурде,— не дал ему закончить епископ.— Так скажите, происходит ли что-нибудь? Есть ли хоть какой-то намек на Новоявление?

— Как всегда, было несколько видений — тем немногим, у кого расшатана психика или повышена эмоциональная возбудимость. Достаточно было задать им несколько вопросов, чтобы развеять их фантазии в дым. Установить правду не так уж сложно.

— Отдаю должное вашему мастерству.

— Это всего лишь опыт,— скромно потупился отец Рулан.

— Не стану от вас скрывать, я крайне озабочен,— продолжил епископ.— Все это мероприятие беспокоит меня с того самого момента, как Его Святейшество приказал нам выступить с заявлением. За всю мою жизнь — да что там, со времен Бернадетты — Богородица еще ни разу не являлась в здешних местах. Вот это и беспокоит. Напряжение невиданное. Не нравится мне эта атмосфера великих ожиданий.

— Однако, ваше преосвященство, все это результат вести, которую передала нам Пресвятая Дева.

— Через Бернадетту, только через Бернадетту и никого другого,— пробурчал епископ.— Не исключено, что ее записи в дневнике не так прочли или неправильно истолковали.

— У меня нет ощущения, что допущена какая-то ошибка,— мягко возразил отец Рулан.— Я сам много раз перечитывал дневник. Бернадетта очень детально описывает секрет, который поведала ей Дева Мария. Там о пришествии Девы говорится с точностью до года, месяца и нескольких дней. И живем мы в тот самый год, в тот месяц и те дни, которые были нам обещаны.

— Пресвятая Дева обещала явиться в течение восьми дней. А сегодня уже день седьмой. Всего один день остался,— заметил епископ.

— Да, верно…

— Что, на мой взгляд, дает основания для беспокойства. А если ошиблась сама Бернадетта? Если она ослышалась, когда с ней разговаривала Дева? Если ее подвела память, когда она много лет спустя записывала то, что ей было сказано в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году? Если бы, пока еще не поздно, нам удалось узнать о человеческой ошибке такого рода, то можно было бы выступить с соответствующим разъяснением. Все отнеслись бык этому с пониманием, а церковь избежала бы критики. Действительно, что, если Бернадетта допустила ошибку?

Однако отец Рулан оставался непоколебим:

— Не думаю, что она совершила ошибку, ваше преосвященство.

Епископ приподнялся со стула.

— Ну что ж, все в ваших руках.— Он поставил пустой стакан на край стола и встал на ноги.— А мне пора. Только сегодня и завтра — больше времени у нас не остается. Надеюсь, связь между нами будет постоянной.— Епископ сделал шаг по направлению к двери.— Мне бы вашу уверенность…

Отец Рулан встал из-за стола и слегка поклонился.

— Веруйте,— произнес он с улыбкой.

Помолчав, епископ Тарбский и Лурдский сердито сверкнул на него глазами и вышел из кабинета в базилике Четок.

В прекрасно обставленном кабинете инспектора Фонтена, находящемся в комиссариате лурдской полиции по адресу: улица Барон-Дюпра, дом 7, Лиз Финч почти закончила беседовать с хозяином кабинета, а страница блокнота, лежащего на ее колене, все еще оставалась девственно чистой.

Лиз заранее знала, что из этого интервью ничего не выйдет. К тому же Билл Траск ясно дал ей понять, что и ему лично, и агентству АПИ в целом абсолютно наплевать на убийство какого-то там ничтожества. Тем не менее, надеясь добиться хоть какого-то сдвига в этой истории, но главным образом потому, что ей все равно нечего было делать, а отчаяние становилось невыносимым, Лиз все же договорилась об интервью и прошла это испытание от начала до конца.

Ситуацию усугубляло то, что инспектор Фонтен оказался типичным занудой-чинушей. От рождения обладая авторитетной внешностью, седеющий, но атлетически сложенный (говорили, он до сих пор остается капитаном местной футбольной команды), этот человек был начисто лишен воображения. Лиз была уверена, что каждое утро он в одно и то же время поднимается с постели, перекладывает бумаги с одного места на другое, несколько часов кряду просиживает штаны, а затем засыпает крепким, здоровым сном. На стене за спиной инспектора Фонтена висели два фотопортрета. В одной рамочке располагался Альфонс Бертильон [35]из Парижа, в другой пристроился профессор Эдмон Локар [36]из Лиона. Эти двое олицетворяли всю мощь сыскного интеллекта, сосредоточенного в этом помещении. Инспектор Фонтен в упор не видел, каким образом из убийства молодой прекрасной француженки в этом оплоте целительства можно извлечь хоть что-то для журналистской статьи.

— Итак,— заключила Лиз, уставшая от увиливаний и бессвязностей, которыми потчевал ее инспектор,— на данный момент подозреваемых не имеется.

— Потому что нет улик,— в сотый раз повторил инспектор Фонтен.— Я склоняюсь к мнению, что некто, по всей видимости незнакомец, проник с улицы к мадемуазель Дюпре с целью ограбления. Она застала его в своей квартире и, не исключено, попыталась ему воспрепятствовать. А он ее убил и скрылся с места преступления.

— Но если это ограбление, то что-то наверняка оказалось бы украдено. Квартира принадлежит официантке Доминик, подруге Жизели. У самой Жизели там не было практически никакого имущества. А Доминик, устроив у себя дома проверку, сообщила вам, что ни одна вещь у нее не пропала.

— Вероятно, взломщику кто-то помешал, вот ему и пришлось убежать с пустыми руками.

— Возможно,— кивнула Лиз, хотя ей очень хотелось крикнуть «невозможно!» этому занудливому и тупому инспектору.

— Еще более осложняет нашу работу то,— напыщенно продолжил Фонтен,— что мадемуазель Дюпре знала всех вокруг и пользовалась всеобщей любовью. Ни у кого из местных жителей нет ни малейшего повода причинять ей зло.

Уже закрывая блокнот, Лиз неожиданно выпалила:

— А как насчет неместных? Может, иностранец какой-нибудь, паломник из-за рубежа, просто приезжий?

— Вы же сами способны понять, в чем здесь трудность,— ответил инспектор.— Трудность в самой профессии мадемуазель Дюпре. Она работала гидом, и многие ее группы целиком состояли из иностранцев. Они постоянно приезжали и уезжали — туда-сюда, туда-сюда…

— Не было ли среди иностранных туристов кого-нибудь, с кем бы она подружилась?

— Нет, за исключением…— Инспектор Фонтен погрузился в раздумья, хотя у Лиз сохранялись серьезные сомнения в том, что у него вообще есть мыслительные способности.— Знаете, вот сейчас, когда вы сказали об этом, я припоминаю, что был один иностранец, с которым она была знакома лучше, чем с другими. Когда я ездил в Тарб, чтобы уведомить родителей убитой — обязанность крайне тяжелая, но неизбежная,— я задержался там, чтобы потолковать со стариками Дюпре о том, с кем их дочь в последнее время могла встречаться. Они совершенно ничего не знали о туристах из групп, которые она водила по городу. Но вспоминаю, что ее отец упомянул об одном паломнике — иностранце, американце, который у них временно квартировал, а их дочка помогала ему добираться до Лурда. Звали его… — Фонтен открыл желтый конверт и перелистал какие-то бумаги.— Вот. Сэмюэл Толли, университетский профессор из Нью-Йорка. Приехал в Лурд в надежде на исцеление. Дюпре не считал, что его дочь была знакома с этим американцем так уж близко. Кроме того, по словам Дюпре, репутация у американца безупречная. Мы все равно попытались разыскать и допросить его. Но к тому времени, когда нашли его отель, он уже выписался и вчера вечером улетел в Париж. Обычно мы в таких случаях передаем эстафету парижской Сюрте [37], однако мистера Толли так и не удалось нигде найти. Поэтому остается предположить, что он вернулся в Нью-Йорк, хотя его имя не значилось в списках пассажиров ни одного из авиарейсов. Конечно, это оплошность авиакомпании.

35

Бертильон Альфонс (1853-1914) — известный французский юрист и криминалист, разработавший систему раскрытия преступлений, которая получила название бертильонажа.

36

Локар Эдмон (1877-1966) — французский криминалист, в частности предложивший пороскопический метод изучения следов рук.

37

Название французской криминальной полиции.