Страница 37 из 66
— Прошу прощения?
— Это рецепт, — с милой улыбкой пояснила Кейт. — Моя мама научила меня этой песенке, чтобы запомнить ингредиенты. — Взяв в руки нож, она принялась резать лук-порей.
Грейсон попытался представить, как маленькая Кейт помогала своей матери варить суп.
— Сколько времени прошло с тех пор, как умерла твоя мать?
— О, много. Пожалуй, лет четырнадцать или пятнадцать. Я знаю, что мне было двенадцать лет, когда она умерла от чахотки, потому что мой день рождения был как раз перед ее смертью.
Грейсон удивился такому ответу. Она не знает, сколько лет прошло после смерти ее матери. А также не знает, жив ли ее отец.
— Прошло много времени, но я до сих пор страшно тоскую по ней, — добавила Кейт, кладя лук в кастрюлю и начиная резать новую порцию, — А твоя мама в добром здравии? — с любопытством спросила она.
— Да, вдовствующая герцогиня Дарлингтон бодра и в добром здравии, благодарю, — хмыкнул Грейсон.
— В таком случае ты — счастливый человек. — Кейт набрала картошки из небольшой корзинки.
— Расскажи мне о Дигби и мистере Батлере.
— Это мои друзья, — сказал она, опуская картошку в кастрюлю. — С мистером Дигби мы дружим уже много лет. Он мне очень помог.
— В чем именно?
— Ну, он научил меня читать и правильно говорить.
— Он был твоим учителем? — смущенно спросил Грейсон. Кейт засмеялась.
— Наверное, его можно называть учителем. Дигби с самого начала был честным со мной. Он, как и я, работал на Бенуа Кузино в суконных залах на Сент-Кэтринс-Док. Когда мистер Кузино высказал желание… желание обладать мной, — при этих словах Кейт отвела взгляд, — я отказалась. Но Дигби дал мне понять, что если я не покорюсь судьбе, мои страдания станут еще более тяжкими. И он был прав.
— Откуда ты знаешь, что он был прав? — ошарашено выпалил Грейсон.
Кейт посмотрела на него с удивлением.
— Как будто у меня был выбор! Я родилась не для того, чтобы жить беззаботной жизнью. Лет в тринадцать-четырнадцать я уже была полностью самостоятельной. Если бы я не сделала того, чего желал мистер Кузино, я бы оказалась без работы. А оказавшись без работы, я была бы вынуждена встать на иной путь, чтобы платить за свою комнату. У девушки не так-то много способов заработать шиллинг, именно это и сказал мне Дигби. Он заверил меня, что моя жизнь будет лучше и комфортнее, если я стану куртизанкой.
Грейсон потрясение смотрел на нее, поражаясь, насколько прагматично она рассуждает.
— Но ведь хоть что-то ты могла сделать?
Она отложила в сторону нож.
— Что именно? — Когда он ничего не ответил, она продолжила: — Я не гордая куртизанка, но практичная. Когда Дигби пришел мне на помощь, меня уже против воли лишили чести. Я пришла к выводу, что лучше делать это добровольно, чем сражаться с неизбежным. — Она снова взяла нож и начала резать картошку.
Некоторое время Грейсон не мог найти слов для ответа. Он пытался представить, как эта красивая женщина сумела подняться над такими тяжкими обстоятельствами. Он пытался представить, как девочка тринадцати или четырнадцати лет пробивала себе дорогу в этом безумно жестоком мире. Но он мог представить себе лишь огромное имение в Дарлингтон-Парке да идиллическое детство, которое там провел. Он не мог вообразить, как он действовал бы в тринадцатилетнем возрасте, чтобы выжить.
— Что касается Олдоса, — снова улыбнулась Кейт, — он не любит, когда ты называешь его дворецким. По соглашению между Бенуа и принцем, мне положены дворецкий, приходящая домработница и кухарка. Так Олдос стал мистером Батлером. Но уверяю тебя, он не считает себя дворецким, — смеясь, добавила она.
— К сожалению, это видно, — фыркнул Грейсон. — И кем же он себя считает?
— Матросом, — не без гордости ответила Кейт. — Он сошел на берег после одного путешествия и попал в неприятность. Мистер Кузино и я случайно увидели это; негодяи убили бы его, если бы мы не вмешались. Олдос был зверски избит, и я привезла его к Дигби. Мы вместе выходили его. — Она улыбнулась и положила картошку в кастрюлю. — Я знаю, он считает, что обязан мне. Но, по-моему, он должен жить своей собственной жизнью. А он и слушать не хочет об этом, считает, что тем самым продемонстрирует неуважение ко мне. Вот он и остается при мне, упорно говорит, что счастлив и что я нуждаюсь в нем.
— Смею сказать, что так оно и есть, — нехотя признал Грейсон, вспомнив о недавнем происшествии.
— Ты знаешь, что он плавал до самой Индии? — спросила Кейт, и глаза у нее заблестели от восторга.
Грейсон залюбовался Кейт. Пока она рассказывала о морских путешествиях Олдоса, он вспоминал о том, как познакомился с ней. Грейсон посчитал тогда, что она избрала путь высокооплачиваемой куртизанки. Когда он узнал Кейт ближе, то обнаружил, что она теплая и живая, и это было очень приятным дополнением к ее красоте. Он вполне был способен понять, почему Джордж нашел ее столь привлекательной.
Но сейчас он слушал женщину, которая не знала толком своего возраста, не была уверена в завтрашнем дне, девчонку с Сент-Кэтринс-Док, он слушал рассказ о союзе с двумя мужчинами, и возможно, только эти двое ее не эксплуатировали.
Ощущая запах лукового супа и слыша приятный женский смех, он подумал, как это странно, что герцог Дарлингтон никогда не чувствовал себя с другим человеком так легко, как сейчас в этой маленькой кухне с красивой Кейт.
Он не один испытывал подобные чувства. Кейт не могла удержаться оттого, чтобы периодически не бросить взгляд на страстного мужчину. Казалось невероятным, что это герцог Дарлингтон, с взлохмаченными волосами, в помятой рубашке с криво висящим галстуком, ест морковку в кухне с высушенными травами и цветами.
Она почти поверила в сказку о фее, которая унесет ее в лесной дворец.
— Что это такое? — неожиданно спросил Грейсон. Кейт проследила за его взглядом. Он смотрел на марципановых конькобежцев.
— Ой, это я сделала, — сказала Кейт. Грейсон вытаращил глаза.
— Ты сама сделала их? — Он встал из-за стола и подошел к полке, где стояли марципановые фигурки. — Это замечательно! Не могу даже представить, как ты это сделала.
— Ну, это пустяки. — На эти пустяки они с Сесилией потратили несколько часов, придавая печенью нужную форму и заполняя их кремом.
Грейсон взял одного конькобежца, чтобы рассмотреть его поближе.
— Моя заветная мечта — в один прекрасный день стать владелицей пекарни, — призналась Кейт. — Я коплю деньги, чтобы этот день однажды наступил, и учусь искусству пекаря.
— Пекарь! — доброжелательно улыбнувшись, воскликнул Грейсон. — И как же ты этому учишься?
— На собственных ошибках, — вздохнула она. — Дигби в этом деле незаменимый помощник. Он пробует все, что я готовлю, у него прекрасный вкус.
Грейсон засмеялся, глаза у него засияли. Сейчас он ничем не напоминал того аристократа, который вошел в ее дом несколько недель тому назад и смотрел на нее с таким презрением.
— Дигби не единственный человек с прекрасным вкусом, — сказал он и отправил конькобежца в рот.
Кейт вскрикнула и бросила нож, рванувшись к полке, чтобы защитить оставшихся марципановых конькобежцев. Жуя марципан, Грейсон улыбнулся:
— Вполне подходяще. — Он потянулся за вторым.
— Нет! — воскликнула она и схватила его за руку.
— Нет? — переспросил он, широко улыбаясь. — Значит, ты хочешь, чтобы ими просто восхищались? — Он заключил ее в объятия.
— Я думала, что ты по крайней мере хоть чуточку полюбуешься ими.
Он улыбнулся и опасно близко наклонил к ней голову.
— Я любуюсь тобой, Кейт Бержерон. — Он поцеловал ее, и Кейт показалось, что она вот-вот растает.
Они так и не стали есть суп, который сварила Кейт. Они снова вернулись в комнату, где Грейсон развел огонь. Когда они удовлетворили свои физические желания, Грейсон настоял на том, чтобы она рассказала подробнее о своем детстве. В свою очередь, Кейт пожелала узнать подробности о его жизни, его семье, его обязанностях.
Грейсон был достаточно осмотрителен. Он рассказал о своих обязанностях хозяина большого количества владений, от которых зависели доходы многих членов его семьи. Он говорил о том, насколько его репутация главы семейства распространяется на родственников, и о необходимости ради них сохранять эту репутацию в чистоте. Он говорил о том, что впасть в немилость означает конец деловым связям и спокойному существованию.