Страница 81 из 101
Система бургов возникла в 1935 году, всего было учреждено четыре «орденсбурга»: в Фогельзанге (самый первый из них), Гроссинзее, Зонтхофене, Мариенбурге. В каждом из них обучалось 500 курсантов. Интересно, что на воротах этих замков была такая надпись: «Слепое повиновение». Рассказывают, что поступившего в обучение курсанта обязательно проводили через особый обряд, имевший название «Блюттауфе», — своего рода магическое посвящение, а на самом деле — обычное кодирование, техника тогда еще неизвестная в Европе и США, но уже освоенная немецкими парапсихологами. Кодирование предполагало слепую верность партии и Рейху и выбор смерти, если перед членом СС встает опасность, что он будет допрошен или не выдержит пыток. Отбор в орденские замки был жестким, принимались только мальчики арийской внешности и с высоким интеллектом.
Кнопп показывал, какое обучение получали дети в школах Адольфа Гитлера, на примере самых элитных — Зонтхофена и Фельдафинга. Ханс Гибелер, учившийся в Зонтхофене, вспоминает: «Нам все время внушали, что мы — самые лучшие, что мы — величайшая надежда». Сами массивные постройки Зонтхофена внушали чувство, что здесь живут «избранные». Роскошное убранство жилых помещений в Бенсберге или Ораниенштайне напоминало интерьеры рыцарских замков. Особенно сильное впечатление производил Зонтхофен на новичков. Внушительный дворец больше напоминал романскую замковую церковь в стиле модерн, чем школьную постройку.
Бывший учащийся школы Адольфа Гитлера Грундман вспоминает, что, когда он первый раз увидел здания Зонтхофена, они показались ему «пугающими и давящими». Однако на следующее утро они предстали перед ним в виде «райского курорта». Многие постройки, особенно так называемый «Прекрасный двор» с его садово-парковыми элементами, действительно многим напоминали комфортабельный отель или зону отдыха. Бывший воспитанник Бауман так отозвался о своем первом дне пребывания в Зонтхофене: «Я почувствовал себя принцем». Все воспитанники элитных школ гордились тем, что они имеют возможность обучаться в столь привилегированных учебных заведениях. Однако ни одна из нацистских школ не смогла вызвать чувство столь крепкой привязанности к себе со стороны воспитанников, как это удалось «имперской школе НСДАП Фельдабинг» на озере Штарнбергер.
И сегодня, спустя 60 лет после последнего занятия бывшие «фельдафинги», как они сами себя называют, с ностальгией вспоминают о своей учебе в стенах этой школы.
Ни одно другое учебное заведение в Рейхе не могло похвастать таким обеспечением и возможностями. Лозунг «Тот, кто хочет заманить, должен предложить нечто заманчивое» в Фельдафинге был воплощен в жизнь. Воспитанники обучались игре в гольф на лучших газонах Германии. Они осваивали парусный спорт на новеньких олимпийских яхтах на Штарнбергском озере. Для занятий мотоспортом всегда стояли наготове 25 мотоциклов. Условия проживания были на самом высоком уровне. Более 40 роскошных особняков на берегу озера находились в распоряжении учащихся. Любимым тренингом в этих школах были «маскарады», то есть соревнование по смене разного вида формы на скорость. Иногда это мероприятие презрительно именовалось «маскиболом», что выражало сущность игры и отношение к ней участников. В самые кратчайшие сроки воспитанники должны были снять и надеть одну за другой все виды форменной одежды. Ганс Мюнхеберг (интернат в Потсдаме) в своем автобиографическом романе «Похвально всё, что закаляет», который основан на реальных фактах, рассказывает: «Начинали с простых заданий. Строились через пять минут в выходной форме одежды, в пальто и кепи. Затем строились через четыре минуты в полевой форме с ранцами за спиной. Затем через три минуты в спортивных костюмах. Далее следовали „шуточные варианты“: через четыре минуты строились в лыжных штанах, летней рубашке и спортивных ботинках или в свитере, спортивных трусах и полевых ботинках. За спиной свернутая плащ-палатка и зубная щетка в левой руке».
У дверей в спальное помещение стоял воспитатель с секундомером в руке и засекал, в какое время уложились его подопечные. Если они не успевали, то превращались в «отстающих». После того, как однажды во взводе Мюнхеберга все попали в разряд «отстающих», была назначена проверка личных шкафов. После «маскарада» в них царил хаос. Свободное время отменили, так как пришлось наводить порядок. Напоследок провели уборку в туалете, душевом отделении и комнате для чистки обуви.
На следующее утро история повторялась.
Воспитатель Эркенбрехер не жалел времени на поиски причин для придирок и был неистощим на придумывание различных наказаний. «Вот как. Вы все еще не хотите взяться за ум, — рычал он. — В таком случае после обеда построение для всех в зимней одежде!»
Ганс Мюнхеберг пишет: «Это происходило нестерпимо жарким летним днем 1940 года. Мы должны были сложить все наши учебники в ранцы. Затем нам приказали построиться в походной форме. Эркенбрехер лично руководил построением и маршировкой. Он выбрал для нас строевую песню „Как часто мы шагали по узкой африканской тропе“ …Эркенбрехер, однако, был недоволен. На его взгляд, пение напоминало кряхтенье. „Жалкое стадо! Шире шаг!“ Младшие воспитанники с полными ранцами не поспевали. Тогда Эркенбрехер остановил колонну. Он издевательски произнес: „Ну, что же, у вас, господа, еще много времени“. Затем он скомандовал: „Шапки снять! Наушники опустить! Шапки надеть! Ранцы снять! Держать их перед собой! Колени согнуть! Прыгать! Прыгать! Прыгать!“».
Мюнхеберг споткнулся и упал.
«Что мне оставалось делать? Я поднялся и стал подпрыгивать вместе с другими».
Мюнхеберг был на пределе своих сил.
Вдруг раздался окрик: «Эй, ты, шляпа! Шире плечи, держать ранец выше!»
Мюнхеберг попытался поднять ранец с книгами. Ничего не выходило. Ему не хватало воздуха. От жары ему стало совсем плохо. В висках стучало.
Эркенбрехер был безжалостен: «Что такое? Ты отказываешься выполнять мой приказ?»
Мюнхебергер больше не прыгал. Он стоял, покачиваясь.
Эркенбрехер продолжал орать: «Тряпка! Ты позоришь свой взвод! Убирайся отсюда!»
В этот момент Мюнхеберг повалился на раскаленный асфальт.
Подобные издевательские методы воспитания сплачивали воспитанников и провоцировали ответные акции против любителей чрезмерной муштры. Герд-Эккехард Лоренц, учившийся в то время в Потсдамском интернате, рассказывает: «Вначале все шло как обычно. Строевые упражнения. Затем раздалась уже набившая оскомину команда: „На беговую дорожку марш, марш! Быстро! Лечь! Встать! Лечь! Встать!“ Затем с ранцами на вытянутых руках мы семенили утиным шагом. Когда мы снова шли колонной, послышалась команда: „Противогазы надеть! Песню запевай!“ Стекла противогазов сразу же запотели. Мы запели. Но не строевой марш, а старую шуточную песню о канаве, которая никак не наполнится водой. Мы пропели куплет трижды. В ответ услышали: „Песню отставить! Противогазы снять! Отделение стой!“ Мы стояли, не шелохнувшись, как стена, и при этом улыбались. Воспитатель приказал нам разойтись. Он был бессилен. „Шлифовка“ закончилась. Мы победили. Это было здорово!»
Были и другие особые задания: «Те, кто прежде никогда не плавал, должны были прыгнуть в воду с трехметровой высоты. Их вытаскивали на берег лишь после того, как несчастные прыгуны пару раз успевали погрузиться и снова всплыть на поверхность… Как-то раз зимой… взвод проделал две большие проруби в толстом льду замерзшего озера. Расстояние между прорубями почти 10 метров. Задача — прыгнуть в прорубь и подо льдом доплыть до другой полыньи…»
Тео Зоммер вспоминает: «Нужно было научиться преодолевать внутренний страх. Мы прыгали в бассейн с десятиметровой высоты. На нас были ранец, стальная каска и снаряжение. Каска крепилась к голове подбородочным ремешком. Однажды она чуть не оторвала голову одному воспитаннику во время погружения в воду. Проверки на смелость проводились уже во время вступительных экзаменов. У тех, кто отказывался, шансов на поступление не было. Выгоняли из школ и воспитанников, если они проявляли трусость во время проверки».