Особь

– Хоть из дому убегай… – пробормотала она, вновь ощущая в себе легкое дуновение страха.

Обхватив голову худыми морщинистыми руками, она затравленно взглянула на потолок, покрытый причудливой паутинкой мелких трещинок. Безотчетный и иррациональный ужас липким серым туманом заволакивал ее мозг. Обостренная тоска заброшенности и обреченности переполняла старуху, выплескиваясь брызгами беспомощных слез. Спазм безжалостной удавкой перетянул ей горло, и она тоненько всхлипнула.

Надо было что-то делать…

Конечно же, можно было отправиться ночевать к дальним родственникам в другой конец мегаполиса. Но что им было сказать о причине визита? Назови она таковой «попискивание на чердаке», и ее немедленно признали бы сумасшедшей. Еще можно было ехать ночевать на вокзал. Однако такой вариант пенсионерка считала унизительным: ведь у нее была своя квартира. Да и возраст не позволял ей спать среди сумок, баулов и грязных храпящих мужиков.

Наконец, когда за окнами стемнело окончательно, она решила посоветоваться с соседями – может, они тоже слышали что-то подозрительное? Соседа из квартиры налево дома не оказалось: он работал на «Скорой помощи» и был на «сутках». А вот приятный седовласый отставник из квартиры напротив не только сочувственно выслушал соседку, но и вызвался слазить с ней на чердак. Он, кстати, тоже несколько раз слышал какой-то подозрительный шорох, однако был абсолютно уверен, что это бродячие коты.

На чердак вела старая деревянная лестница, такая скрипучая, что от одного ее вида хотелось вздрогнуть. Отставник поднялся первым, открыл люк и, забравшись наверх, подал руку бабушке. Тесное полутемное пространство пахло пылью, плесенью и разогретой за день древесиной. В прямоугольнике слухового окна мертвенно светился молодой месяц. Сосед щелкнул тумблером ручного фонарика. Зловещие тени спрятались за растрескавшимися балками, паутина причудливо засеребрилась в желтоватом электрическом свете. Овальное пятно фонаря неторопливо прошлось по полу, фиксируя подсохшие кошачьи фекалии, мусор и древесные щепки.

– Да, наверное, Петровна, вам это просто пригрезилось, – сосед-отставник опустил фонарик. – Вы же сами видите – никого тут нет. Да и спрятаться на нашем чердаке негде. Разве что за балками. Так ведь взрослому человеку придется в три погибели стоять…

Вид пустого чердака не сулил ничего зловещего и потому немного успокоил бабушку. Пенсионерка Петровна придирчиво осмотрелась и, поколебавшись, взяла у соседа фонарик, тщательно подсвечивая темный угол как раз в том месте, под которым располагалась ее кухня. Ничего странного и опасного не наблюдалось, и это успокоило ее окончательно.

И тут откуда-то из дальнего конца чердака на нее уставился странный голубой глаз, удивительно похожий на человеческий. Глаз этот, словно подсвеченный изнутри мерцающим люминесцентным светом, выглядел настолько жутко, что старушка едва не свалилась в открытый люк.

– Та-а-ам… – чуть слышно прошептала она одеревеневшими губами. – Та-а-ам кто-то живой…

– Что? Где? – не понял сосед и, выхватив фонарик из ее рук, направил луч в тот самый угол, куда только что смотрела бабушка. – Да нету там никого! Вот, сами посмотрите! Наверное, у вас действительно нервная система не в порядке. Вот и чудится всякое. Хотите, Петровна, я вам хороших успокоительных таблеток дам, сам иногда принимаю?..

Спустя минут десять старушка сидела на кухне, ощущая под языком холодную горькую таблетку. Лекарство действительно помогло, но ненадолго. Смутное ощущение приближающегося несчастья парализовало волю, недобрые предчувствия, словно вязкий тягучий яд, натекали в мозг. Она ощущала себя предельно запуганной, затравленной и беспомощной. А ведь впереди была еще целая ночь, от которой не следовало ожидать ничего доброго.

Она легла спать в одежде, чтобы при малейшем подозрении на опасность успеть выскочить из квартиры. Спала старуха плохо: всю ночь несчастной чудился огромный голубой глаз, словно подсвеченный изнутри неверным голубоватым сиянием. К середине ночи она, правда, заснула, но ненадолго…

Все началось, как и в предыдущие разы, перед самым рассветом.

Хмурое утро серело за окнами. Мелкий нудный дождь барабанил по наружному подоконнику, струи воды хаотично стекали по стеклам. Поеживаясь под тонким одеялом, Петровна напряженно вслушивалась в окружающие звуки. Пронзительный стук капель о жестяной подоконник, поспешный стук каблуков на улице, тревожная вибрация троллейбусных проводов под окнами…

– Неужели… пронесло? – Она осторожно сунула ноги в тапочки и, приподнявшись, облегченно вздохнула.

Дождливый рассвет за окном постепенно и неотвратимо светлел, словно наливаясь холодным тусклым перламутром. Дождь постепенно усиливался. Неожиданно в окне ослепительно блеснула молния, гигантский синий зигзаг буквально расколол небо надвое. Стекла в серванте жалобно дзинькнули и мелко завибрировали. Угрожающе качнулась люстра, и темные тени стеклянных плафонов взметнулись по потолку, на мгновение сделавшись резко очерченными и зловещими. И в этот момент обострившийся слух различил резкий звук удара чего-то тяжелого о пол кухни.

– О господи… – хозяйка квартиры вздрогнула от неожиданности. – Что же это такое?

Порывистый ветер сыпал в стекла холодными каплями. Тревожно шелестели кроны старых тополей за окном. У Петровны остро заныло в животе, запершило в горле. Екнуло сердце, кровь ритмично прилила к вискам, во рту сделалось солоно и гадко. Необъяснимый страх, легкое дуновение которого она ощущала вчера, теперь прибивал ее, словно бетонная плита. После малообъяснимого грохота на кухне старушка чувствовала себя предельно беззащитной, открытой любому внезапному нападению. Больше всего хотелось бежать из квартиры – прямо в тапочках и в халате, на улицу, в дождь. Однако сознание, этот гибкий утешитель, все-таки подсказывало: ничего страшного тут, в огромном густонаселенном мегаполисе, с ней произойти не может. Ведь в этой квартире она прожила почти тридцать лет! Да и соседи, в случае чего, придут на помощь…

Она осторожно вышла в коридор и прислушалась к звукам на кухне. Сквозь барабанную дробь дождя и шелест крон из-за двери доносилось ритмичное пронзительное попискивание. Правда, в отличие от предыдущих разов, попискивание звучало словно из стереодинамика. Хозяйка квартиры могла поклясться, что она различает сразу несколько резких агрессивных голосов. На кухне что-то дзинькнуло, и спустя секунду звон разбиваемого стекла заставил хозяйку нервно вздрогнуть.

И тут в квартире неожиданно воцарилась пронзительная тишина. Порывы ветра за рамами стихли, дождь успокоился, троллейбусные провода на улице – и те перестали вибрировать. Эта зловещая и гнетущая тишина показалась бабушке куда страшнее, чем недавние малообъяснимые звуки с кухни.

Петровна очень кстати вспомнила, что в кладовке хранится длинная швабра. Удерживая швабру наперевес, она несколько минут постояла у двери кухни, собираясь с духом. Наконец, вдохнув воздуха, словно пловец перед нырянием, она вошла…

Мельком взглянув на потолок, хозяйка тихо охнула и от неожиданности выпустила швабру из рук. Затем перевела взгляд на пол…

И оторопела окончательно. В голове послышался негромкий и размеренный гул. Тугой ком тошноты подкатил к горлу, пространство поплыло, словно мираж, ноги сделались ватными. Несчастная испуганно закрыла глаза, затем осторожно их приоткрыла… Увиденное не просто не изменилось, а наоборот – проявилось во всех кошмарных подробностях и деталях.

Звук удара, услышанный во время грозы, не был слуховой галлюцинацией. Оказалось, что ветхая штукатурка рухнула на пол, а вместе с ней вывалилось и огромное крысиное гнездо, сооруженное из полуистлевшей ветоши. Розовые маленькие тельца копошились по линолеуму среди лоскутков, обломков и пыли. Рядом, щерясь двойными острыми резцами, суетилось некое существо, очень напоминающее обычную серую крысу: верткое веретенообразное тело с серой шерстью, длинный голый хвост, острая мордочка с длинными жесткими усиками… И только глаза – небесно-голубые, непропорционально огромные, с пушистыми, словно у человека, ресницами – придавали существу устрашающий облик.