Дом черного дрозда

— Пусть живет, но только никогда не готовит рыбу, — услышал он свой голос.

Руфь с Холма черного дрозда рассмеялась на это.

— С чего ты взял, что я вообще буду готовить?

Руфь отогнала своих коров в поле с душистым горошком. Мерин Лисандера Домино закатил глаза и в ужасе сбежал на дальний конец пастбища. Но коровы не обратили на мерина ни малейшего внимания, они сгрудились вокруг Руфи с Холма черного дрозда и спокойно принялись жевать сорняки и траву. Истинный смысл слов Лисандера дошел до Сьюзан Кросби и Эстер Вест, только когда они уже собрались возвращаться обратно в город.

— У этой женщины есть хоть какие-нибудь пожитки? — крикнул им вслед Лисандер.

— Ничегошеньки, — ответили они. — Только коровы, что ходят за ней, да башмаки на ногах.

Что ж, вот как раз одиночный башмак Лисандер мог бы ей предложить. У него в чулане валялось несколько старых башмаков — совершенно бесполезных, поскольку правой ноги у него не было. Он выложил на ступеньки лестницы, ведущей на чердак, кое-какую старую одежду и лоскутные одеяла. Он давно собирался закончить чердак и превратить его в приличное помещение. Но когда понадобилось проверить стропила, ему пришлось ползти по винтовой лестнице, и этой одной попытки было достаточно, чтобы на долгое время отказаться от повторения этого унижения. Во всяком случае, человеку, привыкшему спать на берегу, там должно быть достаточно хорошо.

Когда Руфь не появилась, чтобы начать готовить ужин, Лисандер сделал себе тарелку репы и маисовые лепешки. Правда, получились они полусырые, но все же вполне съедобные. Он оставил порцию на ступеньках лестницы, хотя и было у него подозрение, что Руфь есть не станет. Она способна довести себя до голодной смерти, сидя на поле. Она может вообще сбежать, и когда он проснется, то никого не найдет, только будут печально мычать одинокие коровы.

Но утром Руфь была на месте. Она съела еду, что он оставил для нее, и доила коров, когда Лисандер вышел, чтобы поработать над металлической сбруей для упряжки мулов Карла, дяди Эстер Вест. Красные башмачки выглядывали из-под черной юбки Руфи. Она напевала песенку коровам, и они терпеливо ожидали своей очереди. Мерин Домино подошел поближе, и Руфь с Холма черного дрозда протянула ему кусочек сахара на открытой ладони.

Днем Лисандер увидел, что она заглядывает в окошко мастерской. В кузнице пылал жаркий огонь, и он потел. Он хотел, чтобы вместе с потом из него вышла вся холодная океанская вода до последней капли. Он всегда разводил огонь жарче, чем необходимо. Ему так надо было. Иногда у него болел желудок, и когда его рвало, он выплевывал зубы палтуса. Похоже, эти зубы прошили его насквозь. Он чувствовал их внутри — холодные серебристые штуковины.

Должно быть, когда ковал металлическую сбрую, он выглядел очень страшным — весь покрытый сажей, распаренный как дьявол. Видать, поэтому Руфь с Холма черного дрозда убежала и не вернулась, чтобы съесть обед, который он поставил на ступеньки. Хотя еда была получше, чем накануне, — маисовый хлеб, на сей раз с диким луком, и овощи с подливкой. И все-таки на следующее утро тарелка была вычищена и стояла на столе. Все было съедено до крошки.

Руфь с Холма черного дрозда не готовила и не убирала в доме, но продолжала наблюдать за ним сквозь окошко бугристого стекла. Лисандер не поднимал глаз, не подавал виду, зная, что она глазеет на него. Наконец в один прекрасный день она показалась в двери кузницы. На ней были его старые штаны и белая рубаха, но через дым он мог видеть, что те самые красные башмачки были на месте.

— Как ты потерял ногу? — спросила Руфь.

Он ожидал чего угодно, но не такого вопроса. Это было грубо, никто не спрашивал о таких вещах.

— Ее откусила рыба, — ответил он.

— Да нет же, — рассмеялась Руфь.

Жар от железа опалял его ладони, руки, голову.

— Ты мне не веришь?

Он показал ей цепь, которую носил на шее, с нанизанными зубами палтуса.

— Я их выкашливаю, один за другим.

— Да нет же, — снова сказала Руфь, но голос ее был тише, как будто она обдумывала его слова.

Она подошла прямо к нему, и Лисандер почувствовал, как внутри его что-то шевельнулось.

Руфь с Холма черного дрозда положила левую руку в огонь и держала ее там, пока он не схватил и не оттащил ее прочь.

— Видишь? — Она показала ему свою руку.

Кожа на руке осталась прохладной и пахла как трава.

— Есть вещи, которых и я боюсь.

Люди в городе забыли о Руфи. И о том, как ей живется на ферме, они думали ничуть не чаще, чем вспоминали, как она неделями спала на пляже и как никто не предлагал ей помощи, пока Сьюзан и Эстер не озаботились ее положением.

Очень может быть, им не следовало вмешиваться, но они были слишком добросердечными, чтобы остаться равнодушными, но и умными они были тоже и не проболтались своим мужьям, как и почему Руфь с Холма черного дрозда оказалась на ферме Лисандера. По правде говоря, они сами почти позабыли об этом. А потом, в один прекрасный день, Эстер Вест обнаружила у своей задней двери полное ведро молока. Как оказалось, Сьюзан Кросби нашла у себя на крылечке то же самое — прохладное парное молоко, такое сладкое и такое сытное, что стоило выпить одну-единственную чашку — и целый день не хотелось пить ни капли.

Сьюзан предпочла не лезть в чужие дела, но Эстер оказалась куда более любопытной. Она не могла перестать думать о Руфи. Той ночью Эстер видела во сне черных дроздов и своего мужа, ловившего скумбрию у Мидл-Бэнкс. Когда она проснулась, ей ужасно захотелось попить еще свежего молока. И днем она направилась на ферму. Просто посмотреть, как там дела.

А там была Руфь, она скакала по полю на старом мерине Домино и учила его прыгать через бочку, пока коровы безучастно созерцали эту картину. Увидев Эстер, Руфь слезла с лошади и подошла встретить ее у ворот. Прошлой ночью сама Руфь видела во сне чай и иголки с нитками, готовые к работе, и женщину, которая одна поднимала трех сыновей, пока муж ее был в море. Она ждала Эстер, и ведро молока тоже поджидало в тени дуба. Молоко было еще свежее и еще слаще, чем обычно. Эстер выпила две полные жестяные кружки, прежде чем поняла, что Руфь с Холма черного дрозда плачет.

Лето близилось к концу, хотя все вокруг было еще свежим и зеленым.

— Что такое? — спросила Эстер. — Он заставляет тебя тяжко трудиться? Он что, совсем бессердечный?

Руфь покачала головой.

— Просто я никогда не получу того, чего мне хочется. Это невозможно.

— А что ты хочешь?

В воздухе пахло коровами, сеном и дымом из кузницы. С утра пораньше Руфь плавала в пруду за домом, и волосы у нее блестели. Она пахла как вода, и кожа у нее была прохладной даже при дневной жаре.

— Не имеет значения. Просто всегда, когда мне чего-то хочется, я этого не получаю. Неважно что. И так всю жизнь.

Когда Эстер уходила, из мастерской показался Лисандер Винн. Он опирался на свой костыль. Он тоже чего-то хотел. Ему еще и тридцати не было, от тяжелой работы руки и спина у него были очень сильными. Но внутри он чувствовал себя слабым, уязвленным, словно что-то острое царапало его изнутри.

— Что она вам сказала? — спросил он у Эстер Вест.

— Она боится, что не получит того, чего хочет, — сказала Эстер.

Лисандер обдумывал ее слова, пока заканчивал работу. Он обдумывал ее слова, пока готовил ужин — тушеное мясо с маисом и помидорами. Оставляя ужин для Руфи на ступенях лестницы, он положил там еще и записку.

«Я достану для тебя все, что ты хочешь».

Той ночью Лисандер представлял себе, что, несмотря на свое обещание, он не сможет дать Руфи то, о чем она попросит. Вдруг она попросит золота, а у него золота нет. Вдруг она потребует переехать в Лондон, на другую сторону океана. Или захочет другого мужчину, на двух ногах, который не выплевывает зубы палтуса, не боится дождя и воды в пруду. Но на следующее утро он нашел записку рядом с наковальней в кузнице. И оказалось, то, чего она вроде бы хочет, очень сильно отличается от всего, что он напридумывал.