Лебеди Леонардо

Несмотря на протесты секретаря Лодовико, Изабелле удалось убедить слуг не докладывать о ее приезде. «Они уже и так заждались меня!»

Войдя в комнату, Изабелла стала свидетельницей весьма живописной сцены. Руки Лодовико замерли в раздраженном жесте. В одной он держал пергамент, свисавший вниз, словно носовой платок. Magistro склонился в принужденном поклоне. Щека дергалась, а глаза были опущены долу, словно у благородного испанского дона, гордости которого нанесли оскорбление. Беатриче прижимала руки к груди, словно хотела этим примиряющим жестом образумить спорщиков. Худощавый юноша, вероятно слуга художника, испуганно забился в угол. Все молчали, но в воздухе еще висело напряжение. Они тут же удивленно обернулись к Изабелле, но никто не вымолвил ни слова. Наконец Лодовико заговорил:

— Вот так неожиданность!

Он кинул пергамент на стол в груду рисунков. Вероятно, наброски очередного шедевра magistro, решила Изабелла. Как же она любила разглядывать незавершенные творения мастеров!

Дородная, живая и сияющая Беатриче бросилась к сестре и крепко обняла ее. За плечом Беатриче Изабелла увидела затылок magistro, склонившегося в вежливом церемонном поклоне. Она успела заметить даже его замшевые туфли, украшенные драгоценными камнями.

— Мне так стыдно, что я помешала вам, — начала Изабелла.

— Ерунда! — отозвался Лодовико. — Слава богу, ваше путешествие завершилось благополучно. На самом деле я даже рад этому нежданному вторжению. Вас считают покровительницей художников, маркиза. Возможно, вы не откажетесь помочь мне в нелегком споре с magistro.

Лодовико взял Изабеллу за руки и по-братски расцеловал в обе щеки. Беатриче держалась на удивление спокойно. Наверное, рада, что мое вмешательство положило конец спору, решила Изабелла. Беатриче отступила в глубину комнаты, уселась в кресло и облегченно вздохнула. Изабелла отметила про себя, что в своем теперешнем положении Беатриче вряд ли сможет помешать ее планам.

Лодовико разложил на столе рисунки — дюжины набросков, изображавших разные части конских тел от головы до хвоста. Яростные ноздри, оскаленные челюсти, взмывшие вверх копыта, мощные бока и даже мускулистые зады с длинными летящими хвостами.

— Ведь это же наброски знаменитого конного монумента! — воскликнула Изабелла.

Самым впечатляющим был рисунок, на котором конь вставал на дыбы, — передние копыта взвились в воздух, а всадник из последних сил цеплялся за спину благородного животного.

— Кажется, что конь сейчас оживет, сбросит всадника и умчится прочь, — заметила Изабелла и бросила на художника пристальный взгляд, желая понять, оценил ли он комплимент.

На лице Леонардо появилась слабая улыбка. Он, несомненно, признал в Изабелле истинного ценителя.

— Не спорю, — вмешался Лодовико, — рисунки великолепные. Однако magistro никак по-настоящему не приступит к работе. Он пытается заставить колоссальную бронзовую статую коня встать на дыбы. Все говорят, что это недостижимо!

— Все достижимо, если трудиться усердно и не спеша, — промолвил Леонардо.

Лодовико порылся в рисунках, нашел нужный и потряс им перед лицом художника.

— И чем же может помочь в создании совершенной конной статуи вот этот набросок?

Изабелле показалось, что гнев покровителя нисколько не испугал художника. Вместо того чтобы, выслушав тираду Лодовико, испуганно съежиться, magistro выпрямился и словно стал выше ростом.

Лодовико передал рисунок Изабелле. Ей показалось, что чертеж напоминает конюшню.

— Вы позволите, ваша милость? — Приняв из рук Изабеллы набросок, художник разложил его на столе. Чертеж изображал переплетение желобов. — Это лучшая в мире конюшня. Вот здесь сено естественным путем спускается вниз с чердака, давая возможность конюхам заниматься другими работами. Емкости наполняются при помощи помп — система действует не хуже водопроводов в лучших дворцах и усадьбах. Чистая вода поступает в желоба в любое время суток.

Леонардо отступил назад, предоставляя Изабелле возможность оценить свое творение. Однако Лодовико не дал ей возможности ответить.

— И как, по-вашему, все это приблизит нас к конной статуе?

Голос Лодовико дрожал от гнева.

— Вы известны своей дальновидностью, ваша милость, — не сдавался художник. — Я думал, вряд ли вы откажетесь стать владельцем самых благоустроенных конюшен в Италии.

Изабелла с радостью предложила бы magistro показать свой чертеж мужу, но Лодовико снова не дал ей вставить ни слова.

— Magistro Леонардо, — по напряженной челюсти Il Moro было заметно, что он с трудом сдерживается, — мы можем годами спорить о лошадиных статях. Но если в ближайшее время вы не предъявите мне конный монумент — нечто с копытами, хвостом и гривой, я буду вынужден отказаться от ваших услуг. Мало того, мне придется водружать на пьедестал живых лошадей и менять их по мере того, как лошади начнут подыхать от жажды, жары и неподвижности!

Леонардо молчал, не меньше Изабеллы пораженный вспышкой гнева своего покровителя.

— Это обойдется мне дешевле! — добавил Лодовико. — Даже если менять придется превосходных скакунов!

— Ваша милость, напрасно вы думаете, что я бесцельно трачу время. Моим первейшим побуждением всегда было создание памятника, способного достойно сохранить в веках память о вашем выдающемся отце. — Голос художника звучал на удивление ровно. — Я утрою усилия, но не потому, что быстрота — залог качества, а только из желания угодить вам.

Ноздри Леонардо возмущенно расширились, как у лошадей на рисунках. Художник не выглядел оскорбленным или рассерженным, скорее он напоминал Изабелле взъерошенного петуха.

Не успел Лодовико ответить, как Леонардо отвесил Изабелле небрежный поклон, прищелкнул пальцами, приказывая слуге следовать за ним, и стремительно вышел из комнаты. Юноша сгреб рисунки со стола и, стараясь не встречаться ни с кем глазами, прошмыгнул вслед за хозяином. Изабелле захотелось броситься за Леонардо и умолять его поехать с ней в Мантую, но она не посмела. Никогда ни она, ни маркиз не позволят себе торопить творца, ибо понимают, что создания гения должны созреть. Изабелла посмотрела на сестру, ожидая, что та укорит мужа за нетерпимость, но вместо этого Беатриче неуклюже встала и предложила Лодовико кресло.

— Дорогой мой, не стоит принимать так близко к сердцу причуды magistro. Уверена, он не собирался так расстраивать вас.

Прежде чем присесть, Лодовико взял руки Беатриче в свои и поцеловал жену в лоб.

— Только посмотрите, Изабелла! Моя жена носит под сердцем ребенка, а сама только и беспокоится, что о моем здоровье! — Он приподнял лицо Беатриче, пытаясь заглянуть ей в глаза. — И как я жил без вас раньше, моя дорогая? Изабелла, ну разве она не воплощенная доброта и прелесть?

С этим трудно было спорить. Щеки Беатриче — розовые, словно у херувима, округлились, как и ее живот. Наверное, сестра давно не садилась в седло — кожа стала непривычно нежной и прозрачной, как лепестки белых роз. Карие кукольные глаза словно расширились. Изабелле показалось, что в мягких чертах сестры появилась новая сила и твердость. Это не мешало Лодовико касаться жены так нежно, словно она была статуэткой из драгоценного фарфора.

— Роза в полном цвету, — пробормотала Изабелла, сознавая, что не только лишилась возможности договориться с magistro о сеансе, но и утратила свою власть над Лодовико.

Она спрашивала себя, не была ли эта сцена разыграна Il Moro специально для нее? Возможно, Лодовико надеялся, что, увидев, как несладко приходится ему с magistro, Изабелла не станет просить его ни о чем? Подобное коварство вполне в духе Il Moro. Однако Лодовико ошибался, если думал, что Изабелла так легко сдастся.

— Этот человек добился положения при моем дворе, пообещав изваять конную статую в честь отца. С тех пор прошло двенадцать лет! И все это время он занимался чем угодно, но только не этим!

— Ты многого не знаешь, Изабелла, — вступила в разговор Беатриче. — Леонардо уверяет нас, что проводит дни и ночи в работе над скульптурой, а нам доносят, что на самом деле он занят изобретением машины, при помощи которой человек сможет летать по воздуху, как птица!