Распределение

Александр Шакилов

Распределение

Ну, назвал жеребца Росинантом, и что? При покупке имечко казалось вполне подходящим. Хозяин, бородатый цыган, суетился, расхваливал товар, показывал зубы и ножом ковырял копыта. Мол, не конь, скакун султана Селима Первого, да из конюшен Чалдырана. Вороной что надо! — бери, не прогадаешь! — вокруг света и обратно домчит, вздохнуть не успеешь!

Товарный вид мой пегас растерял за неделю. Дальше — хуже. Оно и немудрено: по таким дорогам пошляешься, и от самого человеческий вид кусками отваливаться начнёт — поганая планетка, мерзкая. А что поделаешь — мой сектор…

Распределение, будь оно неладно!

А не то сидел бы сейчас у мамаши в гостях и гонял кирзой чаи в самоваре. И крендельки-баранки — сухие, не раскусишь — с верёвочки сдёргивал бы и в чашку, в кипяточек. Макай да причмокивай от удовольствия. Берёзки, грибочки-ягодки, лето, девки в баню идут — песни поют, на меня заглядываются…

Ан нет! — хлябь-дорога, лихие людишки, и дождь холодными каплями сочится сквозь драный плащ… Распределение! Спасибо декану, удружил… — эх, зла не хватает! Закончились весёлые студенческие деньки, рабочие будни — forever.

Росинант всё чаще спотыкается и чихает. Интересно, а у лошадей бывает простуда? Жалко животину — помрёт за просто так, а я половину университетских подъёмных на него угрохал: не копейку, не пять и даже не рупь чистого серебра. Больше. Прогадал конкретно. И в цене, и так… Ну да ладно, впредь наука будет — химия, ха-ха, или физика.

А вот и столб пограничный — понатыкали, понимаешь, где ни попадя. Хоть бы заставу для приличия воздвигли, или наняли бы мечников каких — стеречь кордон да податями купцов обдирать. А так: никого, езжай куда хочешь. Непривычно как-то. И зачем тогда, спрашивается, столько царств-королевств? По пять штук на квадратный километр — это ж с ума сойти можно. И каждый стручок в короне мнит себя пупом земли, родословную до сто сорок третьего колена даже спросонку процитировать может, а ещё гимн, государственный флаг, пара-тройка гербов, карета, куча придворных и Джонни-виллан — для обработки огорода, надо же всей этой кагале чего-нибудь жрать?!

Замок, как всегда, вынырнул из темноты неожиданно. Это особенность местного климата: ночью дальше, чем на три шага ни черта не видно.

Замок, кстати, как замок. Обычной мрачноватости. Средней, я бы сказал, паршивости. Насмотрелся я тут на башни-бойницы, витражи и гобелены — на всю жизнь хватит. Ещё и внукам останется. На долгую память.

Хоть бы молоток кто додумался к воротам привязать. Или куска кожи воловьей жалко? Отбивай теперь кулаки, ломись гостем нежданным. Тьфу, деревня! Никакого сервиса, удобства во дворе. Прям Средневековье какое-то! И Росинант что-то расчихался, да и у меня, признаться, из носу подтекает. Надо бы глинтвейну горяченького выпросить. Для поправки здоровья.

— Кто?! Чо надо?!

А форточки в воротах меня почему-то очень раздражают. Я вообще человек спокойный, но это!! Этот!! Охранник!! Морду свою плюгавую высунул — чо надо? — и мнит себя крупным прыщом на заднице боевого слона. Ратник его величества. Вассал и рыцарь по совместительству на полставки. Ландскнехт! — звучит в доспехах гулко.

— Вот мои бумаги, — протягиваю подорожную и заявку. — Ждут меня.

Бряцая кольчугой, мужичонка недоверчиво изучает печати и шмыгает носом. Передразнивает, подлец?! И щурится в свете фонаря, и шевелит губами. Явно желает проявить служебное рвение и документик на зуб попробовать, но стесняется. Потому как не уставу. Придурок, да и только. Где таких дегенератов штампуют? — сколько замков объездил, везде вохра щурится и шевелит губами, да и рожи как с одной грядки.

— А-а… Вас ждут, да-а… — со скрежетом распахиваются ворота.

— Гениально, Ватсон! — ну, не могу я сдержаться, надо хоть чуть-чуть нахамить. Для приличия.

Вхожу. Тепло, просторно. Цыпа-цыпа-цыпа! — навстречу служаночка спешит. Помогает господину, то есть мне, раздеться. Запыхалась вся, раскраснелась. Приветливо шлёпаю девочку по круглой попке:

— Милочка, мне бы глинтвейну горяченького. Если не затруднит. Вас.

Она аж рот раззявила — не привыкла, глупышка, к джентльменскому обращению. Ничего, даст бог, ещё пообщаемся.

— Сударыня, я весьма обходителен по пятницам в ночь на субботу.

Захихикала и убежала.

А я присаживаюсь в кресло у камина и неторопливо потягиваю недурственное винишко, настоянное на корешках и травках. Молодца девуля, отличный глинтвейн сварила. Люблю таких малышек и уважаю.

А за спиной уже толпа собралась. Стандартная ситуация. Как говорил мой старенький профессор по психологии контакта: "Обряд знакомства с аборигенами имеет определяющее значение для последующего сотрудничества".

Толпа.

В какое время суток не заявишься, всё равно сбегутся. Не спится им, что ли?

Ага, и а вот бубенцы зазвенели — сейчас местный хохмач-любитель откроет концерт по заявкам. Так и есть:

— А почему вы лысый?

Дружное ржание. Оборачиваюсь к толпе:

— Зато у меня грудь волосатая, — и демонстрирую. Дама целомудренно падают в обморок. Кавалеры разгневаны.

Выплёскиваю остатки вина в огонь:

— Милостивые сеньоры и маркизы, нынче уж глубокая ночь. И утомился я в пути, и отдохнуть мне нужно. Короче, не сочтите, вынужден откланяться.

Рассвет — мягкий как щёчки девственницы. Завтрак: пальчики блестят, вилка в два зубца — шмат баранины, ещё шмат баранины и… н-да, ещё шмат сами понимаете чего. Вина не надо — не сегодня: иду знакомиться с почтенным семейством, хо-хо! — перегар неуместен.

Тронный зал: два табурета и король. Ну и королева в довесок.

Н-да, печальное зрелище: он — явный дистрофик, она — э-э, внушительная женщина, объёмная.

Протягиваю диплом, санкнижку, лицензию и нотариально заверенные копии короны и скипетра.

Самодержцы щурятся и шевелят губами.

Вопросительно изогнутые брови? — как, ещё?! — добавляю рекомендательные письма двадцати трёх Домов Северо-запада и Франкской Греции.

Похоже, удовлетворены. И ладно, и замечательно.

Аудиенция окончена. В бой вступает тяжёлая артиллерия: местные прихвостни — докторишки, звездочёты и прочие шарлатаны, коих здесь наверняка развелось великое множество.

Меня внимательно осматривают на предмет родинок, бородавок и других "сатанинских меток". В смысле "ведьминых знаков". Пара товарищей в сутанах настаивают на необходимости провести "прокалывание" — нет, ну, откровенные садисты. Я встаю на дыбы: а болт вам арбалетный и всё такое. Не хочу, не буду. Не устраивает — гудбай май лав, я уезжаю навсегда. Кому это вообще больше надо?!

Не позволю калечить! Себя!!

Придворный дантист в чалме на босу ногу долго ковыряется у меня во рту — кариес ищет. Не находит. Аж плачет от досады.

Прибежали коновалы-терапевты: ногти грязные, халаты не стиранные. Этих дегенератов, я не то, что к царственным особам, к полудохлой кляче не подпустил бы: терпеть не могу, когда над животными издеваются! Ребятки тщательно, с умным видом, изучили выписку о прививках, по кругу повертели на свету флюорографию грудной клетки — диафрагма хороша, а рёбрышки мелковаты, да-да, мелковаты, не то чтобы уж, но мелковаты. Поцокали языками, подбородки поскребли и утопали на консилиум: вещички упаковывать — сообразили ребятки: лафа закончилась. Один, правда, глупей остальных оказался — вернулся: решил мне давление померять. Померял — расстроился. Подумал — и заставил меня три кэмэ вокруг замка пробежать, а потом сердечко послушал. Сник и чуть ли не разрыдался: клиент здоров как стадо единорогов.

Даже психиатра где-то наковыряли. Он добрых три часа тиранил меня пятнами охры на листах пергамента: что я, мол, вижу здесь? а здесь? Это пока астрологи на мой гороскоп медитировали: благоволят ли звёзды?