Любовница

— И хотел оказаться рядом, когда ее план рухнет? — спросил Мастерс.

— Да, будьте вы прокляты! Кто мог предвидеть, что легендарный Мастерс нарушит все свои правила, женившись на собственной любовнице!

— И пытались расстроить нашу помолвку, послав сюда, чтобы она застала меня с леди Сэндс? — Маркус не отрываясь смотрел на Ифигинию, беззвучно умоляя ее понять его взгляд…

— Я исходил из того, что все, включая лорда Сэндса, уверены, что у вас многолетняя тайная связь с его женой. Я ожидал, что Ифигиния тоже поверит в это.

— Но зачем же ты послал туда лорда Сэндса? — спросила Ифигиния.

Маркус приподнял брови, удивляясь ее недогадливости:

— Хоут, несомненно, надеялся, что Сэндс убьет меня, застав со своей женой.

Герберт одобрительно кивнул ему:

— Абсолютно верно. Сэндс до неприличия влюблен в свою жену. Примите мои поздравления, сэр, вы и в самом деле очень умны.

— Благодарю вас.

Маркус неожиданно набросил плащ на фонарь, комната мгновенно погрузилась в темноту.

— Подонок! — взревел Хоут. — Не шевелись! — И вдруг взвизгнул от боли. — Проклятие, ты укусила меня, дрянь!

Послышался шум яростной потасовки.

Маркус, пригнувшись, рванулся вправо, надеясь избежать пули. Согнувшись, бросился вперед. В этой адской тьме двигаться можно было только на звук…

Раздался выстрел. Яркая вспышка на мгновение озарила лицо Хоута — всегда приятное и добродушное, сейчас оно было перекошено поистине дьявольской злобой.

В следующее мгновение Маркус набросился на Герберта.

Сцепившись, они упали и покатились по полу. С тяжелым стуком пистолет выпал из рук Герберта. Маркус услышал быстрые шаги Ифигинии. Она бежала к фонарю. Оставалось лишь уповать на то, что она добежит, прежде чем вспыхнет его фрак, наброшенный сверху.

С криком Герберт вцепился в Маркуса, ярость придала ему силы. Негодяю удалось вырваться и подняться на ноги.

В ту же секунду Ифигиния подлетела к фонарю. Яркий свет озарил комнату. Маркус вскочил и, воспользовавшись светом, изо всей силы прицельно нанес Хоуту удар в солнечное сплетение. Тот согнулся пополам, но не упал, а повернулся к фонарю и в бешенстве изо всех сил пнул по нему ногой.

Стекло треснуло. Выплеснулось масло — и горячие языки пламени, вырвавшись, побежали слизывать растекавшуюся масляную дорожку.

— О Господи! — взвизгнула Ифигиния. — Постель!

Краем глаза Маркус увидел, как она схватила его фрак и начала сбивать огонь.

— Отойди, Ифигиния! — крикнул он.

— Если огонь доберется до постели или до этих тряпок, — она указала на полог, — мы окажемся в адском пекле!

Маркус понимал, что она права. И если здание загорится, то одному лишь Богу известно, сколько человек погибнет в огне, — над магазинами Лэмб-Лайн столько жилых комнат!

Герберт воспользовался их замешательством и рванулся к выходу. Маркус бросился вслед за ним.

Достигнув двери, он услышал быстрые удаляющиеся шаги по темному коридору. Через секунду дверь распахнулась, и в просвете появилась грузная фигура Герберта.

Маркус в несколько прыжков пересек холл, выскочив на площадку как раз в тот момент, когда Герберт сбегал по темным ступеням.

— Ты все равно не уйдешь, сукин сын! — Схватившись рукой за перила, Маркус поймал Хоута за воротник.

— Будь ты проклят, Маркус!

Хоут бешено рванулся и, потеряв равновесие, отлетел к перилам, затем перевернулся и начал падать…

Последовал короткий крик ужаса — и все смолкло. Хоут навзничь упал на тротуар.

Маркус посмотрел вниз на неподвижно распростертое тело. Даже в слабом свете луны было видно, как неестественно вывернулась шея Хоута. Он был мертв.

— Маркус! — позвала Ифигиния. — Помоги мне!

Он повернулся и бросился бежать через холл. Влетел в комнату и увидел, что Ифигинии удалось почти полностью сбить пламя. Лишь несколько оставшихся горящих языков вылизывали ковер.

— Отойди! — Схватившись за край ковра, Маркус скатал его и тем самым остановил огонь.

Ифигиния быстрыми ударами погасила последние слабые язычки пламени.

— Ну, слава Богу! Маркус, что с ним?

— Хоут мертв. Он упал с лестницы.

— О Господи!

Маркус зажег лампу на стене и оглядел комнату. Огонь, как ни странно, нанес ей весьма незначительный ущерб. Маркус перевел глаза на Ифигинию, все еще сжимавшую в руках его дымящийся фрак. Лицо ее было перепачкано сажей.

— Ты обожглась?

— Нет.

Маркус вобрал воздух. Пахло паленой шерстью. Внезапно Маркус кое-что вспомнил.

— Дай-ка мне взглянуть.

Он взял из ее рук фрак и полез во внутренний карман, туда, где лежала новая усовершенствованная гидравлическая ручка. Поморщился, прикоснувшись к горячему металлу.

— Гром и молния!

— Что случилось?

— Ничего страшного. Просто мне необходимо вернуться в лабораторию.

Уже почти светало, когда Маркус вышел из дверей своей спальни и прошел в смежную комнату. Одинокая свеча освещала огромную постель.

Пустующую постель.

Новобрачная ждала его возле окна. Заслышав его шаги, она резко обернулась.

Белая, отделанная кружевом ночная сорочка нежнейшего льна облегала стан Ифигинии. На голове красовался чепчик с пышными оборочками.

В ее улыбке было столько счастья, что у Маркуса перехватило дыхание.

— Ифигиния. — Он просто не мог найти нужных слов. Распахнул объятия — и она полетела к нему. Маркус поймал ее, подхватил, понес к постели и скользнул с ней под чистые, сладко пахнущие простыни. Он чувствовал себя целым, настоящим, пришел конец механическому человеку, собранному из тщательно смазанных колесиков и шестеренок.

— Я люблю тебя, Маркус.

Он прижал ее к себе, осыпая страстными поцелуями. Сжимая ее бедра, взял губами тугой сладкий сосок.

«Господи, как же она прекрасна! — с благоговением подумал он. — Она словно создана для меня. И я ждал ее все эти годы — ее одну».

— Держи меня, Ифигиния. И никогда не отпускай.

— Никогда!

Маркус не сразу смог понять чувство, охватившее его в тот миг, когда он вошел в горячие и тугие ножны ее тела. Он подумал, что это и есть человеческая радость…

Ифигиния проснулась и поняла, что лежит одна на постели. Первые лучи утреннего солнышка заглядывали в окна, яркие блики пестрели на простынях.

Ифигиния закрыла глаза и медленно потянулась. Тело ее хранило сладкие воспоминания о любви Маркуса — прекрасные воспоминания, наполнившие живым теплом каждую клеточку ее тела. Закрыв глаза, Ифигиния вновь почувствовала возбуждающие прикосновения сильных рук Маркуса к своей груди, бедрам, к местечку между ними.

Странный тикающий звук вернул ее к действительности. Тиканье сопровождалось отчетливым скрежетом металлических колесиков.

Чунка-чунка-чунка-чунка…

Ифигиния подняла ресницы и увидела, что дверь между спальнями открыта. На пороге в черном шелковом халате стоял Маркус, прислонившись плечом к косяку. Темные волосы всклокочены. Скрестив на груди руки, он пристально смотрел на Ифигинию сверкающими янтарными глазами.

— Доброе утро, Ифигиния.

— Доброе утро. А я-то думала, куда ты подевался? — Ифигиния откинулась на подушки. — И что это за странный шум?

И тут она увидела, как по ковру к ней приближается механический человек. С изумлением она смотрела, как со скрежетом двигаются взад-вперед его ноги. Одна рука вытянута вперед, деревянная рука, несущая серебряный поднос.

А на подносе лежал маленький листочек бумаги.

Ифигиния зачарованно смотрела на приближающееся механическое существо. Вот он подошел к постели — дальше идти некуда. Шестеренки продолжали скрежетать, ноги упрямо шевелились, голова крутилась из стороны в сторону.

Ифигиния протянула руку и взяла записку с подноса. Осторожно развернула и прочла:

«Я люблю тебя».

— О Маркус! — Ифигиния сбросила покрывало и вскочила с постели.

Не обращая внимания на механического человека, она побежала через комнату к Маркусу, ждущему в дверях. Остановилась перед ним.