Страница 57 из 99
Амели явно узнала что-то о тех сентябрьских событиях 1997 года, что-то такое, что стало для кого-то угрозой. Но для кого? Его мысли то и дело устремлялись к Клаудиусу Терлиндену. Одиннадцать лет он считал его своим единственным защитником и союзником на земле. В тюрьме он радовался его визитам, долгим беседам с ним. Каким он был идиотом! Терлинден просто стремился к своей цели и все это время думал только о собственной выгоде. Конечно, подозревать его в убийстве Лауры и Штефани у него не было оснований. Но он бессовестно воспользовался бедственным положением его родителей, чтобы заполучить то, что ему давно хотелось иметь, — Старый выгон, на котором он построил здание управления своей фирмы.
Тобиас закурил сигарету. Пепельница на столике перед диваном уже была переполнена окурками. Он подошел к окну и посмотрел на черную воду Майна. Минуты текли мучительно медленно. Сколько же Нади уже не было? Три часа? Или четыре? Хоть бы ей повезло! Ее план был единственной соломинкой, за которую он мог уцепиться. Если эти картины, о которых ему в субботу говорила Амели, действительно существуют, то, может быть, с их помощью удастся доказать его невиновность и в то же время выяснить, кто похитил Амели. Жива ли она еще?.. Тобиас потряс головой, отгоняя страшную мысль, но она упорно лезла ему в сознание. А что, если то, что говорили психологи, эксперты, а потом подтвердил и суд, — правда? Может, он и в самом деле под влиянием сильной дозы алкоголя превращается в монстра, как это с наслаждением констатировала пресса? Раньше он был довольно агрессивен, с трудом переносил поражения. Он привык добиваться всего, чего хотел, — хороших оценок, девушек или спортивных успехов. И, добиваясь этих целей, он редко считался с интересами других, но, как ни странно, всегда оставался общим любимцем, сердцем компании. Или это ему только казалось в его заносчивости и ослеплении собственным эгоцентризмом?
Свидание с Йоргом, Феликсом и другими приятелями пробудило в нем смутные воспоминания о давно забытых событиях, которые он считал ничего не значащими мелочами. Лауру он, не задумываясь, без зазрения совести отбил у своего друга Михаэля. Девчонки были всего лишь трофеями его воинствующего тщеславия. Сколько раз он бездумно задевал чужие чувства, сколько нанес обид, сколько зависти и злости вызвал в сердцах своих же товарищей! Дошло это до него только тогда, когда его самого бросила Штефани. Он не мог с этим смириться, он просил ее, даже вставал перед ней на колени, но она только насмехалась над ним. Что же он потом сделал? Что он сделал с Амели? Как ее мобильный телефон попал в карман его штанов?
Тобиас опустился на диван, сжал ладонями виски и отчаянно попытался выстроить обрывки воспоминаний в логический ряд. Но чем больше он себя принуждал, чем больше напрягал память, тем недостижимей становилась цель. Это сводило его с ума.
Хотя в клинике было полно народа, фрау доктор Даниэла Лаутербах не заставила их долго ждать.
— Как ваша голова? — приветливо спросила она Боденштайна.
— Все в порядке. — Боденштайн машинально потрогал пластырь на лбу. — Еще побаливает, но это не страшно.
— Если хотите, я могу еще раз взглянуть.
— Спасибо, не стоит. К тому же мы не хотим отнимать у вас время.
— Ну хорошо. Если понадобится, вы знаете, как меня найти.
Боденштайн с улыбкой кивнул. Может, ему и в самом деле стоит сменить домашнего врача? Даниэла Лаутербах быстро подписала три рецепта, которые перед ней положила ее ассистентка, и повела Пию и Боденштайна в свой кабинет. Паркетный пол скрипел у них под ногами. В кабинете она жестом пригласила их сесть на стулья для посетителей.
— Речь пойдет о Тисе Терлиндене.
Боденштайн сел, а Пия осталась стоять. Даниэла Лаутербах, устроившись за своим рабочим столом, внимательно посмотрела на Боденштайна.
— А что вы хотели бы о нем узнать?
— Его мать сказала нам, что у него был приступ и сейчас он находится в психиатрической больнице.
— Да, это правда. Но больше, чем вам уже известно, я, к сожалению, не могу вам сказать. Вы ведь понимаете — врачебная тайна. Тис — мой пациент.
— Мы слышали, что Тис преследовал Амели, — вступила в разговор Пия.
— Он не преследовал ее, а сопровождал, — поправила ее фрау Лаутербах. — Тис очень привязался к Амели, и это его способ выражения симпатии. Амели, кстати, сразу верно оценила ситуацию. Это очень тонко чувствующая девушка, несмотря на ее несколько необычную внешность. Тису с ней просто невероятно повезло.
— У отца Тиса после конфликта с сыном на руках остались глубокие царапины, — сказала Пия. — Тис склонен к проявлениям агрессии?
Даниэла Лаутербах грустно улыбнулась.
— Вот мы и приблизились к той границе, за которую мне, собственно, нельзя заходить, говоря о моем пациенте. Но я предполагаю, что вы подозреваете Тиса в причастности к исчезновению Амели. Я считаю, что это совершенно исключено. Тис — аутист и ведет себя не так, как «нормальные» люди. Он не способен показывать и тем более высказывать свои чувства. Время от времени у него случаются эти… рецидивы, но очень-очень редко. Родители проявляют о нем поистине героическую заботу, и он хорошо переносит медикаменты, которые употребляет уже много лет.
— Как по-вашему, Тиса можно считать умственно неполноценным?
— Ни в коем случае! — Даниэла Лаутербах энергично покачала головой. — Тис необыкновенно умен, и у него яркий талант художника.
Она показала рукой на огромные абстрактные картины на стенах, похожие на те, что Пия и Боденштайн видели на вилле и в офисе Терлиндена.
— Это все нарисовал Тис? — удивилась Пия.
С первого взгляда она не разглядела, что на них было изображено. Теперь, всмотревшись в них и увидев искаженные, отчаянные лица людей, глаза, полные ужаса и отчаяния, она поежилась. Картины производили сильное и угнетающее действие. Как можно было изо дня в день смотреть на эти жуткие образы?
— Прошлым летом мой муж организовал выставку его картин в Висбадене. Это был потрясающий успех, были проданы все сорок три картины.
В ее словах звучала гордость. Даниэла Лаутербах любила сына своих соседей, но, по-видимому, все же сохраняла профессиональную дистанцию к нему как к пациенту и оценивала его состояние вполне объективно.
— Клаудиус Терлинден оказывал родителям Тобиаса Сарториуса очень щедрую финансовую поддержку, пока тот находился в заключении, — вступил Боденштайн. — Он даже организовал ему адвоката, причем очень хорошего. Вы допускаете, что он делал это, чтобы загладить какую-то вину?
— А какая это может быть вина? — Даниэла Лаутербах перестала улыбаться.
— Ну, например, он знал, что Тис имел отношение к исчезновению девушек.
На несколько секунд воцарилась тишина. Снаружи через закрытую дверь доносились непрерывные приглушенные звонки телефона.
Доктор Лаутербах наморщила лоб.
— Об этом я, честно говоря, никогда не думала… — произнесла она задумчиво. — Факт то, что Тис был просто без ума от Штефани Шнеебергер. Он проводил с ней много времени, как теперь с Амели…
Она умолкла, поняв, к чему клонит Боденштайн.
— О боже!.. — воскликнула она испуганно и посмотрела ему в глаза. — Нет-нет, я не могу в это поверить!
— Нам действительно нужно срочно поговорить с Тисом, — произнесла Пия с нажимом. — Это след, который, возможно, приведет нас к Амели.
— Да, понимаю… Но это очень трудно. Я боялась, что он в этом состоянии причинит себе какой-нибудь вред, и мне не оставалось ничего другого, как направить его в закрытую психиатрическую клинику. — Даниэла Лаутербах сложила ладони вместе и задумчиво постукивала указательными пальцами по губам. — Это не в моей компетенции разрешить вам разговор с Тисом.
— Но если Тис действительно совершил какое-нибудь насилие над Амели, то ей сейчас грозит серьезная опасность! — заметила Пия. — Может, он ее где-нибудь запер и она сама не в состоянии выбраться на свободу.
Даниэла Лаутербах посмотрела на нее. В ее глазах была неподдельная тревога.