Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 64

– Кто-нибудь знает, какие методы она использовала? – сказал мистер Крэндалл. – Напомните рассказать мне эту историю Валери Хьюрет.

– Валери будет очень приятно, я уверена. Вы только как раз начали гадать, как она умудрялась делать так, чтобы один муж не встретился с другим, – Камилла хотела послушать, и я тоже хотела, – когда папочка заткнул вам рот. Но это продолжалось довольно долго, не так ли? Должно быть, было уже половина первого ночи или еще позже, когда мы все пошли наверх.

– Хорошо. Начнем с этого места.

Мэдж стояла позади софы, положив руки на ее спинку. Ее взгляд бродил по библиотеке, словно бы в поисках кого-то, кого там не было.

– Должно быть, была уже половина второго, – продолжала она. – Я приняла снотворное немного раньше, но оно еще не подействовало. Я стояла у окна и смотрела сначала на въездные ворота, а потом вниз на берег слева… Алан, спросила она вдруг, обрывая себя, – что значит ущерная луна?

– Какая луна?

– В рассказах, – сказала Мэдж, – луна всегда ущерная. Мне это слово всегда казалось каким-то пугающим, вроде «призрачной» или «непонятной». Но я никогда не смотрела в словаре. И как это пишется – «ущербная» или «ущерная»?

– «У-щ-е-р-б-н-а-я». Здесь нет никакого намека на сверхъестественное. Само слово означает «вогнутый»: меньше полукруга, но еще не совсем неполный лунный круг.

– Ну, эта луна была меньше. Намного меньше полной и уже на исходе, но все же дающая достаточно света, чтобы можно было видеть.

Я не уверена, когда увидела его в первый раз. И не спрашивайте, как он выглядел; я была слишком далеко, чтобы разглядеть. Просто мужчина шел вдоль берега под террасой, шел с запада на восток. Он смотрел в направлении гавани, повернув голову, и нес на правом плече что-то вроде мешка.

На секунду или две мне стало почти страшно. Но он был слишком далеко, чтобы причинить мне вред. Тогда я подумала, что это, вероятно, какой-то посторонний человек, который не имеет к нам никакого отношения – просто случайно находится там.

– Что ты сделала?

– Что я могла сделать? Я не собиралась визжать и поднимать на ноги весь дом! И я сама ненавижу, когда меня вытаскивают из постели, потому-то и была невежлива с бедной Камиллой в прошлую пятницу. Я закрыла шторы на обоих окнах, кондиционер работал на полную мощность, затем я легла в кровать и, должно быть, заснула через две минуты. Когда я снова открыла глаза, было девять часов утра, и яркое солнце снова сделало все вокруг нестрашным.

Я не собиралась никому об этом рассказывать. Я стала думать. Мы говорили, что Камилле все привиделось, когда она приняла гораздо более легкое снотворное и не так много выпила. Было ли то, что увидела я, тоже только совпадением? Не мог ли человек на берегу означать опасность для нас?

– Честно говоря, суд отвергает это. – Боб Крэндалл поднял вверх указательный палец. – Просто ради всей этой чертовщины, девчонка моя, я почти готов приветствовать ужасные деяния и тела, падающие со стен, как в пьесах, которые я так любил мальчишкой в двадцатых. Но я не верил в это тогда, не верю и теперь. Все это чушь, Мэдж! Давайте поговорим о той юной леди из Джерси-Сити, хорошо?

– Нет! – сказала Камилла. – Верите вы в это или нет, мистер Крэндалл, но здесь складывается совершенно ужасная ситуация. Что, если произойдет еще что-нибудь?

– Забудьте об этом, Камилла! И я боюсь, Мэдж, ты упустила самое главное в рассказе о гордости и радости Джерси-Сити. Я как раз собирался это объяснить, когда Хэнк заткнул мне рот. В оценке ее дела, – торжественно заявил Боб Крэндалл так, как будто писал редакционную статью, – мы должны помнить три факта: что это случилось десять лет назад, в пятьдесят пятом году; что ей было всего двадцать два, когда она очутилась в кутузке; и что в большинстве штатов максимальный срок за многомужество – семь лет.

Вероятно, ее выпустили досрочно за хорошее поведение; в женской тюрьме у нее было мало возможностей для занятий любимым спортом. Но даже если бы судья швырнул в нее все свои книги, даже если бы ее выпустили всего на день раньше срока, она все равно освободилась бы не позже, чем в шестьдесят втором году, – все еще моложе тридцати, готовая на подвиги и рвущаяся в бой.

Что произошло с ней с тех пор, Мэдж? Где она сейчас и сколько мужей она накопила? Вот в чем вопрос, девочка моя; я мог бы обсуждать еще это со всеми присущими мне остроумием и красноречием. Но Хэнк с подозрением относится к каждому слову, которое я произношу, и, как ты уже сказала, сукин сын заткнул мне рот…

– Кто это сукин сын, Боб? – требовательно спросил громкий голос.

Все обернулись.

В библиотеку вошли два молодых человека приблизительно одного возраста, роста и веса. Оба были одеты в свободные брюки и спортивные рубашки с открытым воротом. На этом их сходство заканчивалось.

Первый из вновь прибывших, хотя и не был уродом, имел такую большую нижнюю челюсть, что все остальные черты его лица казались маленькими и сжатыми. Неплохой парень, подумал Алан, хотя и прилагающий все усилия, чтобы произвести обратное впечатление. Его правая рука подбрасывала вверх бейсбольный мяч и снова ловила его. С его левого запястья на завязках свисали перчатка Филдера, кэтчерские рукавицы и маска. Темноволосый молодой человек позади него нес биту.

Топая ногами, первый молодой человек спустился с лестницы и шагнул к ним, с вызывающим видом развернув плечи.

– Старина Боб Крэндалл, Народный Оракул! – сказал он. – Старина Боб Крэндалл, Часовой Голиафа! Так кто это сукин сын, Боб?

– Разве ты не знал? Рип Хиллборо, познакомься с Аланом Грэнтамом.

– Грэнтам? Грэнтам? Привет, Грэнтам! Должно быть, вы тот самый правый крепкий орешек, про которого нам рассказывала Камилла, так?

– Да.

– Тогда вы просто разлюбезно поладите с Бобом. И еще лучше поладите с вот этим Джексоном Каменной Стеной.[3] – Рип показал большим пальцем в сторону своего гибкого спутника, шедшего за ним. – Он все хотел назвать меня сукиным сыном на протяжении почти двух недель. Давай, Каменная Стена! Будем хоть раз самими собой. Почему бы тебе не обозвать меня сукиным сыном и не сбросить камень с души?

– Я пока еще никак не обозвал тебя, сынок, хотя, может, к этому дело и идет.

– И хочешь, поспорим, Каменная Стена? Пять против десяти, что я могу выбить тебя с… нет, не с трех бросков, но прежде, чем судья объявит третий мяч. Возможно, я не Сэнди Куфакс. Но я неплох, знаю, что неплох, так зачем это отрицать?

– Ты никогда не станешь отрицать этого, сынок, – сказал Янси Бил, – пока рожок дудит. Забудь про пять к десяти, я возьму двадцатку при равных ставках. Мистер Грэнтам, я к вашим услугам. Мэдж, милая, как ты?

– Послушайте! – воскликнул Рип, заводясь все больше. – Кто-то здесь ведет себя подозрительно, а кто-то сукин сын. Вот что сказал Боб, и я хочу знать…

– Ох, Рип! – взорвалась Мэдж. – Неужели ты не можешь обойтись без подобных выражений? Это нормально для мистера Крэндалла. Но это совсем не идет молодому юристу, у которого впереди вся карьера. – Она замолчала. – А ты, Янси?

– Что такое, сладкая моя девочка?

– Я сделана не из цветного стекла, знаешь ли! Такое впечатление, что каждый мужчина на Юге смотрит на меня сверху вниз и советует мне не морочить свою прелестную головку.

– Ты знакома с каждым мужчиной на Юге, милая?

Рип снова завопил, призывая к молчанию.

– Послушайте! – повторил он. – Мы тут между собой поспорили с Джексоном Каменной Стеной, что он обыграет меня, на двадцать баксов. Проблема в том, что у нас нет кэтчера. Ты как, Боб? Ты в весьма приличной физической форме, следует признать…

– Это было продемонстрировано, не так ли? – Боб Крэндалл был достаточно конкретен. – После полудня во вторник когда ты и Бил вдвоем пытались произвести впечатление на вашу маленькую блондинку, поспорив, кто из вас может взобраться по стене дома, цепляясь за выступы кирпичей…

– Знаю! – бросил Рип. – Ты нам показал; ты просто вышел и без лишних слов взобрался по этой чертовой стене. Хорошо, можешь поиграть для нас за кэтчера, правда?

3

Джексон Томас Джонатан, известный как Джексон Каменная Стена. – генерал армии южан во время Гражданской войны в США