Страница 36 из 151
Близнецы скромно потупили очи.
— Да так… пустяки… — выдавил Яллинг. — Всего лишь машинку…
— Для превращения мусора в золото, — закончил его брат. — Хочешь опробовать?
Получасом позднее Генри закончил детальный осмотр гениального эльфийского изобретения. Близнецы не обманули: изобретение воистину было гениально. Самому Ривендейлу в голову не пришло бы такое решение, и он с изумлением понял, что аунд Лиррен способны быть очень опасными врагами.
Внешне машинка напоминала тумбочку. Была она невысока и коренаста, имела два отделения: одно большое, для мусора, второе — маленькое, для монет. За раз она могла выдать ровно одну золотую монету — новенькую, блестящую, с четко видимым профилем Державы Путятича. Перерыв между подходами к снаряду составлял ровно сутки. Как-никак машинка была пробным экземпляром!..
Впоследствии братья обещали повысить производительность агрегата.
Генри собственноручно засыпал совочек мусора в большой ящик и с нежностью наблюдал, как машинка заурчала и начала содрогаться в корчах. Посодрогавшись с минуту, она выплюнула в подставленную ладонь новехонький золотой. Естественно — не без злорадства подумал Генри, — монетка во всем походила на настоящую.
Месть была воистину ужасна.
4
На следующий день после этого знаменательного разговора состоялась очередная вечеринка, проходившая под девизом «исключительно для своих». Сливки столичного общества — аристократия, финансисты, богемный бомонд — собрались в одном из загородных поместий, где было принято спасаться от невыносимой жары. Жара в этот год была не такая уж и невыносимая, но не ломать же ради этого освященную веками традицию!
Ревнителем традиций и гостеприимным хозяином поместья был тот самый общий знакомец, еще не настигнутый коварной эльфийской местью. Звали его Мароу ди Бертолли, и был он выходцем из Южной Марки — следовательно, все выпады близнецов насчет подобающих и неподобающих для дворянина занятий теряли всяческий смысл.
Южная Марка, иначе — Эвксиера, крохотный клочок суши в Зеленом море, еще на заре времен поняла, что именно является главным двигателем прогресса. Сложно было этого не понять, обитая на пересечении всех торговых путей, ибо уже в те времена Зеленое море называли Кораблиной Лужей, намекая на изобилие триер, галер, кнорров и прочего водного транспорта. Из природных богатств на острове имелись горы, козы, непроходимые заросли шиповника и несколько чрезвычайно удобных бухт. Главными из них были две: Мраморная и Тихая.
Мраморная бухта была весьма гостеприимна: ее глубина и размеры позволяли принимать огромное количество кораблей практически любой осадки. Там наличествовали порт и таможня, а на ближайшей скале возвышалась круглая Дозорная Башня. Вдалеке извивалась городская стена, и в ясные дни из бухты было видно, как сверкает солнце на куполе Дворца Дожей.
Эвксиера конечно же была республикой.
Тихая бухта была почти полной противоположностью Мраморной. Там ничего не возвышалось, не блистало и не шумело, а если и шумело — то очень-очень недолго. На карты ее обычно не наносили, однако если бы нанесли, стало бы видно, что она имеет форму деформированной буквы Z, элементы которой отстоят друг от друга под почти прямым углом. Собственно бухтой называли нижнюю перекладину, глубоко вдававшуюся в сушу. Там никогда не бывало штормов — ветра с моря туда попросту не добирались, — и в синей, очень прозрачной воде кишмя кишела рыба.
Над Тихой бухтой не нависали сторожевые башни — ее защищала сама природа. На юге остров опоясывал горный хребет, и узкий вход в бухту закрывали поросшие лесом скалы. Не зная, где он, отыскать его было почти невозможно: как-то мимо него ровно двадцать три раза проплыл флот Аль-Буяна, посланный королем Альбертом, чтобы приструнить наконец эвксиерских пиратов. Разумеется, экспедиция кончилась ничем.
Но пиратов, как скажет вам любой эвксиерец, на острове нет. По берегам бухты селились обыкновенные рыбаки, — а плох тот рыбак, который не умеет управиться с длинным раскладным ножом! Плох тот старожил, который не поможет заблудившемуся кораблику найти правильную дорогу, и плох, в конце концов, тот хозяин, который не найдет, куда пристроить имущество с этого самого кораблика. Да и кораблик денег стоит.
Огибать южную оконечность Эвксиеры рисковал далеко не каждый. А умные люди, каковых во все времена было немного, разделяли остров на две части: Мраморную и Тихую.
Так вот, Мароу ди Бертолли появился на свет именно в Тихой.
Дворянство Эвксиеры рождалось в боях, но то были особенные бои. Бой за право иметь монополию на торговлю рабами; бой с конкурентами из Фредзигера, продававшими эмаль по вдвое более низкой цене; бой… но в истории Южной Марки подобных сражений было много. Кстати, никто уже почти и не помнил, кем был последний эвксиерский маркграф и какому сюзерену он целовал кольцо. Здесь не любили истории: она наводит патину. Эвксиерцы предпочитали блеск — тяжелый блеск золота, тонкий блеск серебра, гордое сияние начищенной бронзы. И быстрый, как змеиный укус, блеск раскладных ножей.
Мароу ди Бертолли был истинным сыном своего острова. Он любил деньги, демократию и искусство в лице Златы Бржезовой, примы царского танцевального театра. Последнее плохо сочеталось с первым и постоянно требовало жертв. По меркам Эвксиеры, ди Бертолли был довольно знатен, но на Большой Земле, куда он перебрался, спасаясь от вендетты, его сперва даже не считали дворянином. Не стоит рассказывать всю историю этого человека — целиком, пожалуй, ее знали только он да банковские гномы, — но, добившись известности и богатства, он так и не смог получить одного: аристократического происхождения. И потому единственным, что он по-настоящему уважал, был набор из древности рода, благородства крови и некоторых знаков на фамильном гербе.
Генри Ривендейл располагал этим набором в полном объеме. На его гербе были изображены перелетные птицы; род Ривендейлов насчитывал уже не одно тысячелетие; и достаточно было взглянуть на то, с каким скучающе-надменным видом Генри рассматривал вино на свет, чтобы сразу же сообразить — вот он, эталон аристократизма! Ди Бертолли уважал его и побаивался, но он и думать не смел, что наследник вампирского герцога в самом деле примет его приглашение.
Меньше всего на свете наследник герцога хотел посещать чье-то загородное поместье. Он прекрасно знал, что его там ожидает, и оказался прав: в первом же зале его окружило множество девиц на выданье, по обычаю одетых в розовые платья, украшенные жасмином. Обычай этот давным-давно не соблюдался, но был возрожден исключительно для великолепного герцога, пускай пока и всего лишь наследного. Каждая из девушек была неприятно удивлена, увидев соперниц в платьях столь вызывающего оттенка. То, что Генри придет именно сюда, было, разумеется, величайшей тайной, и вызнать этот секрет каждой девушке стоило немалых усилий, в том числе и в денежном эквиваленте.
Близнецы аунд Лиррен работали не покладая рук.
Окруженный девицами, их матерями, отцами, кузинами и дуэньями, Генри Ривендейл начинал склоняться к мысли, что прорываться придется с боем. Он отставил бокал с мускателем и стал незаметно разминать пальцы. В этот момент он услышал за спиной некоторое шевеление, и весьма почтительный голос произнес:
— Дорогой герцог, как давно мы вас не видели!
Генри обернулся. Позади, сияя бархатом, лысиной и золотой орденской цепью, стоял хозяин дома. Стоимость его костюма, включая ткань, пошив и украшения, превышала годовой бюджет небольшого горного княжества.
— Верно, мой друг, — небрежно отвечал вампир, отпивая из бокала.
Из-за широкой спины ди Бертолли выплыла Злата Бржезовая, и Генри понял, что сейчас ему придется туго. Голубые глазки знаменитой танцовщицы заблестели как две свечки, но синьор ди Бертолли был бдителен и не настолько уважал аристократию.
— Покушайте винограда, милая синьорина, — настоятельно посоветовал он. — А у нас пока исключительно мужской разговор.