Вопрос и ответ

— Вы сами знаете, — говорю я.

— Мне нужно, чтобы имя назвал ты.

Я перевожу взгляд на мистера Коллинза, который стоит в сторонке со скрещенными на животе руками. На лице у него написано, что он не прочь отвесить мне еще парочку тумаков, даром что Шума не слышно.

— Повторяю вопрос, Тодд, — непринужденно говорит мэр, — и на сей раз мне бы очень хотелось услышать ответ. Как ее зовут? Девочку с другой планеты.

— Если вы знаете, что она с другой планеты, то вам известно и ее имя.

Тут мэр улыбается — ей богу, улыбается.

И мне страшно, как никогда.

— Нет, Тодд, не пойдет. Все должно быть иначе: я спрашиваю — ты отвечаешь. Без пререканий. Как ее зовут?

— Где она?

— Как ее зовут?

— Скажите мне, где она, и я назову имя.

Он вздыхает, как бутто я его подвел, и коротко кивает мистеру Коллинзу. Тот подходит и снова бьет меня в живот.

— Это ведь совсем несложно, Тодд, — говорит мэр, пока меня тошнит на ковер. — Тебе нужно только ответить на мой вопрос, и все сразу кончится. Выбор за тобой. Честное слово, я больше не желаю причинять тебе боль.

Я тяжело дышу, согнувшись в три погибели: от боли в животе трудно набрать в легкие достаточно воздуха. Веревки режут запястья, на лице запекается липкая кровь, и я смотрю невидящими глазами в темноту из своей маленькой световой клетки посреди огромной комнаты без окон и дверей…

Комнаты, где я умру.

Комнаты…

Где ее нет.

И внутри меня кто-то принимает решение.

Раз это конец, то я делаю свой выбор.

Не говорить.

— Вы знаете ее имя, — бормочу я. — Убейте меня, если хотите, но ее имя вам известно.

Мэр просто смотрит на меня.

Самая долгая минута в моей жизни проходит под его пытливым взглядом. Он читает мои мысли.

А потом приближается к маленькому деревянному столу.

Я пытаюсь рассмотреть, что он там делает, но ничего не вижу. Мэр Прентисс перекладывает какие-то вещи, я только слышу царапанье металла о дерево.

—  Спасите ее! Я сделаю все, что прикажете! — Он повторяет мои слова, сказанные на площади. — Я встану на вашу сторону! Только спасите ее!

— Я вас не боюсь, — говорю я, хотя мысленно пытаюсь представить, что может лежать на столе. — И умирать не боюсь.

Неужели правда?

Мэр поворачивается ко мне, пряча обе руки за спиной.

— Потомушто ты теперь мужчина, Тодд? Потомушто настоящий мужчина не боится смерти?

— Да, — киваю я. — Потомушто я мужчина.

Мэр приподнимает брови:

— Если не ошибаюсь, до твоего дня рождения осталось еще четырнадцать дней, Тодд.

— Это всего лишь цифра. — Я задыхаюсь, в животе все бултыхается от этих разговоров. — Она ничего не значит! Если бы я жил в Старом свете…

— Но ты живешь в Новом, мальчик, — перебивает меня мистер Коллинз.

— Полагаю, он не это имеет в виду, мистер Коллинз, — говорит мэр, не сводя с меня глаз. — Верно, Тодд?

Я перевожу взгляд с одного на другого и обратно.

— Я убил, — выдавливаю я. — Убил, понятно?

— Ну да, убил, — кивает мэр. — Стыд и раскаяние пропитывают твой Шум насквозь. Вопрос лишь в том — кого ты убил? Кого? — Он шагает из светового пятна в темноту, все еще пряча за спиной взятый со стола предмет. — Или лучше сказать что?

— Я убил Аарона, — говорю я, пытаясь не выпустить мэра из виду — без толку.

— Неужели? — Его ужасная тишина совсем не похожа на тишину женщин — у женщин она была живая, с ощутимой формой, вокруг которой дребезжал и лязгал Шум окружающего мира.

(я думаю о ней, о ее тишине, о той боли)

(я не думаю об имени)

А у мэра — уж не знаю, как им с мистером Коллинзом удалось избавиться от Шума, — тишина похожа на что-то безжизненное и мертвое, формы и жизни у нее не больше, чем у камня или стены, — это неприступная крепость. Наверно, он читает мой Шум как книгу, но откуда мне знать… разве можно сказать что-то по человеку, который превратил себя в камень?

На всякий случай я показываю ему то, что он хочет увидеть: церковь за водопадом, драку с Аароном — довольно правдоподобную, с кровищей и всяким таким. Я сшибаю Аарона с ног и вытаскиваю нож.

А потом втыкаю его в шею проповедника.

— Правда в этом есть, — говорит мэр. — Но вся ли это правда?

— Да! — кричу я, пытаясь заблокировать остальные мысли, чтобы мэр больше ничего не услышал. — Так все и было!

Голос у мэра по-прежнему веселый.

— А по-моему, ты врешь, Тодд.

— Нет! — почти кричу я. — Я сделал, как хотел Аарон! Убил его! Стал мужчиной по вашим законам, теперь я могу быть солдатом армии и вапще что угодно сделаю, только скажите мне, что вы с ней сделали!

Мистер Коллинз замечает какой-то знак, поданный мэром, заносит кулак и…

(ничего не могу поделать)

Я отшатываюсь так резко, что сдвигаю стул на пару дюймов… (заткнись)

Но удара нет.

— Хорошо, — с тихим удовлетворением говорит мэр, — славно. — Он опять начинает расхаживать у меня за спиной. — Позволь коечто тебе объяснить, Тодд. Ты находишься в главном зале бывшего Хейвенского собора, который с севодняшнего дня именуется Президентским дворцом. Я привел тебя в свой дом, надеясь помочь. Помочь увидеть, что все это время ты страшно ошибался и напрасно разжег войну против меня… против нас.

Его голос теперь доносится из-за спины мистера Коллинза…

Его голос…

В какой-то миг мне начинает казаться, что он говорит не вслух, а вкладывает слова прямо мне в голову… Но наваждение быстро проходит.

— Мое войско прибудет завтра к полудню, — говорит мэр, продолжая вышагивать по залу. — А ты, Тодд Хьюитт, сперва ответишь на мой вопрос, а потом станешь моим помощником в благородном деле — строительстве нового мира.

Мэр снова выходит на свет и встает прямо передо мной. Руки у него все еще спрятаны, и я не вижу предмета.

— Сейчас я хочу, чтобы ты начал сознавать главное, — говорит он. — Что я тебе не враг.

От изумления я на секунду даже перестаю бояться. Не враг? Распахиваю глаза. Не враг?

— Нет, Тодд, — кивает мэр. — Я тебе не враг.

— Вы убийца! — не думая, выпаливаю я.

— Я генерал, — отвечает мэр. — Ни больше ни меньше.

— Вы убивали людей. Вы убили жителей Фарбранча, я сам видел.

— Война порой требует от нас страшных поступков, однако теперь война кончилась.

— Я видел, вы по ним стреляли, — не унимаюсь я. Как же уверенно звучат слова человека без Шума! Они непоколебимы, точно скала.

— Разве я сам стрелял, Тодд?

Я проглатываю ком в горле.

— Нет, но вы развязали эту войну!

— Так было нужно, — говорит мэр. — Для спасения больной и умирающей планеты.

Мое дыхание учащается, мысли туманятся, голова страшно тяжелеет. Но Шум пылает огнем.

— Вы убили Киллиана.

— И очень сожалею об этом, — говорит мэр. — Из него вышел бы прекрасный солдат.

— Вы убили мою мать, — говорю я. И тут мой голос надламывается (заткнись), Шум наполняется яростью и горем, в глазах стоят слезы (заткнись, заткнись, заткнись!). — Вы убили всех женщин Прентисстауна!

— Тодд, неужели ты веришь всему, что тебе говорят?

Наступает тишина, самая настоящая — даже мой Шум на миг унимается, пытаясь переварить сказанное.

— У меня нет ни малейшего желания убивать женщин, — говорит мэр. — Я ничего подобного не делал.

Я разеваю рот от удивления.

— Еще как делали…

— Сейчас не время для уроков истории…

— Вы лжец!

— А ты, стало быть, возомнил себя всезнайкой? — Его голос становится холодней, он отходит в сторону, и мистер Коллинз с такой силой бьет меня по голове, что я вместе со стулом лечу на пол.

— Вы ЛЖЕЦ И УБИЙЦА! — ору я. В ушах еще звенит от удара.

Мистер Коллинз бьет меня снова, уже с другой стороны — кулак у него твердый, как полено.

— Я тебе не враг, Тодд, — повторяет мэр. — Прошу, не вынуждай нас причинять тебе боль.

Голова болит так сильно, что я ничего не говорю. Просто не могуговорить. То, что хочет услышать мэр, я никогда не скажу. А за все остальное из меня вышибут дух.