Брачные игры чародеев

Оценив их худобу, я подумал, что нет ничего удивительного в том, что дефицит белковой пищи заставляет их гоняться даже за такими бедными мясом субъектами, как ваш покорный слуга.

Овраг я увидел в последний момент и сумел перелететь через него с грацией тетерева в брачный период. Шлепнувшись на другом его краю, я упал и покатился по склону. Крэндели шумной толпой сиганули следом. Дикари были ловкими и легкими, как пушинки, но толкучка сослужила им плохую службу. Когда полторы дюжины спортсменов одновременно прыгают в одном направлении, где уж тут говорить о правильном исполнении прыжка? Это больше походит на массовую потасовку в магазине по случаю семидесятипроцентных скидок.

Только это и спасло меня от немедленной поимки. Большая часть крэнделей первой волны с воем рухнула на дно оврага, а вторая налетела следом, точно цунами, сшибая тех, кто успел затормозить. Пока я заканчивал свое перекатывание, останавливался внизу и принимал вертикальное положение, маленькие дикари разбирались в своей куча-мала. Это позволило выиграть мне немного времени. Лишь только я потрусил, словно хромая коза, в лесные чащи, кто-то завизжал на крэндельском наречии. Речь, конечно, шла обо мне, и, обернувшись, я увидел, что погоня продолжается. Самые ловкие выбрались из оврага и возобновили преследование.

С ужасом понимая, что это может длиться до бесконечности, я вскоре выскочил на полянку, где Гермиона за что-то отчитывала Тристана. Мне даже почудилось, что волшебница держит его за ухо, втолковывая прописные истины. Что ж, может быть.

Мое появление отвлекло девицу и юного герцога от их важного дела, и они повернулись в мою сторону в немом изумлении. Высоко вздергивая колени, я пробежал в каких-то семи метрах от своих соратников. Мне бы сменить курс, направить стопы к Гермионе, чтобы спрятаться за ее юбкой, но уж больно сильно я разогнался. Инерция вынесла меня с полянки и зашвырнула в лес, где я продолжал нестись, точно бешеный кабан, ломая все на своем пути. Стоило великого труда начать забирать вправо. Если все верно рассчитать, я сделаю вираж и снова окажусь на той полянке, где меня, безусловно, ждут мои спасители.

Почему я не применил магию, спросите вы? Почему не разметал кровожадных дикарей каким-нибудь жутким трехступенчатым заклятием? Сам не знаю. Скорее всего, от ужаса я потерял способность мыслить. И потом, я не умею заниматься волшебством на такой скорости, особенно если рот у меня забит листьями, а в уши набился репей. Вот если бы остановиться да перевести дух…

В меня бросали копья и стрелы. Они шуршали в листве, ударялись о древесные стволы и трещали. Последние сомнения в серьезности происходящего у меня, как вы понимаете, сразу же отпали. Надо было срочно что-то делать, ибо мой запас дыхания и телесных сил не бесконечен.

На новой полянке, так кстати подвернувшейся под руку, я дернул вправо уже гораздо быстрее, чем раньше, надеясь, что преследователи отстанут, и тут же одно из копий угодило мне в ногу. Точнее, скользнуло по ней в районе колена. Будь наконечник орудия по-настоящему острым, копье бы, конечно, вонзилось, а так только сшибло меня на всем скаку и бросило в высокую траву. Мне пришлось изобразить из себя ежа, катящегося под гору, и после замереть у подножия большого дерева. Почти сразу же меня окружили. Я заметил, что крэндели остановились и затараторили, словно базарные торговки. Их количество росло с каждой секундой. Подтягивались те, кто в свое время очутился на дне оврага и теперь жаждал расквитаться со мной за подобное унижение.

Кстати, почему крэндели не обратили внимания на Гермиону с Тристаном, не говоря уже о Леопольде? Этот вопрос я задал себе, поднимаясь на дрожащих ногах и прислоняясь к дереву. Или все-таки обратили, и мои соратники уже весело булькают в котле с кипятком и мелко нарезанными овощами? Досадно, досадно.

Дикари заполнили почти всю полянку и отрезали мне путь к ретираде. Только сейчас я смог рассмотреть их вблизи и подивиться чуду. Понимаю, это Волшебная Страна и все такое, но никто не говорил мне, что здесь живут такие странные туземцы. Лица их были наполовину собачьими, с большими глазами и складками вокруг носа, сплюснутые. Такие можно видеть у мопсов. В то же время мопсы явно проигрывали этим созданиям в кровожадности и осмысленности, что они вкладывали в свои круглые выпученные глаза. Боевая ритуальная раскраска крэнделей и вовсе не оставляла сомнений, что сходство с милыми толстенькими собачками не делает их человечнее. И эти копья, эти луки! Все они, без исключения, были направлены на меня, а я, притиснутый к дереву, не мог и слова вымолвить. Пропащий я чародей — только это и оставалось констатировать перед отправлением в людоедский котел.

Зажмурившись, я слушал, как крэндели спорят о чем-то и хихикают. А! Не могут решить, каким способом меня приготовить! Понимаю, но ничем помочь не могу. В кулинарии я не бум-бум, если выражаться в стиле Тристана Профитроля.

У всякого дикарского племени есть вождь. Крэндели не стали исключением. Их вождь стоял передо мной. Морда у него была самая собачья из всех, раскраска — самая яркая и вычурная, а копье — самое большое, с настоящим металлическим наконечником. На голове вождя крепилась штука вроде тиары, красноречиво говорившая о его социальном статусе и месте в строгой иерархии (таким всегда достаются самые жирные куски). На самом деле точное определение этому символу власти было «дырявое ржавое ведро», но, судя по всему, вождь относился к нему с истинным трепетом. Ведро украшали гирлянды цветов, содранные неизвестно с кого скальпы, зубы, кости и высушенные трупики птиц. Над тиарой гудели мухи, их рой издали смахивал на нимб.

Вождь булькнул и ткнул мне в грудь своим копьем. Я уже отдышался и мог отвечать на вопросы, даже на те, которые звучат на неизвестном мне наречии.

— Рад знакомству…

Новый тычок в грудь. Новое бульканье. Однажды я слышал, какие звуки исторгаются из горла свиньи, переевшей первосортных отходов, и тот день живо предстал перед моими глазами.

— Я все понимаю, — сказал я, — но что могу поделать? Проблемы вербальной коммуникации между народами всегда…

Куда меня могло занести от страха, не знаю. Но нас грубо прервали. Подобные вещи всегда происходят в последний момент — и хорошо, что происходят, поверьте, иначе скольких достойных людей мы бы недосчитались. Уму непостижимо!

29

В общем, едва вооруженные веревками дикари приблизились ко мне, по лесу, создав кошмарное эхо, пронесся жуткий рев. От него, не преувеличиваю, задрожала сама земля. Листва посыпалась с веток, и зверье лесное ударилось в бегство, точно от пожара. Что касается дикарей, то они в едином порыве присели от страха на корточки. Я сам, в состоянии, близком к обмороку, не упал только потому, что сзади меня подпирало дерево. Внутренним взором я уже видел, как сюда идет что-то очень большое, зубастое, кровожадное и, главное, голодное.

Словно подтверждая мои догадки, поблизости раздался треск, будто ломали большое дерево, и еще одна порция чудовищного рева излилась из невидимой пасти. Через пару-тройку секунд мы с крэнделями узрим нечто, от чего наши зубы выпадут, глаза выкатятся из орбит, а внутренности завяжутся морским узлом. Я вспомнил о речных драконах. О, милые пушистые зверюшки! Где вы? Мне мило было ваше мурлыканье!.. Так возопила моя душа, не в силах выносить глас неведомого чудища.

«Но странно… — подумал я, наблюдая, как коротышки с копьями носятся по поляне, натыкаясь друг на друга, падая и образуя трепыхающиеся кучки. — Почему оно не приходит? Чего ждет? Не лучше ли покончить с нами побыстрее?»

Крэндели сошли с ума. Им не хватало пороху организованно броситься наутек, вместо этого они продолжали броуновское движение, словно молекулы в стакане с кипящей водой, и не предпринимали ничего спасительного. А все из-за своего вождя. Беднягу поразил столбняк или что-то в этом духе, и он стоял с открытым ртом и глазел на меня, точно я был виноват в происходящем.