Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 396 из 501

Между тем Франческо жил себе в Риме, не имея большего желания, как увидеть в этом городе своего друга Джорджо Вазари, и судьба в этом отношении пошла навстречу его желаниям, но еще до того больше сам Вазари. Действительно, когда кардинал Ипполито расстался с папой Климентом, разгневавшись на него по тем причинам, о которых тогда говорили, и вскоре после этого возвращался в Рим в сопровождении Баччо Валори, он, проездом через Ареццо, навестил Джорджо, который потерял отца и перебивался как только мог. Поэтому кардинал, желая, чтобы он как-нибудь преуспел в искусстве, и решив устроить его при своей особе, приказал тамошнему своему уполномоченному, Томмазо де'Нерли, отправить его в Рим как только он закончит капеллу, которую он в этом городе расписывал фреской для монахов св. Бернарда ордена Монте Оливето, каковое поручение Нерли незамедлительно и выполнил.

И вот, прибыв в Рим, Джорджо тотчас же разыскал Франческо, который, вне себя от радости, рассказал ему, какой он пользовался милостью у своего синьора, кардинала, и насколько занимаемое им место отвечало его желанию учиться, добавив: «Я не только наслаждаюсь настоящим, но и надеюсь на лучшее, ибо, помимо того, что я вижу в Риме тебя, с которым как с лучшим молодым другом я смогу изучать и обсуждать творения искусства, я к тому же надеюсь пойти на службу к кардиналу Ипполито деи Медичи, от щедрот которого и от милости папы я смогу рассчитывать на большее, чем то, что я имею сейчас, и я, конечно, это получу, если только не приедет некий юноша, который, находясь вдалеке, этого ждет». Джорджо, хотя и знал, что ожидаемый юноша был не кто другой, как он сам, и что место это предназначалось ему, все же не захотел раскрываться, так как в душу его закралось некоторое сомнение, не подвернулся ли кардиналу кто-нибудь еще, и так как он побоялся сказать такое, что потом могло обернуться совсем по-другому. Джорджо привез с собой письмо от названного уполномоченного Нерли к кардиналу, которое он за те пять дней, что уже был в Риме, так и не удосужился передать. Наконец, Джорджо и Франческо пошли во дворец и там, в том самом месте, где ныне помещается королевский зал, встретили мессера Марко из Лоди, который, как говорилось выше, состоял раньше при особе кортонского кардинала, а в то время служил у Медичи. Подойдя к нему, Джорджо сказал ему, что у него есть для кардинала письмо от аретинского уполномоченного и что он покорнейше просит его передать это письмо кардиналу. Но как раз в то время, когда мессер Марко ему обещает, что он незамедлительно это сделает, входит сам кардинал. Тогда Джорджо, подойдя к нему, приложившись к руке и передав письмо, удостоился самого радушного приема, вскоре после чего домоуправителю Якопоне да Бибиена было поручено обеспечить его жильем и предоставить ему место за пажеским столом. Франческо показалось странным, что Джорджо в этом деле с ним не посоветовался, тем не менее он решил, что тот это сделал с добрыми намерениями и к лучшему.

И вот, после того как вышеупомянутый Якопоне отвел Джорджо несколько комнат позади церкви Сан Спирито и по соседству с Франческо, оба они всю эту зиму сообща и с большой для себя пользой занялись изучением предметов искусства, не пропустив ни во дворце, ни в какой-либо другой части Рима ни одного примечательного произведения, которое бы они не зарисовали. А так как они не могли свободно рисовать во дворце, когда папа там находился, то, стоило только Его Святейшеству, как он это часто делал, выехать верхом к себе в Мальяну, как они при помощи друзей проникали в названные покои, чтобы порисовать, и оставались там с утра и до вечера, довольствуясь коркой хлеба и коченея от холода.

Когда же кардинал Сальвиати заказал Франческо написать фреской несколько историй из жития св. Иоанна Крестителя в своей дворцовой капелле, в которой он каждое утро слушал мессу, то Франческо, а вместе с ним и Джорджо стали изучать обнаженное тело, рисуя натурщиков в соседней бане, а затем на кладбище анатомировали трупы. Весной кардинал Ипполито был послан папой в Венгрию и приказал отправить Джорджо во Флоренцию для написания им там нескольких картин и портретов, которые он должен был пересылать в Рим.

Однако уже в июле, отчасти от переутомления за минувшую зиму, отчасти же от летнего зноя, Джорджо заболел и был на носилках перенесен в Ареццо, к великому огорчению Франческо, который тоже захворал и чуть не умер.

Однако, как только он выздоровел, Франческо, через посредство мастера резьбы по дереву Антонио Лабакко получил от магистра Филиппо из Сиены заказ на фреску с изображением Христа, беседующего со св. Филиппом, и с изображениями Мадонны и благовествующего ангела по углам в нише, расположенной над задней дверью церкви Санта Мариа делла Паче. Росписи эти очень понравились магистру Филиппо, что послужило поводом к тому, что Франческо в той же церкви на одной из восьми еще незаписанной ее грани изобразил Успение Богоматери. И вот, приняв во внимание, что ему предстоит написать эту вещь в месте не только общественном, но и таком, где были росписи редкостнейших мужей, как Рафаэль Урбинский, Россо, Бальдассаре сиенца и других, Франческо и вложил в нее все свое усердие, написав ее маслом по стене, почему ему и удалось создать прекрасное и весьма хваленое произведение живописи. В числе других фигур особенно удачной считается включенный им в историю портрет названного магистра Филиппо с молитвенно сложенными руками. Поскольку же, как говорилось, Франческо состоял при кардинале Сальвиати и был известен в качестве его питомца, его и стали величать и признавать не иначе, как называя его Чеккино Сальвиати, каковое прозвище он и сохранил до конца своей жизни.





После смерти папы Климента VII и избрания Павла III мессер Биндо Альтовити поручил Франческо написать на фасаде его дома, что у моста Св. Ангела, герб названного нового папы с несколькими большими и обнаженными фигурами, которые всем очень понравились. В это же время Франческо изобразил названного мессера Биндо, и получилась отличная фигура и прекрасный портрет, который, однако, был вскоре отправлен на его виллу в Сан Мидзано в Вальдарно, где он находится и посейчас. Засим в церкви Сан Франческо а Рипа он написал маслом на дереве великолепнейшее Благовещение, исполненное им с величайшей тщательностью.

По случаю прибытия Карла V в Рим в 1535 году он для Антонио Сангалло написал светотенью несколько историй, которые были помещены на триумфальную арку, воздвигнутую против церкви Сан Марко; картины эти, как уже говорилось в другом месте, оказались лучшими из всех, написанных для этого торжества.

Когда же после этого синьор Пьер Луиджи Фарнезе, сделавшийся к тому времени владетелем города Непа, пожелал украсить этот город новыми стенами и картинами, он взял к себе на службу Франческо и отвел ему помещение в Бельведере, где тот написал для него на больших холстах гуашью несколько историй подвигов Александра Великого, которые впоследствии были вытканы во Фландрии на шпалерах. Для того же владетеля Непа он отделал большую и великолепную баню многими, написанными фреской, историями и фигурами. Засим, когда тот же Пьер Луиджи стал герцогом Кастро и впервые вступил в свои владения, весь город был украшен великолепнейшим и богатым праздничным убранством по проекту Франческо, а у городских ворот была сооружена арка, сплошь покрытая историями, фигурами и статуями, весьма толково исполненными мастерами своего дела, в частности сетиньянским скульптором Алессандро, по прозванию Скерано. Другая арка в виде целого фасада была воздвигнута у «Большого камня» и еще одна – на площади. Что же касается деревянных частей, все они были выполнены Баттистой Боттичелли, и, помимо всего прочего, Франческо построил для этих торжеств красивую сцену и перспективу для комедии, которая была на ней представлена.

В это же время Джулио Камилло, находившийся тогда в Риме и составивший из своих сочинений книгу, которую он собирался послать французскому королю Франциску, поручил все ее украшение Франческо Сальвиати, вложившему в это дело старательность большую, чем в такого рода работу возможно вложить. Кардинал Сальвиати, пожелавший иметь картину из многоцветного набора, то есть из интарсии, работы фра Домиано из Бергамо, послушника доминиканского монастыря в Болонье, послал ему рисунок, который, следуя его замыслу, Франческо выполнил красным карандашом. Рисунок этот, изображавший царя Давида, принимающего помазание от Самуила, был самым лучшим и редкостнейшим произведением, когда-либо нарисованным рукой Чеккино Сальвиати. Засим, после того как Джованни из Чапарелло и Баттиста да Сангалло «Горбун» поручили флорентийцу Якопоне дель Конте, живописцу в то время еще молодому, написать в здании флорентийского сообщества Мизерикордии имени обезглавленного св. Иоанна Крестителя, расположенном под римским Капитолием, то есть во второй церкви, где происходят собрания этого сообщества, поручили, говорю я, написать историю из жития названного св. Иоанна Крестителя, а именно явление ангела Захарии во храме, они же заказали Франческо написать под этой историей другую из жития того же святого, а именно посещение Богородицей Елизаветы. Роспись эту, законченную им в 1538 году, Франческо написал фреской так, что она по замыслу, по композиции изображенной истории, по той строгости и стройности, с какой фигуры сокращаются в соответствии со всеми правилами, по тому, как переданы перспектива и архитектура околичностей, обнаженные тела, одежды, выражения лиц, – словом, во всех отношениях написал ее так, что она должна быть причислена к самым прелестным и лучше всего продуманным живописным произведениям, когда-либо созданным рукою Франческо. Почему и не удивительно, что весь Рим не переставал ею восхищаться. Вокруг одного из окон он написал под мрамор разные причудливые декоративные выдумки, а также несколько небольших историй, удивительно изящных. А так как Франческо никогда не терял времени, он, работая над этим произведением, сделал много других вещей и рисунков и написал красками Фаэтона с конями Солнца по рисунку Микеланджело.