Страница 386 из 501
Для монахинь св. Лучии на Виа ди Сан Галло он вылепил из глины полурельефом Явление Христа в саду Марии Магдалине; работа эта, покрытая позднее Джованни делла Роббиа глазурью, была поставлена на алтарь церкви названных сестер в обрамлении из мачиньо. Для Якопо Сальвиати старшего, ближайшего своего друга, он сделал прекраснейшее мраморное тондо с Богоматерью для капеллы при дворце, что над мостом у Бадии, и там же кругом во дворце многочисленные тондо с терракотовыми фигурами и другими прекраснейшими украшениями, большая часть которых, если не все, была уничтожена солдатами в дни осады, когда дворец был подожжен противниками Медичи. А так как Джованфранческо очень любил эти места, он ходил туда иногда из Флоренции: выйдя из города, он накидывал на плечи плащ и прогуливался, мечтая в одиночестве, и не спеша доходил до самого дворца. И вот как-то во время одной из прогулок стало ему жарко, и он спрятал плащ в кустах, в каких-то там колючках, и вспомнил об этом уже после того, как провел во дворце двое суток. Он тогда послал за плащом одного из своих людей, и когда увидел, что тот нашел его, воскликнул: «Этот мир слишком хорош, долго он не просуществует!»
Джованфранческо был человеком в высшей степени добрым и особенно был благосклонным к беднякам: ни одного не отпускал от себя не утешив и, храня деньги в корзинке, сколько бы там их ни было, много или мало, давал по возможности каждому у него просившему. Однажды он увидел, как один нищий, часто просивший у него милостыни, все ходит возле этой корзинки и, думая, что его никто не слышит, повторяет: «Боже ты мой, если бы принес я в свою каморку все, что в этой корзинке, все дела свои я бы обделал!» Наблюдавший за ним Джованфранческо, услышав эти слова, сказал: «Ну, иди сюда, и пусть будет по-твоему». И, высыпав в полу его накидки всю корзинку, он добавил: «Ступай с богом». А вскоре после этого он послал за деньгами к приятелю своему Никколо Буони, который ведал всеми его делами: Никколо этот вел учет его урожая и денег из Монте и, продавая иногда его вещи и по договоренности с Рустичи, он обычно выдавал ему еженедельно определенную сумму денег, которую Джованфранческо прятал затем в ящик письменного стола, и пользовался ею, вынимая по мере надобности для необходимых домашних расходов.
Возвратимся, однако, к его работам. Изготовил Джованфранческо прекраснейшее деревянное распятие с Христом с живого человека для отправления во Францию, однако оно осталось у Никколо Буони вместе с другими его вещами, барельефами и рисунками, которые и теперь у него, после того как он уехал из Флоренции, где помещение, в котором он жил, показалось ему неподходящим и он решил изменить и местожительство свое и судьбу. Для герцога Джулиано, благосклонностью которого он постоянно пользовался, он вылил из бронзы полурельефную его голову в профиль; вещь эта, признанная в своем роде единственной, находится в доме мессера Алессандро, сына мессера Оттавиано деи Медичи.
Роберто, сыну живописца Филиппе Липпи, своему ученику, Джованфранческо подарил много выполненных им собственноручно барельефов, моделей и рисунков и, между прочим, в числе других картин Леду, Европу, Нептуна и прекраснейшего Вулкана, а также небольшой барельеф с обнаженным мужчиной верхом на коне, также прекраснейший; изображение это находится ныне в рабочей келье дон Сильвано Рацци в Анджело. Он же вылил из бронзы прекраснейшую женскую фигуру высотой в два локтя, изображавшую грацию, прижимающую руку к одной из грудей, но куда она делась и в чьих руках находится, неизвестно.
В домах многих горожан находится много глиняных коней, вроде описанных выше, со всадниками, сидящими на них и поверженными под них: все они были им раздарены разным друзьям своим, ибо он был не в пример большинству ему подобных человеком добрейшим, не скупым и не жадным. Получил от него много барельефов и Диониджи да Диаччето, дворянин добропорядочный и почтенный, который, так же как и Никколо Буони, вел счеты Джованфранческо и был его другом.
Не было человека более приятного и с большими причудами, чем Джованфранческо, и никто больше его не любил животных. Он так приручил дикобраза, что тот лежал под столом, точно собака, и иногда жался к ногам так, что их приходилось сейчас же поджимать. Был у него орел и был ворон, который говорил множество слов так чисто, будто человек. Занимался он чернокнижием, чем, как я слышал, наводил жуткий страх на слуг своих и домашних; так он и жил беззаботно. Он выстроил помещение вроде грота, в котором держал много змей, а точнее говоря, гадов, а так как выйти оттуда они не могли, величайшее удовольствие ему доставляло смотреть, особенно летом, на дурацкие шутки, которые они там выделывали, и на их ярость.
В помещениях Сапиенцы собирался кружок дворян численностью не более двенадцати, именовавших себя сообществом Котелка, и входили в него Джованфранческо, Андреа дель Сарто, живописец Спилло, Доменико Пулиго, ювелир Робетта, Аристотеле да Сангалло, Франческо да Пеллегрино, Никколо Буони, Доменико Баччели, отличнейший музыкант и певец, скульптор Солозмео, Лоренцо по прозвищу Гуацетто и Роберто, сын живописца Филиппе Липпи, который был их старостой. И каждый из двенадцати на их ужины и встречи мог приводить не более четырех человек. Порядок на этих ужинах был таков (расскажу об этом охотно, так как сообщества эти совсем почти что вышли из обихода): каждый, придя в гости, приносил на ужин что-нибудь сготовленное с выдумкой и подносил это хозяину, всегда входившему в число членов сообщества, и тот отдавал принесенное одним кому-нибудь другому. Итак, когда садились за стол, перед каждым было что-то, как бы полученное в подарок от другого, те же, у кого кушанья были одинаковые, подлежали наказанию.
И вот однажды, когда Джованфранческо был хозяином на ужине сообщества Котелка, столом служил огромнейший котелок, сделанный из лохани, куда залезли все будто в чан с водой. Внутри кругом были расставлены блюда, и от ручки котелка как бы подвешенного к своду помещения, исходил яркий свет, так что сидевшие по кругу друг друга хорошо видели. Когда же все разместились внутри котелка удобнейшим образом, из середины вдруг начало расти развесистое дерево, на ветвях которого были размещены по тарелкам кушанья на двоих на каждой. Затем оно опустилось вниз, туда, где находились подающие, и вскоре поднялось снова со вторыми блюдами, а потом и с третьими.
Так это дело и шло, а кругом между тем ходили слуги, наливая самые лучшие вина. Придуманный таким образом котелок, весьма удобно устроенный при помощи холста и красок, получил со стороны членов сообщества большое одобрение.
Рустичи в тот раз принес чугунок, сделанный из теста; в нем Улисс купал своего отца, дабы омолодить его. Обе фигуры были сделаны из вареных каплунов, которым был придан вид людей с частями тела, искусно сделанными из различных съедобных вещей. Андреа дель Сарто принес восьмигранный храм, сделанный наподобие храма Сан Джованни, но поставленный на колонны. Пол в нем заменяло очень большое блюдо с разноцветной желатиной, расположенной в виде мозаики, колоннами, будто из порфира, были большие толстые колбасы, а базы их и капители сделаны из пармского сыра; карнизы были из сдобного теста, алтарь же был выложен кусками марципана. Середину занимал хор; подставки для ног были вырезаны из холодной телятины, книги для певчих были из теста, раскатанного для лапши, буквы же и ноты в них – из горошков перца; а певчими были жареные дрозды с раскрытыми клювами, поставленные перед подставками и одетые в некое подобие стихарей из тонкой свиной кожи; два жирных голубя изображали позади басов, а шесть куропаток были за сопрано.
Спилло принес на один из ужинов слесаря, сделанного из гуся или какой другой подобной же птицы, со всеми орудиями его починки, в случае надобности, котелков. Доменико Пулиго сделал из жареного поросенка служанку с прялкой и выводком цыплят, которая пряла, глядела за цыплятами и могла также вымыть котелок. Робетта для починки котелка сделал из телячьей головы, подмазанной салом, весьма красивую и прочную наковальню. Были там и другие приношения, перечислять которые не буду, как ни этот ужин, так и многие другие.