Страница 317 из 501
Работу эту выполнил Триболо с таким толком и искусством, что всякий, ее видевший, дивился, и особенно удивительной была быстрота, с какой он ее закончил с помощью, между прочим, и скульптора Санти Бульони, который, упав оттуда, покалечил себе ногу и чуть не умер.
Равным образом по указаниям Триболо, для комедии, которая там разыгрывалась, Аристотель да Сангалло (который в этом деле был поистине превосходнейшим, о чем будет рассказано в его жизнеописании) написал чудесную перспективу, а сам Триболо для костюмов интермедий, сочиненных Джованбаттистой Строцци, которому была поручена постановка всей комедии, придумал платья, обувь, прически и прочие одеяния, такие красивые и изящные, какие только можно себе вообразить. По этой причине герцог и позднее пользовался изобретательностью Триболо и для многих прихотливых маскарадов, таких, как Медвежий, тот, когда состязались буйволицы, Вороний и другие.
В год, когда у названного синьора герцога родился первенец, синьор дон Франческо, надлежало произвести пышное убранство флорентийского храма Сан Джованни, которое в полной мере отвечало бы этому торжеству и при котором храм мог бы вместить сто благороднейших юношей, которым надлежало сопровождать новорожденного от дворца до названного храма, где должно было происходить крещение. Тогда и этот заказ был возложен на Триболо, который совместно с Тассо, приспособляясь к месту, добился того, что храм сей, и сам по себе прекраснейший и древний, стал похож на новый храм в современном духе, наилучшим образом задуманный вместе с расположенными кругом скамьями, богато украшенными живописью и золотом. В середине же под фонарем он поместил на четырехступенном основании большую восьмигранную деревянную резную купель, и по углам всех восьми граней вились молодые виноградные лозы, поднимавшиеся от земли, на которую опирались львиные лапы, до верха парапета, увенчанного несколькими большими путтами, которые, стоя в разных положениях, руками держались за края купели, а плечами поддерживали отдельные фестоны, заплетавшиеся в единую гирлянду, свисавшую кругом над всей средней полостью этой купели.
Помимо этого, Триболо поместил в середине купели деревянную подставку, украшенную красивыми фантазиями, на которой он утвердил святого Иоанна Крестителя из мрамора, высотой в три локтя, работы Донателло, оставленного им в доме Джизмондо Мартелли, о чем говорилось в его жизнеописании. В общем же храм сей и внутри и снаружи был украшен как нельзя лучше, и нетронутой осталась одна лишь главная капелла, где в старом табернакле находятся рельефные фигуры, которые сделал еще Андреа Пизано. А так как все было обновлено, то и казалось, что капелла эта, столь древняя, нарушала общее изящество всего остального. И вот, когда однажды пришел герцог посмотреть на убранство, он, будучи человеком с разумением, все похвалил и признал, Что Триболо все хорошо приспособил к месту, к помещению и ко всему остальному. Он разразился сильными упреками лишь за то, что главная капелла была оставлена без внимания, и, будучи человеком решительным, тут же толково распорядился прикрыть всю эту часть огромнейшим холстом, расписанным светотенью, где бы святой Иоанн Креститель крестил Христа, а кругом стоял бы народ, глазеющий и крестящийся, в разных положениях, одни бы одевались, а другие бы раздевались, а сверху Бог Отец ниспосылал бы Святого Духа, а два источника в виде рек Иора и Дана изливали бы воды, образующие Иордан.
И вот, когда он поручил осуществление этой работы мессеру Пьерфранческо Риччо, который был тогда герцогским домоуправителем, и Триболо, то Якопо да Понтормо от нее отказался, поскольку оставалось всего шесть дней времени, которых, как он считал, ему было недостаточно; подобным же образом поступили Ридольфо Гирландайо, Бронзино и многие другие. В это самое время Джорджо Вазари, воротившийся из Болоньи и писавший мессеру Биндо Альтовити образ на дереве для его капеллы в флорентийской церкви Санто Апостоло, был не очень в чести, хотя дружил и с Триболо, и с Тассо. Дело в том, что образовалась там некая шайка под покровительством названного мессера Пьерфранческо Риччо, и кто в нее не входил, не пользовался покровительством двора, как бы талантлив и добропорядочен он ни был. И по этой причине многие, которые при содействии подобного государя могли бы проявить свое превосходство, оставались в загоне, приглашались же для работы лишь угодные Тассо, который был весельчак и своими шуточками тешил Пьерфранческо Риччо так, что тот в определенных делах поступал, как было желательно Тассо, который был дворцовым архитектором и всем ведал. Так вот, люди эти не особенно доверяли упомянутому Джорджо, который смеялся над их тщеславием и глупостями и стремился чего-либо добиться скорее трудом в искусстве, чем милостями; и о нем даже и не думали, когда вдруг синьором герцогом ему было приказано расписать названный холст названной композицией. Работу эту он выполнил светотенью в шесть дней, и какова была ее законченность, известно тем, кто видел, какое изящество и какую нарядность придала она всему убранству и великолепию этого празднества и насколько она оживила ту часть храма, которая особенно в этом нуждалась.
А чтобы вернуться к Триболо, от которого я сам не знаю, как отклонился, скажу, что показал он себя там так отменно, что заслужил наивысшей похвалы, и большая часть украшений, которые он сделал между колоннами, была по воле герцога и по заслугам оставлена на месте и находится там и поныне.
На вилле Кристофано Риньери в Кастелло во время работ над герцогскими фонтанами Триболо поставил в нише над садком, что над птичьей клеткой, изображение реки в виде фигуры в человеческий рост, из серого камня, льющей воду в огромный сосуд из того же камня. Фигура эта была сделана из отдельных кусков и составлена с такой тщательностью и с таким искусством, что кажется цельной.
После этого по распоряжению его превосходительства Триболо должен был приступить в библиотеке Сан Лоренцо к завершению той лестницы, что ведет из сеней к двери, но, положив четыре ступени, он не мог вспомнить ни замысла, ни размеров Микеланджело и по распоряжению герцога отправился в Рим, не только для того, чтобы выслушать мнение Микеланджело по поводу названной лестницы, но и для того, чтобы постараться увезти его во Флоренцию. Однако не удалось ему ни то, ни другое, так как уезжать из Рима Микеланджело не захотел и под благовидным предлогом от этого отделался, что же касается лестницы, то он сделал вид, что забыл и размеры, и все остальное.
Воротившийся во Флоренцию Триболо не мог поэтому продолжать сооружение названной лестницы и начал в названной библиотеке делать пол из красного и белого кирпича, наподобие некоторых полов, виденных им когда-то в Риме, но чтобы на кирпичах этих можно было вырезать различные узоры, он к белой глине, смешанной с болусом, подбавлял красной глины, и таким способом он повторил на этом полу весь рисунок перекрытия и потолка, что вышло весьма похвальным.
А после этого для дон Джованни ди Луна, который был тогда начальником укреплений, он начал, но не кончил на фасаде крепости, что у ворот на Фаэнцу, герб из серого камня с большим круглоскульптурным двуглавым орлом; он вылепил это из воска, чтобы отлить затем из бронзы, но дальше дело не пошло, и из герба этого был закончен только щит.
Во Флоренции был обычай почти что каждый год по случаю праздника святого Иоанна Крестителя на главной площади вечером под Иванову ночь сооружать жирандоль, то есть целую махину, набитую бураками, ракетами и другими искусственными огнями, и жирандоль эта имела вид то храма, то корабля, то утеса, а то и целого города или ада, как вздумается изобретателю. И вот однажды соорудить ее было поручено Триболо, и соорудил он ее, как будет рассказано ниже, отменно. А так как о всех этих разнообразных огнях и главным образом об искусственных трактуют сиенец Ванноччо и другие, подробно распространяться о них не буду, а лучше скажу кое-что об особенностях этих жирандолей.
Итак, все это сооружается из дерева с широко расставленными гнездами, которые у своего основания должны далеко выдаваться, чтобы подожженные ракеты друг друга не зажигали, но благодаря промежуткам между ними взлетали постепенно, заполняя небо огнями сверху донизу, заложенными в гирляндах; между ними, говорю я, должны быть промежутки для того, чтобы они сразу не сгорали и создавали красивое зрелище. Это же относится и к шутихам, которые, будучи прикреплены к неподвижным частям жирандоли, производят великолепнейшие залпы. Подобным же образом прилаживаются среди украшений и бураки, чаще всего вылетающие из частей масок или из чего-либо другого в том же роде. Но самое важное устроить так, чтобы огни в плошках горели всю ночь, освещая площадь: поэтому все сооружения управляются простым фитилем, намоченным порохом, разведенным на сере и водке, и огонь медленно движется с места на место, зажигая, что следует, постепенно, пока все не загорится. Вот почему, как я сказал, жирандоль изображает разные вещи, но обязательно связанные с огнем и подверженные пожарам: так, в давние времена был сооружен город Содом с Лотом и его дочерьми, из него выходящими, а в другой раз Герион, несущий на спине Вергилия и Данте, как об этом сам Данте рассказывает в Аде, а еще раньше Орфей, выводивший из ада Эвридику; были и многие другие выдумки. Его же превосходительство распорядилось, чтобы не какие-нибудь кукольники, уже много лет проделывавшие на жирандолях тысячи всяких нелепостей, а какой-нибудь превосходный мастер представил там что-либо добротное.