Страница 257 из 501
Тем не менее некоторые утверждают, что в отношении этого храма фра Джокондо изменил свое намерение и хотел построить два храма под аркадами, чтобы они не загромождали площадь. Помимо всего это величественнейшее сооружение должно было иметь столько других удобств, красот и особых украшений, что всякий, кто ныне посмотрит на прекраснейший рисунок, сделанный для него фра Джокондо, будет утверждать, что даже самое счастливое дарование или самый выдающийся художник никогда не сможет ни вообразить, ни изобразить ничего более прекрасного, более великолепного и более стройного, чем это произведение. По мнению автора, оно к тому же должно было быть завершено постройкой каменного моста через Риальто, покрытого лавками и обещавшего быть чудесным сооружением.
Однако, если из всего этого ничего не получилось, на то были две причины: во-первых, республика была в денежном отношении обескровлена тягчайшими расходами, которые она понесла в последней войне, во-вторых, некий дворянин, как говорят, из дома
Валерезо, человек в то время могущественный и пользовавшийся большим авторитетом, начал, плохо разбираясь в этом деле, быть может, из каких-либо соображений личного порядка, покровительствовать некоему мастеру Дзанфраньино, который, как мне сообщили, до сих пор еще жив и который состоял у него на службе по строительству собственных его домов. Вот этот-то Дзанфраньино (имя, подходящее и достойное столь выдающегося мастера) и составил проект того ублюдка, который впоследствии был построен и который и поныне стоит у всех на глазах. Об этом глупом выборе все еще безмерно жалеют многие, которые до сих пор здравствуют и прекрасно об этом помнят. Убедившись, насколько для синьоров и сильных мира сего лицеприятие нередко имеет большую силу, чем заслуги, и видя, что его прекраснейшему проекту предпочли до такой степени беспомощный, фра Джокондо пришел в такое негодование, что уехал из Венеции и, сколько его ни просили, так и не захотел туда вернуться.
Этот проект вместе с другими его рисунками остался в доме Брагадини, что насупротив Санта Марина, и находится у члена этого семейства, доминиканского монаха брата Анджело, который впоследствии, за многочисленные свои заслуги, стал епископом города Виченцы.
Фра Джокондо был человеком многосторонним и помимо всего упомянутого выше занимался лекарственными растениями и сельским хозяйством. В связи с чем флорентинец мессер Донато Джаннотти, который много лет тому назад был его близким другом во Франции, рассказывает, что однажды, когда он жил во Франции, фра Джокондо вырастил в глиняном горшке персиковое дерево и на этом крошечном деревце было столько плодов, что просто диво. Как-то раз, по совету своих друзей, он поставил его в том месте, где должен был проследовать король, так что тот не мог его не видеть. Некоторые придворные прошли мимо первыми и, как это обычно для господ подобного рода, к великому огорчению фра Джокондо, оборвали все плоды с деревца, но не съели их, а, потешаясь, таскали их повсюду с собой. Услыхав об этом, король отнесся снисходительно к шутке своих придворных, а монаха поблагодарил за доставленное ему удовольствие, наградив после этого таким подарком, что тот утешился.
Фра Джокондо был человеком святой и добродетельнейшей жизни, горячо любимый всеми крупными литераторами своего времени, в особенности такими, как Домицио Кальдерино, Маттео Боссо и Паоло Эмилио, написавший Историю Франции, все трое – его соотечественники. Равным образом ближайшими его друзьями были Саннадзаро, Будео, Альд Мануций, да и вся Римская академия. Учеником его был Юлий Цезарь Скалигер, начитаннейший человек нашего времени. В конце концов он скончался в глубокой старости, но в точности неизвестно, когда и где, а следовательно, неизвестно и место его погребения.
Если правда, что город Верона по своему местоположению, по своим обычаям и во всех других отношениях очень похож на Флоренцию, то правда и то, что и в том и в другом городе всегда расцветали прекраснейшие таланты во всех наиболее редких и похвальных профессиях. Не говоря о литераторах, ибо это дело не мое, и продолжая говорить о людях нашего искусства, во все времена находивших себе в этом знатнейшем городе достойное пристанище, я скажу, что Либерале, веронец, ученик своего соотечественника Винченцио ди Стефано (о котором уже говорилось в другом месте и который в 1483 году написал в Мантуе в церкви Оньисанти бенедиктинских монахов Мадонну, для того времени весьма похвальную), подражал манере Якопо Беллини, так как в ранней своей юности, когда Беллини работал в Вероне в капелле Св. Николая, он, находясь у него под началом, тем самым начал упражняться в рисунке и, забыв о том, чему он научился у Винченцио ди Стефано, усвоил себе манеру Беллини, которой он впредь всегда придерживался.
Первые живописные произведения Либерале были созданы им в его родном городе в капелле дель Монте делла Пьета в церкви Сан Бернардино, где он на картине главного алтаря представил Снятие со креста в окружении ангелов; некоторые из них держат в руках так называемые «таинства» страстей и все их лица изображают плач и горе о смерти Спасителя. В этих лицах и в самом деле много жизни, как, впрочем, и в других произведениях этого мастера, который часто старался показать, что он умеет заставить свои фигуры заплакать, как это можно видеть в той же Вероне в доминиканской церкви Санта Настазиа, где на фронтоне капеллы семейства Буонавери он написал мертвого Христа, оплакиваемого Мариями. В той же живописной манере, как и другое вышеназванное произведение, он написал много картин, рассеянных по всей Вероне в домах тамошних дворян. В той же только что упомянутой капелле он изобразил Бога Отца, окруженного сонмом играющих и поющих ангелов, а по бокам он написал по три фигуры с каждой стороны, а именно, с одной стороны – св. Петра, св. Доминика и св. Фому Аквинского, а с другой – св. Лючию, св. Агнессу и какую-то другую святую, однако первые три фигуры лучше написаны и более рельефны. На стене означенной капеллы он изобразил Богоматерь и младенца Христа, обручающегося со св. Екатериной, девой и великомученицей, и тут же поместил портрет хозяина капеллы, мессера Пьеро Буонавери, а кругом написал разных ангелов, которые подносят цветы и отдельные лица которых изображены смеющимися и радующимися, с большой грацией, чем он показал свое умение передавать смех не хуже, чем передавал плач в других своих фигурах. На алтарном образе этой капеллы он изобразил св. Магдалину, парящую в небесах и поддерживаемую ангелами, а внизу – св. Екатерину, и вещь эта была признана хорошей.
На алтаре Мадонны в сервитской церкви Санта Мариа делла Скала на двух створках, закрывающих изображение этой Мадонны, которая пользовалась в этом городе величайшим почитанием, он написал историю волхвов. Однако створки эти долго не простояли на своем месте, так как пострадали от свечной копоти и потому были сняты и перенесены в ризницу, где привлекали к себе внимание веронских живописцев, высоко их ценивших. В трансепте церкви Сан Бернардино, над капеллой братства Магдалины, он написал фреску с Обрезанием, на которой очень хвалят фигуры Симеона и младенца Христа, который очень выразительно целует этого старца, держащего его на руках. Очень хорош также стоящий рядом священник, который со взором, обращенным ввысь, и с распростертыми руками как бы благодарит Бога за спасение мира. Рядом с этой капеллой рукой того же Либерале написана на дереве история волхвов, а на фронтоне этого образа – Успение Богоматери с маленькими весьма хвалеными фигурами.
Да и в самом деле, он очень охотно писал мелкие вещи и делал это всегда настолько тщательно, что они производят впечатление миниатюр, а не живописи, как это можно видеть в соборе этого города, где находится его картина с историей волхвов и с бесчисленным множеством человеческих фигур, лошадей, собак и всяких других зверей, и тут же группа херувимов красного цвета, поддерживающих Богоматерь. В этом произведении лица выписаны старательно, да и вообще все выполнено настолько тщательно, что, как я уже говорил, кажется миниатюрой. Написал он также в соборе для капеллы вышеупомянутой Мадонны, на небольшой пределле, столь же миниатюрные истории из жизни Богородицы. Однако впоследствии веронский епископ, монсиньор мессер Джован Маттео Джиберти, убрал оттуда эту пределлу и перенес ее в капеллу епископского дворца, в котором находится резиденция епископов и где они каждое утро слушают обедню. В этой капелле пределлу поместили рядом с великолепнейшим резным распятием работы веронского скульптора Джован Баттисты, ныне проживающего в Мантуе.