Страница 167 из 501
Был в его времена также дельный живописец Винченцио Катена, который больше занимался писанием портретов с натуры, чем каким-либо другим видом живописи, и некоторые портреты его работы, которые можно увидеть, поистине чудесны, и, между прочим, весьма живо был написан портрет одного немца из семьи Фуггерон, лица почитаемого и значительного, стоявшего тогда в Венеции в Фондако деи Тедески.
Много работ в Венеции выполнил приблизительно в те же времена Джованни Баттиста из Конельяно, ученик Джованни Беллини. В названной церкви монахинь Тела Господня есть образ его работы на алтаре св. Петра-мученика; там более чем толково изображены названный святой, св. Николай и св. Бенедикт с пейзажем в перспективе, ангел, настраивающий цитру, и много мелких фигур, и если бы он не умер молодым, он, можно думать, догнал бы своего учителя.
Имя хорошего мастера в том же искусстве и в то время заслужил Марко Базарини, написавший в Венеции, где родился от отца и матери греков, в Сан Франческо делла Винья, на доске Снятие Христа со креста, а в церкви Сан Джоббе на другой доске – Христа в саду, внизу же трех спящих апостолов и св. Франциска и св. Доминика с двумя другими святыми. Но наибольшее одобрение получил в этой работе пейзаж с многочисленными фигурками, выполненными с должным изяществом. В той же церкви тот же Марко написал св. Бернардина на скале с другими святыми.
Джанетто Кордельяги написал в том же городе бесчисленное множество станковых картин и ничем другим почти что и не занимался; и поистине в этом роде живописи он приобрел манеру весьма тонкую и мягкую, значительно лучшую, чем у вышеназванных. В церкви Сан Панталеоне в капелле, что рядом с главной, он написал св. Петра, спорящего с двумя другими святыми, одетыми в прекраснейшие одежды и выполненными в прекрасной манере.
На хорошем счету был приблизительно в те же времена Марко Бассити, и его работы большая доска в Венеции в церкви братьев Чертозы, на которой он написал Христа между Петром и Андреем на Тивериадском озере и сыновей Заведеевых, изобразив там залив, гору и часть города со многими людьми, изображенными в виде небольших фигур. Можно было бы рассказать о многих других его работах, но достаточно было упомянуть об этой – самой лучшей.
Бартоломео Виварино из Мурано также отлично проявил себя в выполненных им работах, о чем можно судить, не говоря о многих других, по доске, написанной им для алтаря св. Людовика в церкви Санти Джованни э Паоло; он написал на ней названного Людовика сидящим в ризе, св. Георгия, св. Себастьяна и св. Доминика, а с другой стороны – св. Николая, св. Иеронима и св. Роха, над ними же поясные фигуры других святых.
Также и Джованни Мансуети отличнейшим образом выполнял свои живописные работы, очень любил изображать природу, фигуры и далекие пейзажи и написал в Венеции очень много картин, сильно подражая Джентиле Беллини. Так, в скуоле Сан Марко на торцовой стене приемной он написал св. Марка, проповедующего на площади, изобразив мужчин и женщин турок, греков и других лиц разных национальностей в необычайных одеждах. Там же, изображая на другой истории св. Марка, исцеляющего больного, он написал перспективу с двумя лестницами и многими лоджиями. На другой картине возле этой он изобразил св. Марка, обращающего в веру Христову бесчисленное множество людей, и открытый храм с распятием на алтаре, и всюду разных людей с очень выразительными лицами и одеждами.
После него там же продолжал работу Витторе Беллини, изобразивший на одной истории, где св. Марка хватают и связывают, очень толковую перспективу зданий со множеством фигур, в которых он подражал своим предшественникам.
Дельным живописцем после него был Бартоломео Монтанья, вичентинец, постоянно проживавший в Венеции и выполнивший там много живописных работ, а в Падуе он расписал доску в церкви Санта Мариа д'Артоне.
Равным образом и Бенедетто Диана был не менее прославленным живописцем, чем вышеназванные, о чем между прочими вещами свидетельствуют работы, выполненные им в Венеции в церкви Сан Франческо делла Винья, где для алтаря св. Иоанна он написал этого святого стоящим между двумя святыми, каждый из которых держит в руке книгу. Почитался хорошим мастером и Джованни Буонконсильи, написавший в церкви Санти Джованни э Паоло для алтаря св. Фомы Аквинского этого святого в окружении многих, коим он читает священное писание, и изобразил там перспективу зданий, которую нельзя не одобрить.
Прожил также почти всю свою жизнь в Венеции Симон Бьянко, флорентийский скульптор, и Туллио-ломбардец, весьма опытный резчик. В Ломбардии равным образом отличились Бартоломео Клементо из Реджо и Агостино Бусто, скульпторы, а в резьбе – Якопо Даванцо, миланец, и Гаспаре и Джилорамо Мишерони.
В Бреше был опытным и выдающимся мастером фресок Винченцио Веркио, заслуживший на родине величайшую известность за прекрасные свои работы.
То же самое было с Джироламо Романино, опытнейшим мастером и рисовальщиком, о чем свидетельствуют его работы, выполненные в Бреше и на много миль в округе.
Не уступал им, а даже превзошел их Алессандро Моретто, весьма нежный в красках и большой друг тщательности, о чем свидетельствуют его работы.
Возвратимся, однако, в Верону, город, где процветали и процветают ныне более чем когда-либо превосходные художники. В прежнее время там отличились Франческо Бонсиньори и Франческо Карото, позднее же – мастер Дзено Веронский, расписавший с большой тщательностью в Римини доску со св. Марином, а также две других. Но лучше всех других написал с натуры несколько чудесных фигур Моро-веронец, или же, как его другие называли, Франческо Турбидо; ныне в Венеции, в доме монсеньора Мартини, его работы портрет одного дворянина из Ка Бадоваро в образе пастуха, который кажется совсем живым и может выдержать сравнение с любыми подобными изображениями, выполненными в тех краях. Равным образом и Баттиста д'Анджело, его зять, так прекрасен в колорите и опытен в рисунке, что скорее превосходит Моро, чем ему уступает. Но, так как говорить в настоящее время о живых в мои намерения не входит, с меня достаточно, как я говорил в начале этого жизнеописания, если я сказал здесь только о некоторых, про жизнь и про особые обстоятельства которых мне не удалось разузнать настолько подробно, чтобы их доблести и заслуги получили от меня хотя бы то малое, что я, желавший большего, могу им воздать.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ЯКОПО, ПРОЗВАННОГО ИНДАКО ЖИВОПИСЦА
Якопо, прозванный Индако, который был учеником Доменико дель Гирландайо, а в Риме работал с Пинтуриккио, был для своего времени мастером толковым и, хотя работ он выполнил немного, тем не менее те, что были им выполнены, заслуживают одобрения. Не удивительно, что из рук его вышло лишь очень мало вещей, ибо, будучи человеком приятным, шутником и весельчаком, над многим он не задумывался и работать ему приходила охота лишь тогда, когда делать было нечего, а потому он обычно и говорил, что заниматься чем-нибудь другим, как только трудом, не пользуясь мирскими радостями, христианину не подобает. В весьма дружеских отношениях был он с Микеланджело, ибо когда этот художник, превосходнейший над всеми, когда-либо и где-либо бывшими, хотел отдохнуть от занятий и постоянных трудов телесных и духовных, никто не был ему приятнее и более по душе, чем этот самый Якопо. Многие годы работал он в Риме или, лучше сказать, провел многие годы в Риме, работая там весьма мало. В городе этом в церкви Сант Агостино, как войдешь в церковь через двери переднего фасада, на своде в первой капелле по правую руку, есть его работы Апостолы, на коих нисходит Дух святой, а ниже на стене – две истории из жизни Христа: на одной он призывает от сетей Петра и Андрея, на другой же, где трапеза Симеона и Магдалины, отлично изображен деревянный потолок с балками. На образе той же капеллы, написанном маслом на дереве, Усопший Христос выполнен и отделан с большим опытом и величайшей тщательностью. Равным образом и в церкви Тринита в Риме есть на небольшой доске Венчание Богоматери его работы. Но что же еще нужно или можно о нем рассказать? Достаточно того, что, насколько красиво он разглагольствовал, настолько же не ладил он ни с трудом, ни с живописью. А так как Микеланджело, как сказано, нравились его болтовня и шутки, какие он частенько проделывал, он почти всегда приглашал его к себе обедать. Однако пришел день, когда он ему надоел, что в большинстве случаев бывает с теми, кто с друзьями и покровителями своими болтает слишком много, а часто некстати и без толку, ибо нельзя сказать – беседует, так как обычно в таких людях нет ни разума, ни рассудка. И вот Микеланджело, чтобы от него отделаться, так как у него в это время могло быть совершенно иное на уме, послал его покупать фиги, а когда Якопо вышел из дома, Микеланджело запер за ним дверь, с тем чтобы не отпирать ее, когда тот вернется. Возвратившийся с площади Индако, простучав некоторое время в дверь понапрасну, понял, что Микеланджело открывать ему не желает. Тогда, разозлившись, он вынул фиги и листья и красиво разложил их на пороге двери, а потом ушел и в течение многих месяцев не хотел разговаривать с Микеланджело. Однако в конце концов они помирились и стали еще большими друзьями, чем прежде. Умер он в конце концов в Риме в возрасте шестидесяти восьми лет.