Цицерон

Исторический характер рассуждений Цицерона — примечательная черта книги, придающая ей специфически римский облик. В начале II книги Сципион Эмилиан передает слова Катона (по всей вероятности, подлинные, фигурировавшие в его «Началах») о том, что политическое устройство греческих городов, как правило, создавалось одним человеком — Миносом на Крите, Ликургом в Спарте, Тесеем, Драконом, Солоном в Афинах. Ничего подобного не было в Риме. «Наше государство создано умом не одного, а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в течение нескольких веков, на протяжении жизни нескольких поколений». Ум одного человека не в состоянии ни охватить все многообразие дел, положений и обстоятельств в государстве, ни предвидеть все, что может в нем возникнуть с течением времени. Поэтому Сципион старается показать, как родилось римское государство, как оно менялось от века к веку и как на каждом из этапов находился великий законодатель, который обеспечивал процветание и дальнейшее его развитие. Рим образовался и длится вот уже столько веков, благодаря многочисленным сменявшим один другого мужам, мудрым и как бы даже божественным. Первым был Ромул, он основал город в таком месте, которое особенно подходило для столицы будущей великой империи — довольно далеко от моря, что спасало от набегов морских разбойников, но и достаточно близко к морским путям, по которым все страны мира могли доставлять Риму свои товары. Затем цари, сменяя один другого, создали учреждения, необходимые каждому государству. Прежде всего возник сенат — опора царской власти, потом — коллегии жрецов, в частности, тех, что владели искусством прорицания по полету птиц, искусством, начало которому положил сам Ромул. Можно понять, почему Цицерон придает такое значение этим прорицаниям,— проблема ауспиций вставала в связи с консулатом Цезаря, об ауспициях упоминали законы Клодия, в более поздние годы их использовали трибуны, пытаясь парализовать политическую жизнь республики.

Цицерон не скрывает, что Ромул смог основать Рим лишь благодаря военному превосходству племени, которое сумел собрать. Однако наибольшее внимание он уделяет правлению Нумы, с которым в сознании римлян связывался идеал мира, тишины и спокойствия, столь желанный в середине I века до н. э. В мирной простой сельской жизни сформировались и нравственные ценности, прежде всего — право, основанное на справедливости и fides, «надежной вере». В души римлян, ожесточившиеся в непрерывных войнах, которые вел Ромул, Пума сумел вернуть мягкость и человечность — это особое сочетание чувствительности, доброты и ума. Нума правил тридцать девять лет, он заложил два краеугольных камня, на которых зиждилось потом римское государство — почтение к богам (religio) и милосердие (dementia).

Итак, мы видим, что рождение и первоначальный рост римского государства Цицерон связывает не с захватом богатств, не с покорением новых земель, а прежде всего с обретением духовных ценностей. Цицерон представлял себе дело так: каждый из великих законодателей открывал перед умственным взором римлян образ нового государства. Образ этот изначально заложен в них самих, ибо вытекает из человеческой природы, но сами римляне его в себе не ощущали. Лишь благодаря мудрости великих мужей, способных одновременно руководить жизнью общины и размышлять о задатках, присущих каждому живому существу, возникает образ государства. При этом мудрые мужи не заимствовали свои взгляды. Неверно полагать, будто Нума был учеником Пифагора; Сципион исправляет эту распространенную ошибку, основанную на неправильной хронологии. На самом деле духовное развитие Рима обусловлено врожденными свойствами римского народа.

Мысль о том, что римляне занимают особое место в структуре мироздания и призваны стать хозяевами вселенной, не принадлежит Цицерону. Она родилась сама собой в результате непрестанных побед, которыми отмечен в истории Рима II век до н. э. Римские легионы, а в еще большей мере — сенатские комиссии установили в покоренных странах порядок и спокойствие, которых те не знали с давних пор. Казалось, призвание Рима в том и состояло, чтобы устранять причины распрей, пресекать кровопролития, положить конец переселениям целых народов, короче — распространять на все новые и новые земли основанную на праве справедливость, которую Рим считал достоянием собственных граждан. Впервые об этом сказал Полибий около 150 года. Победы римского оружия — лишь воздаяние за гражданскую доблесть. Цицерон прибавляет, что победы порождены также деятельностью людей, которые из поколения в поколение возглавляли общину; эти люди играли в политической жизни города ту роль, которую в духовной жизни играет разум. Цицерон развивает здесь мысли Платона, однако без той жесткой прямолинейности, которая присуща Платону в диалоге «О государстве». Великие мужи Рима воздействуют на граждан прежде всего личным примером, обращаются к их чувству чести; они не пытаются основать общественный порядок на страхе. Такое оптимистическое представление об общественном развитии Цицерон заимствовал у греческих философов, но Цицерон подтверждает его еще и религиозными соображениями. Душа человеческая, говорит он, имеет небесное, божественное происхождение. Она несет в себе искру огня, который должно поддерживать с помощью самоусовершенствования и который один может дать духовным силам победу над силами противоположными — эгоизмом, страстями, жаждой наслаждений. Поддерживать в себе этот огонь человек может двумя путями — либо путем занятий и размышлений, либо соединяя теоретическое знание с практическим участием в политической жизни. Действующие лица диалога, «обогатившие нашу римскую, от предков идущую традицию чужеземными учениями, созданными Сократом», воплощают как бы единение этих путей — в прошлом к такому единению стремились Сципион и его друзья, ныне к нему же стремится Цицерон и в этом произведении, и во всем своем творчестве.

Движущее начало всякой деятельности Цицерон полагает в стремлении к славе. Слава может быть различной, и та, к которой стремится государственный деятель, будет несравненно больше и шире, чем та, что доступна одинокому мыслителю или главе кружка. Развивая подобные мысли, Цицерон, естественно, имеет в виду славу, выпавшую на долю ему самому, когда он сорвал замыслы Катилины и спас Рим; он говорит об этом прямо в предисловии к диалогу. Не менее прекрасна и другая слава, та, например, которой отмечены Помпей или Цезарь, при том условии, однако, что баловни ее не станут подчинять своим собственным интересам всю республику — res publica, «достояние народа». Вождям государства Цицерон отводит роль модераторов общины, а не ее владык. Отсюда следует, что вождей в каждом поколении может и должно быть несколько, но ни в коем случае не один. Именно поэтому Сципион изображен в окружении друзей, мудрых, справедливых, проницательных и твердых, так что в свете этих размышлений Цицерона становится понятнее смысл письма, которое он послал Помпею при завершении победоносной кампании на Востоке и в котором сравнивал победителя со Сципионом, а себя с Лелием. Было ли то тщеславие, как уверяли недруги консулярия? Или выражение вполне твердой уверенности в том, что победа над Катилиной могла и должна положить начало новой политической системе, совсем иной, чем прежняя, приведшая Рим к гражданской войне? Характерный для Цицерона этих лет строй мыслей и представлений, который мы выше пытались реконструировать, находит себе выражение и подтверждение в изображенных в диалоге идеальных отношениях в государстве — такими мог их мыслить лишь прилежный читатель Платона и Аристотеля, ученик ctopikob, и в то же время оратор, чтимый сенатом и форумом.

Диалог завершается несколько мистическим рассказом о сне, что приснился Сципиону Эмилиану в молодости во время первой Африканской кампании. Сон Сципиона играет в диалоге «О государстве» ту же роль, что в «Государстве» Платона сон Эра, сына Армения, и не случайно он так славился на протяжении всего средневековья, когда весь остальной текст диалога был утрачен. Причина очевидна: «Сон Сципиона» окутан мистическим колоритом, близким христианскому мироощущению, в то время как пять книг, составляющих основное содержание диалога, говорили христианской душе несравненно меньше.