Цицерон

ОТ КОНСУЛЬСТВА ДО ИЗГНАНИЯ

Казнь заговорщиков в декабрьские ноны не изменили положения: опасность, нависшая над республикой, по-прежнему рождала страх и смятение. Войска, посланные консулом и сенатом, одержали победу над Катилиной, но ни одна из проблем не была решена. Главная на первый взгляд состояла в противоположности между стремлениями крупных личностей, обуреваемых честолюбием, и традициями республики, требовавшими, чтобы каждый гражданин, как ни велики услуги, оказанные им государству, и слава, им завоеванная, возвратился на свое обычное место, вновь стал частным человеком, удовлетворившись престижем, который отныне окружал его имя в сенате и dignitas в глазах народа. Желание облегчить участь бедняков, их долговое бремя, положить предел хищничеству ростовщиков, о котором говорил Катилина, а вслед за ним в письме Марцию Рексу и Манлий, было не более чем предлогом. Существовала возможность решить эти проблемы без насилия — в прошлом уже принимались кое-какие меры, а некоторые предложения можно было обсудить в дальнейшем. Заговорщики без труда привлекли в свою армию ветеранов Суллы, потому что воины отвыкли от крестьянской жизни и оказались неспособны возделывать полученные земли. Если крестьянин утратил вкус и умение работать на земле, он никогда к ней не вернется, тем более привыкши жить войной и исчислять свое богатство деньгами, а не мерами зерна. Тут не могли помочь ни вывод колоний, ни аграрные законы. К тому же поджигатели гражданских войн были выходцами не из муниципальной среды и не из разоренного крестьянства. Политика государства, как всегда, делалась в Риме и, отказываясь от промагистратур, Цицерон показал, что хорошо это понимает.

Шел последний месяц консульства Цицерона, и тут начались выступления против него. Метелл Непот, вступив 10 декабря в должность народного трибуна, тотчас внес проект закона, требовавшего вернуть Помпея в Рим, поручить ему обеспечить порядок и одновременно обвинил Цицерона в казни без суда римских граждан. План Непота состоял в том, чтобы возможно скорее вернуть в Италию Помпея с армией — тогда Помпей поступит как Сулла — захватит верховную власть. Цицерон защищался от обвинений трибуна сначала в сенате в ходе январских заседаний, затем на одной из сходок, созванных вскоре Метеллом Непотом. Мы располагаем несколькими отрывками из речи на сходке. По ним видно, что Цицерон, как и следовало ожидать, говорил о решении сената, о долге консула выполнять его решения, о тайной подоплеке выступлений Непота, то есть о стремлении подорвать доверие к сенаторам. Последние быстро поняли, какая угроза нависла над ними, и поручили двум трибунам, Катону и Минуцию Терму, наложить вето на передачу законопроекта Метелла Непота на обсуждение народного собрания. На форуме начались стычки, и уже 3 января сенаторы подтвердили свое решение предоставить консулу чрезвычайные полномочия для принятия мер, которые он сочтет необходимыми ради спасения государства.

В эти же дни с предложением, лестным для Помпея, выступил и Цезарь. Вступив 1 января в должность претора, он предложил в надписи о восстановлении Капитолийского храма воздать благодарность Помпею, а не Лутацию Катулу, которому восстановление храма было поручено, но который слишком медленно выполнял поручение и до сих пор не довел дело до конца. Цезарь таил злобу против Катула после того, как, состязаясь с Цезарем в борьбе за должность верховного понтифика и вынужденный уступить сопернику, тот принялся повсюду говорить о своем удачливом сопернике с величайшим презрением, называл его «мальчишкой», а при опросе мнений сенаторов о судьбе участников заговора Катилины гневно на него обрушился. В отместку Цезарь и в самом деле позволил себе мальчишескую выходку, которая, впрочем, не имела серьезных последствий. Когда Катул, исполненный негодования, поспешно явился на форум отстаивать свои права, Цезарь начал с того, что воспользовался своим положением претора и лишил Катула слова, а затем снял свое предложение и преспокойно отправился домой. Возмущенные выходками Цезаря и Метелла Непота, сенаторы отрешили обоих от магистратур. Метелл принял их решение всерьез, уехал из Рима и отправился в армию Помпея; Цезарь же остался в столице и вскоре добился восстановления в должности.

Три человека руководили в тот год политической жизнью Рима: Красс, который благодаря своим несметным богатствам покупал все и всех; Цезарь, пользовавшийся симпатиями римской толпы по многим причинам и, в частности, потому, что добивался смягчения приговора сторонникам Катилины; и Помпей, который вот-вот должен был вернуться с Востока, и многое в столице делалось с расчетом на то, как будет он действовать по возвращении. Когда все ожидали появления Помпея в Италии, Красс, забрав семью и все, что мог увезти из имущества, покинул Рим и отправился в Македонию. Трудно сказать, действительно ли он опасался Помпея или, как полагает Плутарх, своим показным страхом хотел бросить тень на полководца. Цезарь, дабы укрепить свое положение в сенате, добился опровержения обвинений в том, будто он участвовал в заговоре Катилины. Воспользовавшись правом претора, он заключил клеветников в тюрьму, от Цицерона же вытребовал свидетельство о том, что по доброй воле предоставил в распоряжение консула сведения о заговоре.

О состоянии духа Цицерона в первые недели после разгрома заговора можно судить по трем письмам, сохранившимся в его «Переписке». Первое — от Метелла Целера, в котором он выражает возмущение тем, как в начале января обошлись с его братом Непотом, и ответственность за случившееся с братом возлагает на Цицерона. По-видимому, кто-то представил Целеру события в ложном свете. Цицерон поспешил ответить письмом, относящимся к концу января или к началу февраля. Он напоминает, что инцидент вызван нападками на него, Цицерона, что, став трибуном, Непот неоднократно говорил о своем намерении любой ценой погубить консула. Восстановив истину и вернув себе доброе расположение Целера, Цицерон занялся Помпеем. Споры в сенате вокруг предложения Непота показали, что Помпей не пользовался больше симпатиями сенаторов, которые не могли простить полководцу, что в обход их решений он добился командования на Востоке, где и прославился. Скрепя сердце они смирились с тем, что Цицерон во время своего консульства декретировал десятидневные благодарственные молебствия богам в честь победителя Митридата, но теперь ясно давали понять, что сенат и без помощи Помпея сумеет сохранить порядок в столице.

На следующий же день после победы над Непотом, в декабрьские ноны, Цицерон отправил Помпею письмо «размером с целую книгу», где подробно рассказал о борьбе против заговорщиков. Письмо вызвало неудовольствие Помпея, который счел, что Цицерон преувеличивает значение своих действий и тем преуменьшает его роль. Письмо Цицерона не сохранилось, но один из схоластов утверждает, что оно было «тщеславно и заносчиво» и Цицерон «ставил себя выше великих покрытых славой полководцев». В действительности в основе расхождений лежала отнюдь не игра честолюбий или, хуже, тщеславие, а старинный спор (отзвуки которого мы слышали в речи в защиту Мурены) между славой воинской и той, что приносят мирные подвиги. В описываемых обстоятельствах спор приобретал новое и еще большее значение. Мы достаточно хорошо осведомлены о теоретических воззрениях и политической программе Цицерона и понимаем, что убеждение в значительности собственных заслуг, как бы сильно оно ни было, никогда не сводилось у него к мелочному тщеславию. Он искренно верил, что нашел новый, дотоле неизвестный способ решать проблемы, которые возникли из-за соперничества политических деятелей и то и дело нарушали нормальный ход жизни государства. Гражданской войны, которую Цицерон считал самой страшной угрозой Риму, можно было, по его мнению, избежать с помощью мирных средств: главное из них — «согласие сословий», именно оно дает возможность законно избранным магистратам беспрепятственно пользоваться всей полнотой власти на благо государству. Вряд ли Помпей мог понять и сам ход мысли Цицерона, и неожиданное, с его точки зрения, поведение человека, который еще так недавно помог ему получить верховное командование в войне с Митридатом, а теперь, казалось, стал его соперником. В довольно холодном письме Помпей подтвердил получение длинного трактата Цицерона, на что последний ответил краткой запиской, приведенной в «Переписке»: полунамеками, но достаточно ясно Цицерон объясняет сдержанность Помпея влиянием Метелла Непота (уехавшего, как мы помним, в восточную армию), который изобразил полководцу действия консула в ложном свете. Мы можем представить себе, что именно говорил Метелл Помпею: слишком близкая и выставляемая напоказ дружба с человеком, виновным в казни без суда римских граждан, может бросить тень на победоносного полководца и отразиться на его положении; народ восторженно приветствовал консула, потому что его действия избавили граждан от опасности, тяготевшей над ними в течение нескольких месяцев, но это продлится недолго; после бегства Красса Помпей становится вождем народной партии, и вовсе ни к чему компрометировать себя близостью с Цицероном, чье политическое положение, как только улягутся первые восторги, окажется весьма зыбким. Если Помпей в самом деле внял подобным доводам, ему очень скоро пришлось убедиться, как дорого обходится неблагодарность по отношению к Цицерону. В письме, датированном апрелем 62 года, Цицерон предлагал Помпею настоящий союз и характеризовал политическую программу, на которой он мог быть основан: «По приезде ты узнаешь, сколько в моем поведении благоразумия и силы духа, так что ты, далеко превосходящий Африканского, легко согласишься объединиться со мной, немногим уступающим Лелию и в государственной деятельности, и в дружбе». Цицерон имеет в виду годы, предшествовавшие гражданским войнам, когда Эмилиан, младший из Сципионов Африканских, главенствовал и государстве, а друг его Лелий помогал ему мудрыми советами и философскими познаниями.