Страница 20 из 130
— Ты бы лучше держал свои страхи при себе, — заметил Леонардо. — Красота Симонетты позволяет ей стоять над моралью и политикой.
— Она — сама жизнь, самая ее суть, — сказал Сандро. — Но я все равно боюсь за нее. И за ее здоровье тоже.
Леонардо засмеялся, став на миг прежним собой.
— Не лучше ли оставить ее здоровье ее докторам?
— Я слышал, как она кашляет. Не нравится мне этот кашель, он из глубины легких.
— Держись подальше от мастерской Антонио дель Поллайоло, — посоветовал Леонардо. — Всякий, кто слишком долго торчит у его анатомического стола, начинает воображать себя лекарем.
— Мне не нужно расчленять трупы, чтобы распознать кашель или, в данном случае, чтобы лучше изображать фигуры! — вспыхнул Сандро.
Леонардо хлопнул друга по плечу:
— Прости.
— Мадонна Симонетта ведь любовница братьев Медичи? — спросил вдруг Никколо, к удивлению Сандро и Леонардо.
— Она их друг, Никколо, — сказал Сандро.
— А говорят совсем иное, — возразил Никколо.
— Может, не стоит обсуждать такие вещи при мальчике? Никколо, похоже, черпает свои знания прямо из-под жернова мельницы сплетен.
— А чего ты ждал? — отозвался Леонардо. — Он ведь из учеников мессера Тосканелли. Куда и слетаются слухи, так в его студию.
— Клевета туда слетается.
— Порой это одно и то же. И само собой, Сандро, Симонетта их любовница. Но у нее, возможно, осталась толика любви и для тебя.
Сандро вспыхнул и зарычал.
— Вы можете говорить о чем угодно, — вместо извинения сказал Никколо. — Я не буду слушать.
И он ушел вперед, нагоняя Якопо Сальтарелли.
Когда Леонардо и Сандро подошли к владениям Онореволи — идти было неудобно, узкая дорога вилась вверх по холму мимо выщербленных стен, что выводили к очень высокому и узкому проходу, — Якопо и Никколо уже дожидались их там. Но прежде чем Якопо повел их дальше, Леонардо сказал:
— Никко, я передумал. Это место не для тебя.
Леонардо заботился о юном Макиавелли, но еще и колебался при мысли о том, что придется представляться и беседовать с разными, порой развращенными гостями Нери. Ему стало вдруг плохо, словно отчаяние и любовная тоска были болезнью, которая накатывала волнами, как тошнота после несвежей еды.
— Леонардо, мы ведь уже здесь, — сказал Никколо. — Я хочу есть. Там наверняка будут кормить. И разве не для того просил тебя мастер Тосканелли быть моим учителем, чтобы я мог познавать жизнь? А жизнь — за тем входом. — Никколо указал на темный вход виллы. — Пожалуйста… Тебе это тоже пойдет на пользу, мастер. Праздник отвлечет тебя от сердечных дел.
— Устами младенца… — заметил Сандро. — Он совершенно прав. Пошли.
Леонардо и его друзья следом за Якопо поднялись по ступенькам в дом; там было темно, если не считать тусклого огонька, что горел на небольшом, но массивном с виду столе у стены напротив двери.
— Вот видите, я же говорил, — сказал Якопо. — А теперь идите за мной.
— Ты знаешь, куда идти? — спросил Сандро.
— Мастер Онореволи мне специально все объяснил.
Юноша повел их по лестнице — сперва вверх, потом вниз, через то, что из-за отсутствия света казалось бездной, — к черной двери. Никколо держался вплотную к Леонардо, и тот взял его за руку.
— Кажется, Нери превратил дом в отражение своей души, — сказал Сандро.
— Скорее он дал волю своей фантазии, — отозвался Леонардо.
— Ради Симонетты стоит потерпеть.
— Тебе страшно, Никколо? — спросил Леонардо.
— Нет! — выразительно фыркнул Макиавелли, но голос его прозвучал неестественно тонко.
Внезапно свет погас, а Якопо куда-то исчез.
Не различая во тьме даже тени, Леонардо стал нашаривать дверь, которая, он знал, находится прямо перед ним.
— Никко, — окликнул он, — стой на месте. Сандро?..
— Мы тут, — отозвался Боттичелли.
— Попадись мне этот Якопо… — начал Никколо.
— Он только исполнял приказ, — сказал Леонардо, отыскав щеколду. — Ну вот.
И он распахнул дверь настежь.
Никколо вскрикнул. Леонардо стиснул его плечо. Комната, представшая их глазам, была завешана полотнищами бездонно-черного цвета. Свечи в настенных канделябрах рассеивали тусклый мертвенно-восковой свет. В каждой стене было уютное углубление, и там удобно устроились подсвеченные человеческие черепа. Во всех четырех углах висели скелеты, также искусно подсвеченные в расчете на испуг. В центре комнаты, накрытый черной скатертью, стоял длинный стол. Посреди него на деревянном блюде лежали еще черепа, а вокруг стояли четыре деревянные тарелки. Нери, в черном одеянии священника, с напудренным до меловой белизны лицом и губами, подведенными алым, обратился к Леонардо высоким, почти девичьим голосом:
— Господа, это лишь вступление к вечеру наслаждений. Пожалуйста, садитесь к столу, потому что когда мы закончим здесь, то перейдем к следующей… стадии.
— Где наши друзья, Нери? — спросил Леонардо.
— Здесь, уверяю вас. Просто слегка обогнали вас в исследовании сегодняшних наслаждений. Леонардо, сегодня я превзошел даже твое волшебство. А теперь прошу к столу.
Едва гости расселись кругом стола, как черепа, словно по волшебству, повернулись — из их глазниц вылезли колбаски, а на деревянных тарелках появились фазаны в перьях.
— Прекрасно, Нери, и как же нам это есть? — поинтересовался Сандро.
— А это уж твое дело, друг мой.
Нери уселся и принялся разделывать своего фазана. Но от птицы на тарелке Леонардо несло, как от выгребной ямы.
— Ничего не ешьте, — сказал Леонардо, в основном для Никколо. — Лучше нам уйти отсюда той же дорогой, которой пришли.
— Ты плохой игрок, Леонардо, — вздохнул Нери. — Сам устраиваешь разные штучки, а от других ждешь почтительного отношения.
— Но я никогда не подсовывал тебе под нос дерьма.
— С моей едой все в порядке, — сказал Никколо.
— И с моей тоже, — отозвался Сандро.
И тут наверху раздался страшный треск. Все трое подскочили в испуге, но их просто-отвлекли: когда они снова глянули на стол, на месте фазанов и колбасок стояли большие серебряные миски с салатом.
Сандро с отвращением фыркнул и так оттолкнулся от стола, что едва не упал.
— Что там? — спросил Леонардо.
— Взгляни сам.
Леонардо увидел, что в зелени копошатся черви.
— Нери, с нас довольно. Никколо, Сандро, пошли отсюда.
— Ну-ну, друзья, у вас нет чувства юмора, — примирительно сказал Нери. — Все это сделано в шутку, впечатления ради, и, сознайтесь, впечатление оно произвело.
— Сейчас не время для столь гротескных розыгрышей, — сказал Леонардо. — К тому же с нами ребенок.
— Это правда, что среди нас молодой человек, но разве он здесь не для изучения жизни и ее тайн?
— Ты говорил с Зороастро и Бенедетто, — заключил Леонардо.
Нери кивнул и улыбнулся.
— Разве может быть лучшая ночь для того, что я задумал? — обратился он к Сандро. — Святая ночь, ночь перед Воскресением. Ночь, чтобы запомнить холод и сырость могилы, чтобы созерцать вечный сон и червей, пожирающих плоть. Будь чудо Господа нашего Христа обыденным, не будь оно столь устрашающим в самой своей чистоте и сверхъестественности, это было бы недостойно Господа. Разве это не то, чему мы должны учить детей?
Раздался еще один резкий внезапный шум, на сей раз в отдалении.
— Мы уходим, Нери, — сказал Леонардо.
— Ох, перестань, пожалуйста. Я сейчас отведу вас к вашим друзьям… в не столь пугающее местечко.
— Нет уж, спасибо.
— Но, милые друзья, — сказал Нери, — вам не выйти отсюда без провожатого. Без света.
Свечи вдруг разом погасли, оставив лишь залегшие во тьме тени.
— Ну вот, — продолжал Нери. — Пойдете вы теперь со мной к гостям? Обещаю, вы славно повеселитесь.
— А как же ребенок? — спросил Леонардо.
— Вряд ли меня можно считать ребенком, — сказал Никколо.
— Торжественно клянусь, — проговорил Нери, — что, если и случится какая-нибудь неприятность, юноши при этом не будет. Я устрою так, чтобы его проводили домой. Ты сам его проводишь, если пожелаешь. Или Сандро. Но уверяю вас обоих, уходить вам не захочется. Об этом вечере будут говорить и годы спустя. И поверь, Сандро, он устроен по святому поводу.