Страница 41 из 73
Если верить статье, немецкие грифы ни разу не потерпели неудачи в поисках мертвецов. Утверждалось, что стервятники обладают невероятно острым обонянием. Они чуяли крошечный кусочек подтухшего мяса с высоты триста футов. И, в отличие от ищеек, долго не уставали.
Детектив надвинул на глаза темные очки — сегодня они в самом деле были нужны, полуденное солнце слепило и обжигало.
— Мистер де Вейл, если вы справитесь с этим делом, к вечеру мы оба будем героями.
— Конечно, справимся, — уверенно отозвался де Вейл. — Не сомневайся.
Джимми поддержал с другой стороны огромную клетку-вольер, в которой уместились бы две восточноевропейские овчарки. Вдвоем они поставили клетку на землю. Птицы с размахом крыльев больше шести футов недовольно ворчали и шипели.
Де Вейл надел колпачки на белые клювы птиц, прикрепил к их ногам датчик GPS, чтобы точно определить точку, где они что-либо найдут.
— Ты говорил, у тебя есть какая-то вещица пропавшего. — Джимми подал ему серебряный жетон Тони Нейлора, и де Вейл подержал его перед лысыми головами птиц. — Если он здесь, хоть бы и под землей, эти двое его найдут. Даже без твоей побрякушки. — Он вернул жетон.
Хозяин грифов прошел к «Рейнджроверу», чтобы установить на переднем сиденье электронное оборудование. Через несколько минут он вернулся, широко, с мальчишеским волнением улыбаясь.
— Готов, старик?
Джимми поднял брови под очками.
— Насколько это возможно.
94
Час в дороге показался Гидеону самым долгим и одиноким путешествием за всю его жизнь.
Большую часть ночи он не мог заснуть в страхе перед наступающим днем. И вот день пришел. Он сидел в машине с выключенным мотором и смотрел в окно, мечтая остановить время.
Крематорий Западного Уилтшира занимал десять акров мирной сельской местности Семингтона. Но все красоты ландшафта не отвлекали от мысли, что здесь сожгут тело его отца. Обратят в пепел. Сунут в печь, из которой выйдет только безликий серый прах. Пепел к пеплу, прах к праху. Он тысячу раз слышал эти слова, но только сейчас до конца осознал их значение. Из ничего в ничто.
Прервутся все эмоциональные связи между ним и отцом. Он останется наедине с воспоминаниями, такими разными. Конечно, останутся дневники и записи Натаниэля, но это материальные свидетельства. Археологическая коллекция, напоминающая не о том отце, которого он знал, а о том, которого не знал.
Утреннее солнце обожгло лицо, когда он вылез из машины и пошел по безупречно чистой дорожке. Впереди виднелся крематорий — приличное, невыразительное здание современного вида с множеством деревянных дверей и балок, блестящих окон, с яркой черепицей крыши.
Услышав шаги, Гидеон обернулся и увидел торопливо догоняющую его Меган. Он не ждал ее, и ее приезд его тронул. На ней было черное платье и черные туфельки на низком каблуке. Черный плащ перекинут через локоть.
— Привет, — чуть запыхавшись, проговорила она. — Надеюсь, вы не против моего присутствия?
— Совсем нет. Вы очень добры.
Она ласково тронула его за рукав нового черного костюма.
— Я догадывалась, что у вас здесь мало знакомых, и решила, что вам не помешает моральная поддержка.
Он глубоко вздохнул:
— Так и есть. Спасибо.
Меган промолчала о том, что ей было интересно взглянуть, кто еще окажется на похоронах, каковы их отношения к покойному и как поведет себя Гидеон во время трудного испытания.
Распорядитель проводил их в часовню, где уже стоял гроб. Гидеон отказался от предложения пригласить священника из Шефтсбери. Слишком долго. Слишком мучительно. Отказался он и от церемонии прощания.
Только Гидеон и Меган проводили исчезающий из вида гроб. Он склонил голову, и она ободряюще пожала ему руку. Он старался не думать о том, как труп отца въезжает в особое отделение печи, температура в котором превышает тысячу градусов. Как археолог, он знал, что при кремации испаряются все мягкие ткани и органы. Остаются только кости. Их с помощью какого-то устройства превратят в порошок, в пыль, в прах.
Прах к праху.
Он старался не думать о человеке, которого потерял. О том, что хотел бы сказать. О словах, которые хотел бы взять обратно.
Прах к праху.
Он здесь, чтобы сделать то, что нужно. И все. Исполнить просьбу отца: кремировать его тело и рассеять прах по Стоунхенджу.
Церемония заняла не более пятнадцати минут. Ни фанфар, ни слез. Молчание и пустота.
На выходе работник крематория сказал ему, что прах отца можно забрать через пару часов или оставить до завтра. Он решил не откладывать. Хотелось закончить все до конца дня. И никогда больше сюда не возвращаться.
Они вдвоем прошли к своим машинам. Гидеон растерянно остановился у своей «Ауди».
— В паб, — неожиданно предложила Меган. — Нельзя же уехать, не помянув вашего отца.
95
Кейтлин услышала ужасающий рокот. Холодный воздух ворвался в ее смрадную дыру. Руки протянулись к ней и вытащили из ниши.
Тело ее так занемело и отяжелело, словно она была распята на холодной каменной плите. Спотыкаясь, она покорно шла по узкому темному коридору к круглому помещению, озаренному свечами. Она попыталась прикрыть глаза. Круг мерцающих огоньков причинял боль. За закрытыми веками на сетчатке рисовались анилиново-яркие круги. На секунду у нее перехватило дыхание от страха.
Двое мужчин накинули веревку ей на запястья. Ее вели, будто осла, привязанного к деревянному вороту, заставляя поворачивать по часовой стрелке. Только по часовой стрелке. Двадцать кругов по холодному унылому каменному залу. У Кейтлин закружилась голова. Ее остановили и напоили тепловатой водой. В животе забурчало, внутренности свела голодная судорога.
Дав ей возможность размять тело и напиться, они сняли веревку-уздечку и отступили к стенам.
Теперь она могла делать что хотела. Только делать было нечего. Вокруг пустое пространство. Пространство, выход из которого прегражден людьми. Она видела в этом пытку для ума. Сначала ее замуровали в стене, лишив движения. Теперь дали полную свободу двигаться, а двигаться она не могла.
Свобода воли. Они лишили ее свободы воли.
Кейтлин села скрестив ноги. Закрыла глаза, отгородившись от ужасного мира. Постаралась обрести себя. Нащупать стальную нить, которую невозможно порвать, нерушимую опору, за которую она могла бы ухватиться.
Постепенно она забывала об окруживших ее людях, о запахе и мерцании свечей, о холоде каменного пола, о судорогах в животе и голодной изжоге. И о пространстве. Прежде всего она отгородилась от пространства. Она нигде. В безопасной темноте собственного сна.
Кейтлин чувствовала, как ноют бедра. Она ослабела. Она чувствовала, что падает. Запрокидывается назад. Люди в капюшонах набросились на нее, будто стая псов. Подхватили и почти на руках поволокли в мыльню. Столкнули в исходившую паром воду. Смотрели, как она моется и переодевается. И отвели обратно в камеру. Обратно в место, где нет места. Обратно в кошмар.
96
Грифы взмыли в бледное небо над пустым полем, превратившись в черные трепещущие точки, и через несколько секунд исчезли, будто растаяли за горизонтом. Таркин де Вейл смотрел на компьютерную приставку-навигатор. На ней вычерчивались линии их полета в голубой пустоте.
— Быстро летят, черти, а?
— А если они не вернутся? — спросил Джимми. — Их можно ловить до конца жизни.
— Стервятники не так сложены, чтобы далеко залететь. — Старый чудак не сводил глаз с экрана. — Лодыри. Держатся большей частью на восходящих потоках. Пока не учуют съестное, а тогда — хлоп! — Он схлопнул ладони. — Кроме того, Уилтшир для них — единственная территория обитания. У них здесь дом.
— Здесь много военных, — предупредил Джим-ми. — Надеюсь, их не подстрелят.
— Никаких проблем. А, вон они, возвращаются, — взволнованно отозвался де Вейл.
Грифы прочертили круг низко над «Рейнджровером» и опустились в поле метрах в ста от людей. И тут же принялись скрести землю. Перелетели на несколько футов и снова заскребли. Тот, что поменьше, отскочил в сторону и ударил клювом по колее в двухстах метрах от остатков сарая.