Страница 54 из 60
Солнце в Фениксе стояло высоко и прогрело воздух до двадцати шести градусов. Некоторые из парней отправились на свидания, другие слонялись поблизости, а Джейн была наверху в своем номере. Она работала над колонкой «Одинокая девчонка», сказав, что спустится в бар, когда закончит. Это было примерно час назад, и Люк испытывал большое искушение взять приступом ее комнату. Но не сделал этого, потому что думал, что Джейн будет недовольна, а он, несмотря на свое нетерпение, уважал ее работу.
— Ты слышал об отстранении Ковальчука? — спросил Хитмэн, вытирая пальцы салфеткой.
— Сколько он получил?
— Пять игр.
— Это явно была преднамеренная грубость, — добавил Фиш, сидевший рядом с капитаном. — Но я видел и похуже.
К ним присоединились Даниэль Холстром и Гризелл, и они начали обсуждать самые грубые удары в НХЛ, главным специалистом по которым был силовой игрок «Чинуков» Роб Саттер. Манчестер и Линч придвинули свои стулья к столу, и разговор перешел от хоккея к вопросу о том, кто кому надрал бы задницу в честном бою: Брюс Ли или Джеки Чан. Люк бы поставил на Брюса Ли, но его голова была занята другим, и он не стал вступать в спор. Его взгляд снова переместился к пустому дверному проему.
Он не думал о Джейн, лишь когда стоял в воротах. Каким-то образом, когда он переспал с ней, она проникла в его голову. Иногда ему казалось, будто Джейн также проникла и в остальные части его тела, и, к его удивлению, ему нравилось ее присутствие там.
Люк не мог сказать, испытывает ли к ней любовь. Любовь типа пока-смерть-не-разлучит-вас. Любовь, которая длилась и становилась такой, какую он хотел. Любовь, которую его мать так и не нашла, и которой так и не смог дождаться его отец. Люк достаточно доверял Джейн, чтобы впустить ее в свою жизнь и жизнь сестры. И он считал, что его доверие была основано не на пустом месте.
Ему нравилось смотреть на Джейн, говорить с ней и просто быть рядом. Ему нравился ее живой ум, и ему нравилось, что рядом с ней он мог быть самим собой. Ему нравилось ее чувство юмора, и ему нравилось заниматься с ней сексом. Нет, он любил секс с ней. Он любил целовать ее, касаться ее, быть в ней, глядя на ее раскрасневшееся лицо. Когда он был в ней, он почти планировал то, как бы снова оказаться там. Она была единственной женщиной из всех, с кем он спал, с которой он действительно хотел повторить это.
Он любил слушать ее слабые стоны и любил то, как она касалась его. Он любил, когда она брала ситуацию в свои руки, а он зависел от ее милосердия. Джейн знала, что надо делать руками и ртом, и Люк любил в ней и это.
Но испытывал ли он к ней любовь? Вечную любовь? Может быть. И он был удивлен, что это не пугало его.
— Люк?
Он оторвал взгляд от входа в бар и посмотрел на парней. Большинство стояло около Урагана, уставившись в журнал, который тот разложил на столе.
— Что?
Даниэль держал номер «Хим». Швед снова учился читать по-английски.
— Ты это видел? — спросил Гризелл.
— Нет.
Даниэль протянул Люку журнал, открытый на его любимом материале для обучения, и сказал:
— Читай.
Парни смотрели на Счастливчика так, будто чего-то ожидали. Так что он взял журнал и начал читать.
Жизнь Медового пирожка
Одно из моих любимых мест в мире — смотровая площадка в сиэтлском «Спейс-Нидл» ночью. Как будто находишься на вершине мира. А все, кто знают меня, в курсе, что я люблю быть сверху. Я только что поужинала в ресторане внизу, оставив моего ухажера, настоящего идиота, сидеть за столиком, ожидая, пока я вернусь из дамской комнаты. На мне было маленькое красное платье без бретелек с золотой застежкой на шее и маленькой золотой цепочкой, которая свисала до середины моей спины. Я надела туфли с пятидюймовыми каблуками и была в настроении для чего-то большего, чем тихоокеанская меч-рыба.
Ухажер оказался великолепным, как и все мои мужчины. Но он не захотел немножко поиграть под столом, а я была возбуждена и скучала. Опасное сочетание для сиэтлских мужчин.
Люк прервал чтение, чтобы взглянуть на вход в бар, куда вошли две женщины. Ему потребовался лишь один быстрый взгляд, чтобы определить, что это хоккейные фанатки. Моментально потеряв интерес, он вернулся к статье.
Слева от меня открылись двери лифта, и из него вышел мужчина в черном смокинге. Мой взгляд поднялся по четырем пуговицам пиджака к его голубым глазам, которые были прикованы к моей идеальной груди, едва прикрытой красной тканью. Уголки его рта приподнялись в оценивающей улыбке, и внезапно моя ночь стала намного интересней.
Я сразу узнала его. Хоккеист. Голкипер с быстрыми руками и, как говорят, очень грязными мыслями. Мне нравится это в мужчинах. О нем мечтали примерно миллион женщин по всей стране. Пару раз и я мечтала о нем.
— Привет, — сказал он. — Прекрасная ночь, чтобы понаблюдать за звездами.
— Наблюдение — мое любимое занятие.
Его звали Счастливчик, и я посчитала это хорошим предзнаменованием, потому что, если его улыбка была знàком, то я скоро стану очень счастливой.
Люк остановился и поднял глаза на парней.
— Боже мой, — сказал он. — Речь не может идти обо мне, — но у него было дурное предчувствие, что так и есть.
Я положила руки на одну из табличек с надписями, рассказывающими, сколько раз в году в «Нидл» ударяет молния, и наклонилась вперед. Подол платья скользнул вверх по моим длинным загорелым ногам, опасно близко к «раю». Я взглянула на мужчину уголком глаза и улыбнулась. Его взгляд был прикован к ложбинке между моих грудей, и я попыталась вызвать в себе чувство вины от того, что собиралась сделать с ним. Но вина и я расстались примерно двадцать лет назад, и я чувствовала лишь трепет в груди и боль между ног.
— А ты? Любишь наблюдать?
— Я больше люблю делать, — он протянул ко мне руку и убрал прядь волос с моего лица. — Так намного интересней.
— Мне нравятся парни, которые любят делать, поскольку мне нравится быть сделанной в самых разных позициях, — я облизала свои красные губы. — Тебя это интересует?
Веки его голубых глаз отяжелели, пока он скользил рукой по моей спине, и его пальцы касались позвоночника, разжигая огонь в моем теле.
— Как тебя зовут?
— Медовый пирожок.
— Мне это нравится, — сказал он, вставая позади меня. Затем обвил рукой мою талию и прошептал на ухо: — Насколько извращенной ты можешь быть, мисс Медовый пирожок?
Я отклонилась назад и вжалась своей округлой попкой в то, что ощущалось как, по крайней мере, двадцатитрехсантиметровая первоклассная дубинка. Он сдвинул свои умелые руки к моей груди и сжал ее через тонкую ткань платья.
Я закрыла глаза и выгнула спину. Он еще не знал этого, но он был уже мертв.
— Последний мужчина, с которым я была, так и не оправился. — Это произошло два дня назад, и Луи все еще оставался в коме, после того как я бросила его в грузовом лифте в «Фор Сизонс».
— Что ты с ним сделала?
— Я поимела его мозги… помимо всего прочего.
Мои соски напряглись под его теплыми ладонями, и я так возбудилась, что даже автобус, полный японских туристов, не остановил бы меня от того, чтобы поиметь этого хоккеиста с его большим, твердым членом.
— Ты сводишь меня с ума своими алыми губами и маленьким красным платьем. — Счастливчик прикусил мою шею и спросил хриплым шепотом: — Ты замерзла или возбудилась?
Люк остановился после этих слов и вернулся обратно, чтобы пробежать фразу еще раз.
— Ты замерзла или возбудилась?
— Какого черта? — прошептал он, продолжая читать.
Мне было жарко, и я определенно возбудилась.
— Ты заставляешь меня хотеть поставить на тебе засос, чтобы потом унять боль поцелуями.
— Где? — спросила я, беря его руку и кладя ее между своих ног. — Здесь? — он сжал мою плоть через платье и красные кружевные стринги.
Люк, ошеломленный, бросил журнал и сел. Он чувствовал себя так, будто получил удар в голову шайбой. Это, безусловно, не могло произойти. Ему просто чудится, это не могло случиться на самом деле.