Запутанные связи

В легком изгибе губ не было ничего обыкновенного. Но у Мэдди перехватило дыхание и кольнуло в груди. Девушка поняла, что пропала, ведь из-за снисходительной похвалы она, казалось, была готова утонуть в омуте ласковых глаз. Мэдди нырнула под воду, всплыла и откинула голову назад, чтобы убрать волосы с лица.

— У нас с тобой ненормированный рабочий день. — Сказала она, забралась по лестнице, и стоя на корме лодки, принялась выжимать волосы. — Но для таких полуночников и любителей поспать подольше, это в самый раз.

— А еще потому, что ты меня хочешь, — он выбрался из воды следом.

Она кинула быстрый взгляд на его крепкий торс и на влажную темную полоску, сбегающую вдоль живота и скрывающуюся под резинкой шорт.

— Так и есть.

— И Господь свидетель, это взаимно. — Он поднял якорь, втянул его в клюз, затем отправился на капитанский мостик и пристально разглядывал Мэдди, пока та повязывала саронг на бедрах.

— Что?

Мик покачал головой и завел двигатель, вызвав нутряное вибрирующее пыхтение винта. Лодка покачивалась из стороны в сторону, и Мэдди решила занять пассажирское сидение. Мужчина молча взирал на нее еще несколько секунд, а затем, наконец, переключил свое внимание на рычаг газа.

Мэдди придерживала волосы одной рукой, пока лодка летела по озеру. Разговаривать было невозможно, да она и не знала, что сказать. Мик странно себя вел. Девушке казалось, что она научилась разбираться в выражениях его лица. Мэдди распознавала, когда он злился, когда подшучивал или пытался очаровать, и безошибочно определяла, когда его обуревало желание. Но сейчас Мик выглядел необычайно тихим и задумчивым и остался таким же отстраненным двадцать минут спустя, когда они оказались на ее террасе.

— Если бы не необходимость попасть на работу, я бы остался и поиграл с тобой, — вздохнул он.

— Можешь вернуться позже.

Мик уселся в деревянное кресло перед ней и сдернул саронг. Ткань упала на пол.

— Или ты можешь приехать, когда я освобожусь, — он положил руки ей на бедра и зажал девушку ногами.

— В «Мортс»?

Мужчина покачал головой и легонько куснул ее за бедро.

— Брось в сумку самое необходимое и приезжай вечером ко мне домой. Знаю, для тебя принципиально засыпать и просыпаться без меня, но думаю, нет смысла дальше притворяться, что нас связывает всего лишь секс. Ты так не считаешь?

А что она считала? Ей казалось, что их отношения удается ограничивать исключительно сексом. Мэдди закрыла глаза и запустила пальцы в густые волосы.

— Ты прав.

Он мягко прикусил гладкую кожу.

— Наверное, лучше заехать за тобой, чтобы тебе не пришлось рулить в темноте.

Никуда не годное, уничижительное предложение, но, тем не менее, удивительно приятное.

— Я могу добраться сама.

— Знаю, что можешь, но я заеду за тобой.

Откуда-то сзади вдруг раздался голосок:

— А че это вы тут делаете, а?

Мик поднял голову и застыл.

— Трэвис.

Мужчина опустил руки и поднялся на ноги.

— Привет, приятель. Как дела?

— Нормально. Чего ты делаешь-то?

Мэдди развернулась, чтобы взглянуть на племянника Мика, который стоял на верхней ступеньке террасы.

— Просто помогал Мэдди с ее купальником.

— Ртом?

Мик хохотнул, запнулся и посмотрел на Мэдди. Впервые она видела его обескураженным.

— У нее ниточка торчала, — вывернулся сообразительный дядюшка и указал куда-то в сторону бедер девушки, — пришлось откусить.

— Аааа…

— А что ты тут делаешь? — поинтересовался Мик.

— Мама привезла меня поиграть с Питом.

Мик бросил взгляд на соседнюю террасу.

— Твоя мама все еще у Аллегрецца?

Трэвис покачал головой.

— Она уехала. — Мальчик перевел взгляд с дяди на Мэдди, — у вас есть еще мертвые мыши?

— Не сегодня. Но у меня теперь имеется кошка, и через несколько месяцев, когда она подрастет, то переловит всех мышей.

— У вас есть кошка?

— Да. Ее зовут Снежинка. У нее глаза разного цвета и неправильный прикус.

Мик удивленно посмотрел на Мэдди.

— Серьезно?

— Пойдемте, мальчики, я покажу вам.

— Что такое неправильный прикус? — спросил Трэвис, когда все трое вошли в дом.

Мик добрался домой за полчаса до того, как сестра постучала в его дверь и, не дожидаясь ответа, вошла.

— Трэвис сказал, что видел, как ты целуешь Мэдлин Дюпре в задницу, — заявила она, появляясь в кухне, где Мик готовил себе сэндвич перед трудовой вахтой. Брат поднял голову.

— Привет, Мэг.

— Это правда?

— Я не целовал ее в задницу. — Он кусал ее бедро.

— Что же ты там делал? Трэвис видел твою лодку у причала. Что между вами происходит?

— Она мне нравится. — Мужчина отрезал кусок ветчины и положил на бумажную тарелку. — Что в этом особенного?

— Эта стервятница пишет книгу о маме и папе, — Мэг схватила брата за запястье, чтобы привлечь к себе внимание, — и всех нас выставит маньяками и выродками.

— Мэдди уверяет, что не заинтересована ни в чем подобном.

— Чушь. Она роется в грязи, чтобы заработать деньги на нашей боли и страданиях.

Мик заглянул в зеленые глаза сестры.

— В отличие от тебя, Мэг, я не застрял в прошлом.

— Нет, — она отпустила его руку, — ты просто предпочел игнорировать его, будто ничего не случилось.

Мик поднял сэндвич и откусил.

— Я знаю, что случилось, но не живу этим каждый день, как ты.

— Я так не делаю.

Он проглотил кусок и глотнул пива из бутылки «Сэм Адамс».

— Возможно, не каждый день, но всякий раз, когда мне кажется, что ты уже избавилась от этого, какое-нибудь происшествие выводит тебя из равновесия, и ты снова ведешь себя, как подросток. — Он откусил еще раз. — Я хочу жить настоящим, Мэг.

— Думаешь, я не хочу, чтобы ты жил своей жизнью? Хочу. Очень хочу, чтобы ты встретил кого-нибудь, но только не эту падальщицу.

— Ты же сама общалась с ней. — Разговор становился докучливым. Мику нравилась Мэдди вся целиком, как она есть, он собирался и дальше встречаться с ней.

— Только для того, чтобы доказать, что мама не была сумасшедшей.

Он сделал еще глоток и поставил бутылку на стол.

— Но она была сумасшедшей.

— Нет. — Сестра дернула головой и схватила Мика за плечо, развернув к себе лицом. — Не смей так говорить.

— Значит, мама в здравом уме убила двух человек, а потом и себя, оставив своих детей сиротами?

— Она не хотела.

— Это просто слова, но, если ее целью действительно было всего лишь напугать, зачем же она зарядила пистолет?

Мэг поникла.

— Я не знаю.

Мик положил сэндвич назад на тарелку и скрестил руки на груди.

— Ты когда-нибудь размышляла о том, подумала ли тогда мама о нас?

— Подумала.

— Тогда почему, Мэг? Почему убийство мужа с любовницей оказалось важнее, чем ее дети?

Мэг отвела глаза.

— Она любила нас, Мик. Ты не помнишь, как хорошо нам было, вспоминаешь только плохое. Она любила нас и папу тоже.

Это не у него проблемы с памятью. Он-то не забывал ни хорошее, ни плохое.

— Я никогда не утверждал обратное, просто, полагаю, она любила нас недостаточно. Можешь пережевывать это еще двадцать девять лет, но я никогда не пойму, почему единственным выходом из положения для нее оказалось убийство.

Мэг уставилась на свои ноги и прошептала.

— Я не хотела, чтобы ты знал, но, — сестра прицельно уставилась на него, — отец собирался нас оставить.

— Что?

— Ради той самой официантки. — Она сглотнула, словно у нее ком стоял в горле. — Я слышала, как мама говорила об этом по телефону одной из подруг. — Мэг горько рассмеялась. — По-видимому, одной из тех, кто не спал с отцом.

Папа собирался оставить маму и их. Мик знал, что должен испытывать какие-то эмоции: гнев и, возможно, ярость, но ничего не ощущал.

— Она ведь со стольким мирилась ради него, — продолжила Мэг, — как унизительно было видеть, что весь город судачит о его отвратительных романах. Год за годом. — Мэг покачала головой. — Отец бросал ее ради двадцатичетырехлетней официантки, она не могла принять это, не могла позволить, чтобы с ней так обошлись.