Страница 106 из 135
— Вы не можете говорить серьезно. — Он нежным движением убрал волосы с ее лица и внезапно вспомнил, что видел их на расческе в ее комнате. Многое изменилось, с тех пор, как она последний раз сидела перед зеркалом и готовилась отойти ко сну совместно со своим кровным семейством. — Вы столько всего пережили, по сему не можете мыслить ясно. Вам нужен отдых и…
— Если вы вернете меня домой, я сбегу. Не заставляйте моего отца смотреть на это.
— Вы должны вернуться домой…
— У меня больше нет дома.
— Никто не узнает о том, что произошло. Похититель не был вампиром, и это поможет нам сделать так, что никто и никогда…
— Я ношу в себе дитя симпата. — Ее взгляд стал холодным, застывшим. — Период жажды настиг меня в ту самую ночь, когда он напал, и с тех пор я ни разу не истекала кровью, как все женщины без бремени. Я ношу его дитя.
Выдох Дариус прогремел в тишине, его теплое дыхание туманным облаком клубилось в холодном воздухе. Это меняло все. Если она выносит ребенка и принесет его в этот мир, существовала вероятность, что его могу принять за вампира, но полукровки такого рода были непредсказуемы. О соотношении подобных генов уверенности не было, и неизвестно, сможет ли одна сторона превозмочь другую.
Но, возможно, есть способ уговорить ее семью…
Девушка вцепилась в воротник его плаща. — Оставьте меня на солнце. Оставьте меня умирать, как я того и желаю. Я бы своею рукой перерезала себе горло, если бы могла, но у меня просто не хватить сил.
Дариус оглянулся и посмотрел на Тормента, который ждал их в повозке. Поманив парня рукой, Дариус сказал девушке: — Позвольте мне поговорить с Вашим отцом. Позвольте мне подготовить почву.
— Он никогда меня не простит.
— Но это не ваша вина.
— Не вина меня пугает, а последствия, — произнесла она мрачно.
Когда Тормент материализовался рядом с ними, Дариус поднялся на ноги. — Отнеси ее обратно в повозку, и ждите меня в укрытии деревьев. Я прямо сейчас направляюсь к ее отцу.
Тормент наклонился, неловко взял девушку на руки и выпрямился. В сильном, но нежном захвате мужских рук, дочь Сампсона вернулась в то меланхольное состояние, в котором пребывала всю поездку домой, ее глаза были открыты, но взгляд опустел, а голова бессильно обмякла.
— Позаботься о ней, — сказал Дариус, закутывая ее плотнее в ткань ночной рубашки. — Я скоро вернусь.
— Не волнуйтесь, — ответил Тормент и зашагал прочь по траве.
Дариус какое-то мгновенье смотрел им вслед, а затем слился с ветром, вновь принимая форму во владении ее семьи. Он подошел прямо к двери и постучал по ней молотком в виде массивной головы льва.
Когда дворецкий широко распахнул дверь, стало очевидно, что что-то ужасное произошло в доме. Он бы бледен как смерть и его руки дрожали.
— Господин! О, благословение Вам, входите же быстрее.
Дариус нахмурился, но вошел. — Что здесь…
Из гостиной вышел хозяин дома… а за ним следовал симпат, сын которого вызвал столько трагедий.
— Что ты здесь делаешь? — потребовал Дариус ответа у пожирателя греха.
— Мой сын мертв. Ты убил его.
Дариус обнажил один из своих черных кинжалов, что лежали на его груди рукоятками вниз. — Да.
Симпат кивнул и, казалось, не был расстроен. Чертова рептилия. Они вообще никаких чувств к своим детям не испытывают?
— А девушка, — продолжил пожиратель греха, — Что с ней?
Дариус быстро возвел в голове видение из дерева цветущей яблони. Симпаты могли читать не только эмоции, и он владел знанием, которым ни в коем случае не хотел бы делиться.
Не отвечая существу, он посмотрел на Сампсона, который, казалось, постарел на сто тысяч лет. — Она жива. Ваша кровная дочь… жива и здорова.
Симпат проплыл к двери, его длинные одежды касались мраморного пола. — Тогда мы квиты. Мой сын мертв, а его родословная уничтожена.
Сапмсон закрыл лицо ладонями, а Дариус последовал за пожирателем грехов, схватил за руку и выдернул существо за порог. — Ты не должен был здесь появляться. Эта семья уже достаточно пострадала.
— Да, но мне пришлось. — Симпат улыбнулся. — Потери должны быть равными. Конечно же, бьющееся сердце воина должно уважать подобную правду.
— Ты ублюдок.
Пожиратель грехов наклонился вперед. — Ты предпочитаешь, чтобы я сделал так, чтобы она наложила на себя руки? Я мог пойти и таким путем.
— Она ничего не сделала, чтобы заслужить подобное. Как и никто из ее родословной.
— Ах, неужели? Может быть, мой сын лишь взял то, что она предложила…
Дариус схватил симпата обеими руками и развернул, впечатывая спиной в одну из массивных колонн, что поддерживали огромный вес особняка. — Я могу убить тебя прямо сейчас.
Пожиратель греха снова улыбнулся. — Правда? Я думаю, что нет. Твоя честь не позволит тебе забрать жизнь у невинного, а я не совершил ничего предосудительного.
С этими словами, пожиратель грехов дематериализовался из захвата Дариуса и вновь принял форму в стороне на газоне. — Я желаю этой женщине жизнь полную страданий. Пусть она живет долго и несет свое бремя без милости. А теперь, я должен откланяться и позаботиться о теле своего сына.
Симпат исчез, пропал, как будто никогда и не существовал… но, тем не менее, последствия его визита были очевидны, Дариус смотрел через открытую дверь и видел, как владелец огромного особняка плачет на плече своего слуги, они оба пытались утешить друг друга.
Дариус вошел через арку парадного входа, и звук его шагов заставил главу дома поднять голову.
Сампсон оторвался от своего верного доджена, и, не скрывая слез горя, шагнул ему навстречу.
Перед тем как Дариус мог что-то сказать, мужчина произнес: — Я заплачу Вам.
Дариус нахмурился. — За что?
— За то… что Вы заберете ее и найдете ей новую крышу над головой. Хозяин обратился к слуге. — Иди в казну и…
Дариус шагнул вперед и крепко схватил Сампсона за плечо. — Что Вы такое говорите? Она жива. Ваша дочь жива, и она должна быть под этой крышей, в этих стенах. Вы ее отец.
— Уходите и заберите ее с собой. Я Вас прошу. Ее мать… Этого не переживет. Позвольте мне дать…
— Вы позор, — выплюнул Дариус. — Позор и бесчестье своей родословной.
— Нет, — сказал мужчина. — Это она. Она такая. С этого дня и навечно.
Дариус замолчал, потрясенный. Даже зная самые худшие стороны снобизма Глимеры, с которыми и сам часто сталкивался, он все равно был поражен до глубины души. — Между Вами и симпатом много общего.
— Как смеете Вы…
— У вас обоих нет сердца, способного оплакать свое потомство.
Дариус направился к двери и не остановился, когда мужчина закричал: — Деньги! Позвольте мне дать Вам денег!
Дариус сдержал себя от ответа, дематериализуясь обратно в лощину, которую покинул всего несколько минут назад. Он принял форму у повозки, ощущая, как его сердце горит в огне. Его однажды отвергли, и он хорошо знал о том, как трудно быть безродным и не иметь поддержки в этом мире. Даже без иного бремени, такого, которое девушка носила сейчас под сердцем.
И хоть солнце уже почти прорвалось сквозь линию горизонта, ему потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться и сформулировать то, что он должен был сказать…
Из драпированного окошка повозки послышался голос девушки. — Он сказал Вам увести меня подальше, не так ли.
И Дариус вдруг понял, что сам не смог бы описать произошедшее другими словами.
Он положил ладонь на прохладное дерево дверцы. — Я позабочусь о Вас. Я обеспечу Вас всем необходимым и буду защищать.