Оракул мертвых

— Они в Комотини и ничем не могут нам помочь. Они будут беспокоиться — только и всего. Но что же, черт возьми, могло произойти?

— Я даже представить себе не могу. Он уже больше часа как должен был быть здесь, даже учитывая возможные пробки, объезды, трудности, связанные с проездом.

— Да, но тогда почему он не звонит?

— Может быть, полицейские частично обрубили телефонные коммуникации, откуда я знаю?

Элени, по-прежнему лежавшая на кровати, открыла глаза.

— Клаудио, — сказала она, — мы больше не можем здесь оставаться, это становится опасным и для доктора, который нам помог… Я не хочу ехать в больницу, они меня тут же арестуют. Послушай, я чувствую себя немного лучше. Найди такси и отвези меня домой. А потом ты сам отправишься за лекарствами и за всем прочим, что должен был привезти Мишель. Доктор мог бы вернуться вечером и закончить лечение. Он сказал, пуля вышла с другой стороны. Я справлюсь. Мишель рано или поздно появится, вот увидишь, но сейчас мы должны уходить, прошу тебя…

— Элени права, Клаудио, — согласился Норман.

— Да, может быть, именно так мы и должны поступить. — Он обернулся к врачу: — А вы что скажете, доктор?

— Может быть… она молода, кровотечение прекратилось. Я ввел ей раствор с питательными веществами. Но ей ничего нельзя делать, она должна лежать неподвижно, если возможно, спать. У меня прием до семи, потом я приду к вам. Где находится дом?

Они сказали ему.

— В восемь я буду у вас. На врачей закон о комендантском часе не распространяется. Вы, Норман, должны быть там: мы будем делать переливание крови.

— А когда мы сможем увезти ее отсюда? — спросил Клаудио.

— Не раньше чем через неделю, никак не раньше.

— Конечно. Конечно. Я пока дам знать ее родителям.

— А теперь ступайте. Я вызову такси.

Клаудио одел девушку, а Норман вышел на улицу, чтобы выяснить, все ли спокойно. Когда подъехало такси, дважды прозвенел дверной звонок, и Клаудио вместе с доктором спустились вниз, поддерживая бледную, покачивавшуюся Элени.

— Как ты чувствуешь себя?

Элени старалась казаться спокойной.

— Мне лучше… правда. Вот увидишь, все будет хорошо. Если нам удастся добраться до моего дома, у нас все получится.

Они сели в машину, Норман закрыл дверь. Клаудио опустил стекло и знаком попросил его подойти:

— Норман…

— Что, в чем дело?

— Мы не поедем домой к Элени. Кто-нибудь может сообщить в полицию. Я отвезу ее в свою комнату на Плаке.

— Да, ты прав, так гораздо лучше… Я как раз хотел тебе это посоветовать. Значит, увидимся там.

Клаудио взял его за руку:

— Умоляю, приходи, не подведи нас, и никому ни слова, ради Бога… кроме доктора, разумеется. Ему нужно немедленно сообщить о том, что мы изменили место встречи на сегодняшний вечер.

— Не беспокойся, я вас не брошу. — Он улыбнулся. — Но предупреждаю, Элени уже не будет прежней, когда в нее вольют полпинты уэльской крови… Она станет тобой командовать. А теперь поезжай.

Клаудио сказал шоферу адрес, и автомобиль тронулся, вскоре влившись в поток других машин.

— Зачем ты дал ему свой адрес? — прошептала Элени.

— Полиция сейчас пытается выжать информацию из десятков человек: многие знали тебя… Кто-то, возможно, заговорил.

— Среди нас нет предателей, — сказала Элени, и ее бледное лицо на мгновение будто вспыхнуло.

— Конечно, но лучше не рисковать. Там, внутри, вас было две тысячи… Меня никто не знает, мы позвоним твоим родителям из телефонной будки возле моего дома. А теперь успокойся. Прислонись ко мне.

Элени положила голову ему на плечо и прикрыла глаза. Таксист время от времени поглядывал на них в зеркало заднего вида: ведь они вышли из кабинета врача, она так бледна, синяки вокруг глаз, а он — такой сильный и так напуган. Вероятно, эта шлюшка только что сделала аборт… а он виноват в этом… несчастные… бесстыдная, безнравственная, жалкая молодежь… Хлыст — вот что им нужно. Ослабь немного поводья — и они такого натворят… Как те, что в университете. Протяни им палец — так они всю руку откусят… Хлыст, вот что им нужно, а не университет…

Такси сделало большой крюк, чтобы попасть на Плаку, оно проехало мимо Олимпиона и наконец остановилось перед домом с побеленными стенами. С ограды свисали голые ветви виноградной лозы, две кошки рылись среди мешков с мусором, который пока еще не убрали. Клаудио приподнялся на своем сиденье и протянул таксисту деньги. Элени, до сих пор, казалось, дремавшая, очнулась.

— Мы приехали, — шепнул ей на ухо Клаудио. — Ты можешь идти? Мы должны постараться не вызывать подозрений.

Элени кивнула. Клаудио вышел из машины и открыл вторую дверцу, опередив водителя. Он взял ее за руку и медленно повел к лестнице с внешней стороны дома, ведшей в его маленькую однокомнатную квартирку. Машина вскоре скрылась в лабиринте переулков старого города, и Клаудио обнял девушку за талию, поддерживая ее. Они поднялись наверх, он уложил ее на кровать и накрыл одеялом.

— В холодильнике есть немного мяса. Я сейчас сварю тебе бульон. Ты должна выпить побольше, а потом успокоиться и отдохнуть. Здесь ты в безопасности: меня никто не знает.

Он запер дверь на два оборота.

Элени следила за ним взглядом.

— Знаешь, как называют жителей Плаки?

Клаудио открыл дверцу холодильника и достал мясо.

— Нет. Не знаю. Как они их называют?

— Гангари. Это значит «засовы».

— Странное прозвище.

— Оно пошло с тех времен, когда жители Плаки оказали сопротивление туркам, осаждавшим Афины в 25-м году. Они заперли на засовы двери всех домов на Плаке, решив сражаться за каждый дом, если понадобится. — Она посмотрела на него долгим ласковым взглядом. — Теперь и ты тоже — гангарос… по моей вине.

— Именно так, и ты хуже турков. А теперь замолчи и спи. Я разбужу тебя, когда будет готов бульон.

Он положил мясо в кастрюлю, добавил воды и специй.

— И еще соли… она сохраняет жидкость в теле и поднимает давление… она поддержит в тебе силы до тех пор, пока не придут Норман и доктор, чтобы сделать переливание, любовь моя… Но почему нет Мишеля… куда он, черт возьми, подевался?

Клаудио зажег конфорку и опустился на стул. Какое-то время он наблюдал за синеватым пламенем, языки которого облизывали кастрюлю, но внезапно им овладела смертельная усталость. Он пытался сопротивляться, а потом голова его склонилась вперед, и он заснул.

3

Афины, посольство Великобритании

17 ноября, 14.00

Служащий посольства положил трубку и прилежно заполнил личную карточку: «Господин Норман Шилдс к господину Джеймсу Генри Шилдсу, поверенному в делах».

Норман в бешенстве почти вырвал ее у него из рук:

— Джордж, неужели, чтобы я мог попасть к своему отцу, всегда необходимы все эти бюрократические процедуры? Ты разве не видишь, что я спешу, черт возьми?! Наверно, воздух Афин повлиял на тебя.

— Таков регламент, сударь. Кроме того, сегодня ужасный день, если не сказать хуже.

— О Господи, но ведь меня знают даже уборщицы там, внутри… Да, все это ужасно, Джордж. А теперь я могу идти?

Служащий кивнул, и Норман опрометью кинулся в лифт, а потом поднялся на третий этаж. Когда он добрался до кабинета своего отца, тот диктовал какое-то письмо секретарше.

— Папа, мне срочно нужно поговорить с тобой об очень важном деле.

— Погоди минутку, я закончу письмо и буду к твоим услугам. «… И, учитывая многолетние дружеские отношения между нашими двумя странами, мы можем только надеяться на то, что эта операция окончится благополучно и к взаимной выгоде. Примите выражение нашего глубочайшего уважения; ожидаем ноты Вашего посольства с изложением согласия, дабы мы могли приступить к выполнению операции. Искренне Ваш и т. д., и т. д.». Так что на этот раз? Ты проиграл много денег, или навлек беду на какую-нибудь девушку, или еще что?

Норман дождался, пока выйдет секретарша, а потом сел, положив обе руки на стол.