Страница 39 из 59
– А як же! – ответил на это другой и достал из ящика стола два граненых стакана.
Она сошлись на границе, разлили по стаканам водку и выпили.
Это была подсказка Поплавкову. Знак. Сигнал. Недвусмысленный намек. Тут живые люди и возникшую вдруг проблему надо с ними – что? Решать!
И Поплавков дрогнул. Дернул нервно кадыком и снова подступился к стражу границы. Тот как раз закусил выпитую водку краснобоким помидором, и градус его настроения стремительно повышался.
– Но ведь неестественно! – произнес Поплавков вкрадчиво. – Ну, в смысле, что мы с женой моей законной разлучены. Что не можем с нею как бы это вот… Ну, в смысле, что чужие будто бы друг другу люди…
Он никак не мог сформулировать свою мысль с достаточной четкостью, и никто Поплавкову не ответил, давая ему возможность дозреть самостоятельно. Ведь это очень важно – чтобы клиент дозрел. Чтобы он как будто сам. По своей собственной воле. Без принуждения и подсказки.
– И вот я просто даже как бы в сомнении, – продолжал нащупывать верную тропинку Поплавков. – Я тут, она там, и вот перед нами как бы такая задача стоит, чтоб, значит, воссоединиться. А как?
Он выразительно посмотрел на стража.
– А ось цього я не знаю, – демонстративно заскучал тот. – Це не моя проблэма. Це зовсим даже ваша проблэма.
Что-то такое знакомое почудилось Поплавкову в его словах. Будто он где-то уже это слышал. То ли от инспектора, совсем недавно остановившего его на дороге за превышение скорости, то ли от налогового инспектора, вдруг заинтересовавшегося нетрудовыми доходами Алексея Ивановича. В обоих случаях Поплавков вышел из сложившихся ситуаций практически без потерь. Если не считать материальных затрат, разумеется. В его душе впервые за истекший час мелькнул слабый лучик надежды.
А на границе тем временем распили снова. На Поплавкова демонстративно не обращали внимания. Давали возможность дозреть окончательно. Он и дозревал. Стремительно и необратимо.
– Да я ж понимаю! – сказал он, доверительно понижая голос. – У вас такая служба, что никуда не денешься. Это я все понимаю, – снова повторил он. – Но и вы меня поймите. Люди вообще должны друг друга понимать. От этого им всегда одна только польза. Ну, вы-то в курсе, о чем это я.
Служивый перестал жевать, и взгляд его стал задумчивым.
– Мы ж друг для друга! – горячо сказал приободрившийся Поплавков. – Человек человека завсегда поймет! И всегда поможет! Для общей же, так сказать, пользы!
С этими словами он извлек из кармана десятидолларовую бумажку, часть тех денег, которые мы ему заплатили авансом за участие в съемках, и якобы незаметно вложил ту бумажку в жирную от сала руку стража границы. Страж взглянул на деньги и спросил будто бы удивленно:
– Шо це таке?
И закатил глаза, явно намереваясь хлопнуться в обморок из-за нанесенного ему оскорбления. Перепугавшийся Поплавков торопливо добавил ему еще одну десятку. Служивый перестал закатывать глаза и задышал ровнее – теперь его жизни явно ничего не угрожало. Поплавков даже не успел заметить, в каком направлении исчезли его деньги. Они просто растворились в воздухе – такое было впечатление. Поплавков хотел спросить у служивого, можно ли теперь считать, что они уже договорились, но тот потерял к взяткодателю всякий интерес и даже отвернулся, озаботившись чем-то там происходящим за окном, и это его безразличие было красноречивее всяких слов.
Поплавков счастливо вздохнул и переместился ближе к государственной границе. Оставалось последнее препятствие в виде стража на российской стороне. Его Поплавков побаивался. Все-таки сопредельная территория, другое государство – там и люди другие, и порядок тоже. Поди знай, как оно все обернется. Поплавков трусил, мялся и краснел. Но совсем близко была Мария Пантелеймоновна, и желание воссоединиться с ней перевешивало все опасения и страхи.
Алексей Иванович извлек из кармана двадцать долларов, но не решился прямо предложить взятку, а просто положил деньги на стол с российским флажком, после чего сразу же отвел глаза – теперь его тоже заинтересовало, что же там такое происходит за окном. Когда взгляд его снова переместился на поверхность стола, никаких денег там уже не было.
– Ну ведь два братских народа! – умилился сделанному им открытию Поплавков. – Близнецы-братья! Никаких отличий! И там берут, и тут берут! Счастье-то какое! Да мы же всегда друг друга поймем! Да мы же не разлей вода, ну просто родственные души! Ах ты господи!
С этими словами он заключил Марию Пантелеймоновну в свои объятия, и не было сейчас на земле человека счастливее, чем он. Крепкий поцелуй. Как говорит в таких случаях наш оператор – поцелуй в диафрагму. Хэппи энд. Достойное завершение снимаемого нами сюжета. Зрителям всегда нравится счастливый финал. Когда выясняется, что все обошлось, что все не так уж плохо, как представлялось поначалу, и когда все целуются.
Но это было еще не все. Теперь мне предстояло появиться на месте событий. Я и появился. Вошел в комнату и торжественно произнес:
– Уважаемые Алексей Иванович и Мария Пантелеймоновна! От имени съемочной группы программы «Вот так история!» я благодарю вас за участие в съемках и прошу принять от нас этот подарок!
Я показывал за окно, где во двор наши люди вкатывали на специальной тележке новехонькую моторную лодку – наш подарок поплавковскому семейству. Поплавков отлепился от своей жены, посмотрел на лодку, посмотрел на меня, покачал головой, после чего сказал:
– Вот вы поверите или нет, а я с самого начала чувствовал, что тут что-то не то! Что так не бывает! Что чушь это собачья и полный бред! Вот чувствовал – и все!
Потом подумал, вздохнул и признался:
– А с другой стороны, думал я, у нас все-таки страна такая, что все, что хочешь, может быть!
Он сказал те же самые слова, которые совсем недавно говорил подвыпивший инспектор Гогоберидзе. Едва ли не слово в слово повторил. Тенденция, однако! Народ не обманешь! Что-то такое народ чувствует!
Мы возвращались в Москву.
– Может, ты хотя бы теперь поведаешь мне о том, как это мы так сказочно разбогатели? – спросила у меня Светлана. – Откуда деньги, Зин?
Если вам никогда не доводилось вникать в проблемы телевизионного производства, то вы вполне можете не знать, что десять тысяч долларов, случайно доставшиеся нам от Анны Косиновой, – это не такие уж большие деньги. Чтобы вам было понятнее, я скажу, что съемка всего лишь одной-единственной серии отечественного телесериала, например, обходится в сумму от двадцати до ста двадцати тысяч долларов – тут все зависит от того, на какую пленку фильм снимается, начинающие актеры участвуют в съемках или капризные звезды, много ли потребуется декораций или весь фильм будет снят в одном интерьере. Теперь эти деньги – двадцать тысяч или сто двадцать тысяч долларов перемножьте, допустим, на пятьдесят серий, что не такая уж большая цифра для телесериала, и вы получите хотя бы приблизительное представление о тех деньгах, которые крутятся в телевизионном бизнесе. Светлане эта арифметика была хорошо знакома, и она прекрасно понимала, что полученные нами десять тысяч – это в общем-то пустяк, мелочь, карманные деньги на мороженое, но никогда еще деньги, пускай даже и сравнительно небольшие, не появлялись у нас так вовремя, так кстати. У нас давно зрело желание снять удивительную историю Алексея Ивановича Поплавкова, но мы не укладывались в смету, неимоверно разбухшую из-за командировочных расходов, – и вдруг такая удача, так кстати найденные деньги. Светлана была заинтригована.
– Нашлись добрые люди, – небрежно пожал я плечами. – Помогли.
– Спонсоры? – уточнила Светлана.
Я подумал и поправил ее:
– Скорее друзья.
– Чего хотят взамен?
Светлана работала на телевидении не первый год и была прекрасно осведомлена о том, что просто так денег там никто не дает.
Я снова подумал.
– Знаешь, кажется, ничего не хотят.
– Так не бывает! – уверенно заявила Светлана. – Не требуют сейчас – потребуют потом.