Пирамида баксов

– Сволочи! – коротко резюмировал он.

– Кто?

– А все! – сказал бестрепетно Степа.

– Ты все-таки полегче! – посоветовал мужик. – Не обобщай! Иногда и нормальные люди попадаются!

Он приосанился и подтянул животик.

– Я ж не про тебя, – пояснил Степа. – Ты мужик классный. Я тебя уважаю.

– И я тебя уважаю. Ты меня прости, если что. А про обменник этот никому не говори. Мало ли что могут подумать. Поставят диагноз и будешь потом в Кащенко устанавливать курсы валют. Как банкир Геращенко. И будут про тебя потом говорить: Геращенко из Кащенко. Ты этого хочешь?

– Не хочу, – честно признался Степа.

– То-то же. Так что не балуй! – посоветовал мужик.

Он вроде как хотел уже распрощаться с незадачливым Степой Духновым, но тут хлопнула входная дверь подъезда и на сцене появились два новых действующих лица. Это были здоровенные детины, облаченные в белые медицинские халаты. Настоящие санитары, гроза больных.

– Привет, мужики! – пробасил один из этой парочки. – Вы из местных? Жильцы тутошние? Аборигены?

– Ага, – ответил мужик в шлепанцах и подобрал животик. – Живем мы тут. Прописаны, в общем. За паспортом сбегать?

– Ты бы еще за амбулаторной картой сбегал, гы-гы-гы! – развеселился санитар.

– И за результатами анализов! – поддержал его коллега. – Ты мне лучше вот что скажи, мужик. Тут у вас тихо все? Спокойно?

– Угу, – ответил жилец. – Тихо, как в морге. В двадцать девятой квартире бабуля, правда, вредная, но и то справляемся. Своими силами, так сказать. Подручными средствами.

– Да нам твоя бабуля ни к чему, – сказал санитар. – Мы по другим всяким делам. К нам сигналы поступают, что ваш подъезд почему-то психи всякие конченые облюбовали. Будто им тут медом намазано. Может, у вас тут атмосфера какая-то особая? Или поля магнитные?

– Поля тут просто будь здоров, аж зашкаливает, – туманно признал жилец.

– Оно и видно. Психи, в общем, бузу тут в вашем подъезде устраивают. Приходят и валюту пытаются поменять. В лифте. Вот ты когда-нибудь валюту в лифте пробовал менять?

– Нет! – поспешно ответил жилец.

Степа Духнов стоял чуть поодаль ни жив ни мертв.

– То-то и оно! – внушительно сказал санитар. – Говорю же – психи! Жильцов пугают, люди жалуются, требуют принять меры. Мы уже двоих отсюда от вас забрали. Теперь лечим. Ну, рубашки там смирительные, медикаментозно тоже опять же – обычные, в общем, дела. Очень запущенные случаи. Так-то по нему и не скажешь, что больной, вот ведь удивительное дело! Стоит он вот так вот перед тобой, – санитар указал на перетрусившего почти до беспамятства Степу, – и выглядит ну совершенно как нормальный человек! А потом оказывается, что его надо лечить!

Степа медленно сходил с ума, и его уже можно было брать голыми руками.

– А что это вы мне все подмигиваете? – вдруг сказал жильцу в шлепанцах санитар.

– Чего это я вам подмигиваю? – обмер жилец.

То есть подмигивать-то он, конечно, подмигивал, пытаясь подсказать санитарам, что неплохо бы им было заняться Степой Духновым, да признаться в своем подмигивании он никак не смел. Боялся. Опасался, что этот псих на него кинется. Покусает и заразит.

– Конечно, подмигиваете! – уверенно сказал санитар. – Что же я, не вижу, что ли?

– Вам показалось, – попытался отбояриться жилец.

– Да как же это показалось, если вы подмигиваете!

Их внезапно возникшая перебранка не могла Степу обмануть. Он уже понял, что этот гад в шлепанцах его, Степу, сдает со всеми потрохами, и ему уже мерещились смирительная рубашка, барбамил внутривенно и диагноз «вялотекущая шизофрения». Никаких других приличествующих случаю диагнозов он не знал, но и этот ему казался чрезвычайно ужасным. Надо что-то делать, подумал Степа. А иначе прилепят диагноз и ничего ты потом им не докажешь.

– Ну настоящие психи! – сказал Степа деревянным голосом. – Обменник в лифте! Ну надо же было такое придумать! Совсем спятили!

Жилец в шлепанцах воззрился на него так, как будто Степа до сих пор считался глухонемым и заговорил после полувекового молчания, когда ни у кого уже и надежд не оставалось.

– Ведь правда? – все таким же деревянным голосом сказал ему Степа. – Ну с какой это стати обменник будет в лифте?

– Ва… Э-э… Гм… – сказал мужик и надолго задумался.

– В общем, так… – подвел итог один из санитаров. – Мы тут, конечно, появляемся пару раз на дню, как начальство нам велит. Когда на вызов, к примеру, едем и нам по пути. Отслеживаем, так сказать, обстановку. А без поддержки общественности все равно не обойтись. Поэтому у нас к вам просьба. Ежели у вас тут псих какой вдруг объявится, вы сразу же нам по ноль три звоните. Мы приезжаем, вяжем этого Наполеона с долларами, и всем от этого одна только польза. Нам – премия, вам – устная благодарность, психу – квалифицированная и своевременно оказанная медицинская помощь. Вы как?

– Мы готовы, – сказал жилец в шлепанцах. – Общее дело делаем. Тут вы на нас можете положиться.

– Да! – поддакнул Степа. – Народ и партия едины! Один за всех и все за одного!

Единственной его мечтой сейчас было, чтобы этот кошмар как можно быстрее закончился. Ну вот какого черта его через этот подъезд сегодня понесло? Другой бы улицей прошел, меня не встретил, не нашел, как в старой песне поется.

А тем временем прибыл лифт. Тот самый. Раскрылись створки, и из лифта преспокойненько вышел уже знакомый Степе Духнову недоросль. Его обидчик. Кровный враг. Похититель Степиной десятки. На его лице было написано такое безмятежное спокойствие, что какой-нибудь посторонний человек еще мог бы и засомневаться – да действительно ли это тот самый жулик? – но только не Степа. Степа обмер. Мужик в шлепанцах посмотрел на него выразительно. Санитары безмолвствовали. Было слышно, как на крыше дома мяукнула кошка.

– О! – сказал недоросль и свойски хлопнул мужика в шлепанцах по плечу. – Пойдем пивка попьем, Гриша! Я тут немного денег заработал!

– Да ладно тебе! – пробормотал мужик, делая недорослю красноречивые знаки.

Он семафорил так неаккуратно, что его подсказка помолчать и выждать время была явственно видна всем, в том числе и Степану. Но Степан обездвижел. Стоял и пожирал своего обидчика глазами. И недоросль это заметил.

– А что это вы, мужчина, на меня так смотрите, будто я вам десять долларов задолжал? – осведомился недоросль.

– Ну что вы! – пробормотал несчастный Степа, цепенея под пристальными взглядами санитаров. – У меня к вам никаких претензий. И вообще я просто мимо проходил, – на всякий случай добавил он.

Ситуация была – глупее не придумаешь. И ничего ведь не сделаешь. Степа страдал, но крепился. Он и представить себе не мог, какому испытанию будет прямо сейчас подвергнут.

Удовлетворившись ответом, недоросль демонстративно потерял к Степе интерес, отвернулся и достал из кармана десять долларов. Те самые. Степан узнал бы эту банкноту среди тысяч других – так ему сейчас представлялось. Он обмер и забыл, как дышать. Его сейчас можно было уколоть иголкой, или пребольно укусить за нос, или сказать ему, что его квартира пять минут назад сгорела дотла, он бы не почувствовал, не услышал, не прореагировал. Он опять превратился в бездушный манекен.

– А я идиота одного нагрел на десять баксов, – бестрепетно сообщил мужику в шлепанцах недоросль. – Теперь думаю – дай пойду пивка попью.

Мужик от него пятился и часто-часто подмигивал. На недоросля это не производило ни малейшего впечатления. То ли он представить себе не мог, что обманутый им человек до сих пор оставался здесь, то ли он все-таки Степу узнал, но был так железобетонно уверен в собственной безнаказанности, что ему плевать было на Степу – а вот не боялся он никого и все тут!

– Нет, этот мужик определенно от меня чего-то хочет! – сказал недоросль и снова повернулся к Степе. – Ты кино смотрел?

– К-какое к-кино? – осведомился Степа, ни с того ни с сего вдруг начав заикаться.

– Про Ивана Васильевича! Как там наш уважаемый артист товарищ Куравлев говорил? На мне узоров нету и цветы не растут! Вот как он говорил! На мне тоже, к примеру, цветы не растут! Так чего же ты на меня вылупился?