Страница 146 из 183
утро они уже были в Хашуре, в доме Лиселидзе. Напуганный и помятый Кикнадзе был помещен в подвал, куда
ему были поданы теплые вещи, чтобы он не замерз.
Поев и отдохнув, Лапа решил спуститься в подвал и переговорить с Кикнадзе. В подвале электрическое
освещение отсутствовало, но, увидев силуэт спускающегося к нему мужчины, Кикнадзе возбужденно заговорил:
— Немедленно выпустите меня, а то я вас всех посажу.
— Закрой хавальник, говнюк, а то я сейчас твою морду в задницу превращу, — прошипел ему сердито Лапа.
— Отсюда надо выйти, а потом пыркаться, угрожать.
Кикнадзе, услышав такое грубое обращение, присмирел. Получать еще сотрясение головного мозга ему не
хотелось, сила была на стороне пришедшего, и с этим надо было считаться.
— Что вы от меня хотите? — подавленно произнес он.
— Вот теперь я вижу, что имею дело не с ишаком, а с рассуждающим человеком, — довольно пробурчал ему
Лапа. — Ты знаешь, что купил ворованную «Волгу»?
— Нет, я купил ее в автомагазине.
— Ты, сопляк, можешь забивать баки кому вздумается, но только не мне. Тачку ты купил у Гарика за один
«лимон» и четыреста тысяч рублей. Он раскололся нам в этом. Если хочешь, то я могу предъявить документы на
свою тачку.
— Мне нечего на них смотреть. Вам надо было их предъявить нашей милиции, — посоветовал он Лапе.
— Чтобы они бесследно исчезли, — язвительно заметил ему Лапа. — Я решил поступить иначе: в багажнике, в котором ты неплохо устроился, вывезти тебя в Россию и там сдать властям, сфотографировав на фоне
позорного пейзажа. Ты, сволочуга, корчишь из себя делового человека, черные очки с глаз не снимаешь, а
являешься мразью. Ты хуже мента и следователя. Они пашут за свой хлеб, ищут и иногда находят преступников, а ты набиваешь себе мошну на нашем горе, являясь таким же преступником, как и те клиенты, которых ты
защищаешь.
— Хватит разводить критику, дайте мне лучше посмотреть ваши документы на машину, — пробормотал
адвокат.
— Цыган, спустись к нам, — позвал Лапа.
Пока тот спускался в подвал, Лапа сообщил Кикнадзе:
— Между прочим, хозяин машины.
— Кажется, это он меня вчера оглушил, — предположил Кикнадзе.
— Если любя, так, что голова едва в заднице не очутилась, то он, — согласился с ним Лапа, который, обращаясь к Цыгану, попросил: — Держи ему руки сзади, чтобы не вздумал порвать документы. Я хочу дать ему
их прочитать, — пояснил он.
— Я ему порву. Все зубы через задницу выдерну вместе с руками.
Он, сжав руки Кикнадзе за спиной с такой силой, что у того лопатки сошлись вместе, стал держать. Лапа, включив фонарик, дал возможность прочитать Кикнадзе документы на машину.
— Прочитал? — устав освещать ему текст, поинтересовался Лапа.
— Прочитал!
— Так чего молчишь?
— А чего говорить? Вы во всем правы, правда, обошлись со мной при встрече не по-джентльменски.
— Какой ты джентльмен, если настоящий преступник. А с хамами мы поступаем по-хамски, — заметил ему
беззлобно Лапа.
— Я вам обещаю забыть о своих деньгах, машине, только не позорьте меня, как вы задумали.
— А что мы будем иметь с этого? — начал торговаться Лапа, чтобы потом постепенно согласиться на
условие Кикнадзе, так как сказанная угроза был произнесена только для устрашения Кикнадзе и без всякого
реального желания ее осуществить.
— Я и так здорово пострадал, и морально, и материально, и физически, и, кроме того, что обещал, больше
обещать ничего не могу.
Делая вид, что думает над его предложением, спустя определенное время, считая, что на обдумывание ему
было достаточно, Лапа сказал:
— Так и быть, лжеадвокат, пускай будет по-твоему. Не будем с тобой возиться и отпустим.
— А когда?
— Когда покинем пределы твоей страны.
— Без моего содействия у вас не получится, — убежденно заявил Кикнадзе.
— Это не твоя забота, — возразил ему Лапа.
— Я ваши условия принимаю и не буду возникать против всего этого шухера, но прошу вас, не пылите у себя
в отношении меня.
— Боишься, что пригласим журналистов, ознакомим их с твоими фальшивыми документами на тачку, а потом
передадим в ваше посольство в Москве, чтобы ты мог объяснить, как преуспевающий адвокат совмещает свою
законную и незаконную деятельность. Если не хочешь шума, вези побольше бабок, на которые выкупишь свои
документы. Я понимаю, что они тебе уже не нужны, но они компра, которая может скинуть тебя с работы, а место
адвоката у вас престижное и калымное.
— Сколько вы за них хотите?
— Один «лимон», или, как у нас в простонародье говорят, один миллион бабок.
— Как я вас смогу найти?
— Через своего родича Гарика. Он поможет выйти на нас.
— Я бы с этим Гариком на одном гектаре на дворе не пошел.
— Ты на него не очень-то пыли. Так получилось, что не скажи он о твоей жестянке, его давно бы уже не было
в живых. Неужели ты вот это говно ценишь дороже человеческой жизни? Нехорошо. Тебе должно стать понятно, что мы шутить не любим, перед убийством не останавливаемся, а поэтому чего хотим, всегда добиваемся.
Захочу, будешь передо мной плясать, как цыган, если не пожелаешь пойти навстречу моему желанию, то
расстанешься с жизнью, но у меня нет времени на такое зрелище, а поэтому я его не требую. Теперь тебе все
понятно, как мы вышли на тебя?
— Да! — затравленно ответил Кикнадзе.
— Тогда сиди и не пыркайся, а мы поехали, — закрывая за собой дверь подвала на замок, на прощание
сказал ему Лапа.
На двух машинах компания Лапы покинула Хашури. За рулем «Волги» сидел старый Лиселидзе, а за рулем
«девятки» сидел его сын Яков. Отъехав от Хашури на достаточное расстояние, они остановились. Вахтанг
Вартанович, достав из салона автомобиля гроб, водрузил его на багажник «Волги», опутав веревкой.
— Теперь нас никакое ГАИ не посмеет остановить, — заверил он убежденно, при этом он сказал сыну, чтобы
тот на своем автомобиле отстал от «Волги» примерно на один километр.
Когда они тронулись снова в путь, то Вахтанг Вартанович, обращаясь к Лапе от нечего делать, пояснил:
— У нас сейчас в стране такой бардак творится: там ограбили, там убили, что каждый, уважающий себя
мужчина вынужден иметь оружие, чтобы защитить себя, свою семью, но нас с нашим «горем» никто не посмеет
остановить, ограбить, обстрелять. Мы — нация верующая и суеверная, а поэтому никто не захочет гневить Бога.
Действительно, попадавшиеся иногда в горах вооруженные гражданские группы людей, двигая автоматами, как жезлами, разрешали им без задержки следовать своим маршрутом.
Горе, посетившее многие семьи в результате братоубийственной борьбы, придавило нацию, а поэтому
доставляемый ими гроб для погибшего или умершего ребенка щемяще отзывался в сердцах взрослых и находил
молчаливое понимание и сочувствие.
Лиселидзе оказался не только сильным цеховиком, но и тонким психологом, знавшим, на чем можно было
сыграть в партии, в которой он решил не проигрывать.
Проехав населенный пункт, имеющий название его фамилии, и выехав на территорию Краснодарского края, Вахтанг Вартанович остановил автомобиль, выйдя из которого с удовольствием стал разминать ноги. Когда к ним
подъехал на своей машине Яков, то старший Лиселидзе, обращаясь к Лапе, сказал:
— Через несколько километров будет Адлер. Мы туда с сыном не поедем, так как надо срочно возвращаться
домой и определяться с вашим пленником. Теперь ваш путь впереди свободный, только дави на «железку».
— Что я тебе должен за твою услугу? — деловито поинтересовался у него Лапа.
— Эх, пахан, пахан, — обнимая Лапу за плечи, доброжелательно произнес тот, — разве я в такую бяку полез
из-за денег или их у меня нет? Я просто отдал тебе свой долг, отчего у меня как-то стало легче на душе.
Отвязав гроб, они положили его в кусты. Яков переставил багажник «Волги» на «девятку». Дружески