Страница 4 из 4
Это было новое чувство общности с теми, с кем общности быть не могло.
И ее таки не было, как выяснилось несколькими месяцами позже, но в этот великий момент такая мелочь не играла никакой роли.
Неважно было, что выигравший выборы в бескомпромиссной борьбе Президент, на самом деле избран из-за отсутствия третьего варианта, и еще из-за вовсе безрадостной перспективы прихода к власти беспощадного и агрессивного донецкого клана.
Неважно, что команда Плющенко, собрана из совершенно разных, но в чем-то обделенных или обиженных предыдущей властью людей, которые никогда не были единомышленниками, а всего лишь временными союзниками на пути к политическому Олимпу и распределению финансовых потоков.
Неважно, что каждый, получивший хотя бы среднее образование, человек читал в учебниках о том, что любая революция делается руками народа, для того, чтобы выгоды получил новый правящий класс.
Все это ровным счетом ничего не значило.
Был великий момент, повторение которого невозможно в принципе — народ, безропотно терпевший все, что с ним делали на протяжении сотен лет, вдруг поднялся с колен и показал всему миру, который еще вчера не знал о его существовании, что он «не тварь дрожащая, а тоже право имеет!» Правда, вскоре выяснилось, что он поднялся с колен только для того, чтобы партнеру было удобнее, но сам великий момент пароксизма — о, он стоил дорогого!
Начавшийся с возвышенной инаугурации 2005, закончился прогрессирующим системным кризисом, который в руководящих кругах называли «великими свершениями».
Тому были разные причины — и ошибки правительства, возглавляемого Региной Сергиенко, и головокружение от революционных успехов, не позволившее объективно оценить размеры предполагаемых инвестиций. Был, конечно, саботаж, как же ему не быть во время революции? Но основной причиной, как всегда и везде, стали некомпетентность, амбициозность и жадность новых правителей. Каждый из них был человеком прошлой системы, а из гнилого семени не вырастает хорошего плода.
Один властный «дерибан» сменился другим, косметически подремонтированная система судебной и исполнительной власти, по сути, осталась нетронутой и творила то, что творила раньше, но для новых хозяев.
Савенко от революции не пострадали, но и ничего особенного не приобрели. Кроме прекрасных воспоминаний, естественно. Деньги, по-прежнему, зарабатывались. Чуть медленнее и чуть труднее, конечно, но все-таки. И жизнь стала дороже. И постоянная перетасовка во власти повлияла на размеры взяток не в сторону уменьшения, только давать их стало труднее. Дающему приходилось изображать лицом стыд и чувство национальной гордости, а берущему — заботу о государственных интересах и смущение. А так — все, как раньше — только веселее, так как во время передела собственности в стране всегда весело.
Новый 2006 год они встретили в Австрии, где их принимали весело и радушно. В пятизвездочном отеле в Целемзее было много украинцев, на их столиках в ресторане во время новогоднего ужина поставили желто-голубые и оранжевые флажки. Возрастную пару из Донецка, отдыхавшую здесь шестой год подряд, слегка перекосило от полноты чувств. Дети катались на лыжах, снег на склонах Альп был белоснежен и прекрасен!
А в самом конце мае, когда на Киев уже начинала наваливаться липкая летняя жара, на стоянке возле офиса на Красноармейской, к Савенко подошел сравнительно молодой человек в дорогом льняном костюме цвета «капля крови в молоке» и ставшей вновь модной, яркой рубашке «апаш».
— Господин Савенко? — спросил он дружелюбно.
— Чем обязан? — сказал Сергей, открывая дверцу своей «Ауди».
— Очень хочу познакомиться, — с располагающей улыбкой произнес стильно одетый незнакомец. — И, вообще, мне кажется, что я вас где-то встречал!
— Киев, город маленький! — отрезал Савенко, и сел в машину, не собираясь продолжать разговор.
Странный тип! На «голубого» не похож, а так — кто их разберет!
Незнакомец остановился у водительской двери и прижал к стеклу две фотографии. На одной из них был изображен господин Сафронов, году этак, славной памяти, девяносто втором. То есть — московского разлива. Фото было сделано длиннофокусным объективом превосходного качества: задний фон был размыт, но на втором плане угадывался «Белый дом».
А на второй фотографии был он нынешний, в обществе жены и детей, в Киевском зоопарке. Они гуляли там неделю назад. Оксанка выглядела молодой и счастливой, дети радостными, да и он смотрелся не на свои «за сорок», а много моложе.
— Вот блядь! — сказал Савенко в слух, и нажал кнопку опускания стекла.
— Вы что-то сказали? — спросил незнакомец участливо.
— Я сказал «вот блядь!» — повторил Сергей и, посмотрев на холенное, гладко выбритое лицо человека, показавшего ему фотографии, выговорил с плохо скрываемой брезгливостью. — А я уж заждался, прямо! Садитесь в машину, жарко же.
Незнакомец дважды приглашать себя не заставил и мгновенно оказался на правом сидении, не снимая с лица совершенно неуместной улыбки.
— Алекс, — представился он, захлопнув дверь.
— Серж, — мрачно проговорил Савенко, но руки не подал.
— Отдаю должное вашему чувству юмора, — продолжил тот, кто назвал себя Алексом. — Я знаю, как вас зовут, Сергей Савельевич. И как вас звали раньше, Николай Алексеевич.
— Рад за вас, Алекс. Доказать сможете?
— Легко! — радостно заявил тот. — И доказать. И арестовать. И экстрадицию организовать. Все, что пожелаете. Вы себе представить не можете, как вас ждут на родине, господин Сафронов!
Господин Сафронов-Савенко внезапно понял, что прикидывает расстояние от своего локтя до кадыка стиляги Алекса и мысленно просчитывает силу удара, да такого, чтобы убить наверняка.
— И не надо на меня так смотреть, — сказал Алекс торопливо, — убивать меня бесполезно. Просто добавите себе статью. Поверьте, мы можем договориться.
Савенко погладил одеревеневшую мышцу бицепса. Еще секунда и договариваться надо было бы со следующим Алексом.
— Сколько? — спросил Сергей.
— Вы о чем?
— Вы сказали, что мы можем договориться. Сколько?
— Вы о деньгах?
— Нет, о волшебных бобах! Шутите, наверное?
— Нет, деньги здесь не при чем, — заявил Алекс с искренним удивлением. — Зачем нам деньги? Из-за денег мы бы вас не трогали…
— Класс! И как прикажете с вами договариваться. Сразу предупреждаю, натурой не получится. Я лучше вас прибью!
— Слушайте, я тут недалеко знаю одну пиццерию, днем там пусто. Неудобно как-то на ходу. Вопрос, все-таки, серьезный. Там на тротуаре припарковаться можно.
В пиццерии с итальянским названием действительно было пусто, но Алекс, который очевидно бывал здесь не в первый раз, призывно махнул рукой и направился к лестнице, расположенной в правом углу верхнего зала. Они спустились в подвальчик и уселись за небольшой столик в нише — тут было настолько тихо, что, казалось, наверху нет шумных столичных улиц, полных яростного, почти летнего солнца, млеющих от жары людей и горячих, как консервные банки, брошенные в костер, машин.
Официантка с усталым лицом включила дежурную улыбку, получила заказ на кофе и удалилась, а в руках у Алекса возникла тоненькая папочка и хрупкая пластиковая упаковочка с мини-диском.
Савенко разглядывал его пухлую, неприятную физиономию, рыжевато-белесые редкие волосы, спадающие на лоб гитлеровской челочкой, водянистые, на выкате, непонятного грязного цвета глаза и подумал, что у парня только одна черта не вписывается в общий облик — тяжелый, правильно очерченный подбородок. Эта была деталь, украденная у другого типа лица, отчего при взгляде на Алекса создавалось впечатление, что кто-то ошибся, составляя фоторобот.
Но, зато, если судить по подбородку — воли и целеустремленности Алексу было не занимать.
— Дома посмотрите, — сказал он, передавая Савенко мини-диск. — Любопытно, знаете, этакие ностальгические воспоминания. И документики там интересные, познавательные, можно сказать, документы. Ну и …
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.