Запретная книга

Об Орсине новостей не было. Лео думал о ней и днем, и ночью, готовый на все, лишь бы помочь ей. Что делать? Возможно, необходимо вспомнить события, известные лишь ему.

«Если Анжелу убил Эммануил, — размышлял Лео, — то он мог инсценировать похищение Орсины… Но барон собрал выкуп и лично поехал его отдавать… Зачем? Не могу поверить… Для чего нужно было похищать Орсину?»

Лео одернул себя. Да, барон ему никогда не нравился, а теперь выяснилось, какое он чудовище. Но нельзя поддаваться эмоциям. Могла ли Орсина узнать правду? Каким образом? Даже опытные детективы пребывали в растерянности… Во время последнего телефонного разговора она не говорила о подозрениях, ни на что не намекала. Зато подозрительны были намеки Марианны. Старая экономка сказала, что «барон хитер как лис», а самого Лео назвала «слепым как крот и глухим как пень».

Конечно же! Как Лео узнал об убийстве? Через книгу! У Орсины есть экземпляр. Барон лично вручил ей трактат и настоял на его изучении. Зная о даре Орсины, Эммануил, должно быть, опасался, что девушка обретет плоды Древа жизни, овладеет техникой прорицания и тогда увидит, как умерла Анжела.

Нет, все не так. Зачем похищать Орсину, когда достаточно избавиться от запретного тома? Кстати, книга исчезла — Орсина жаловалась на пропажу. Это лишний раз доказывало, что барон убил Анжелу, но одновременно освобождало его от подозрений в похищении Орсины. Зачем Эммануилу похищать книгу? Ее вполне могли перенести в другое место — например, Саманта со своей метелочкой, когда убиралась.

Лео тратил драгоценное время, блуждая в потемках. Сколько можно прятаться и бормотать молитвы среди миролюбивых монахов, отгородившихся от мирской суеты? Фосколо писал не о нем: Лео не был героем, он был трусом.

Следующий день принес неожиданные вести о Найджеле. «Иль соле 24 оре» опубликовала точную и аккуратную хронологию развития дела английского миллиардера. В первый же день после смерти Анжелы Ривьера делла Мотта инспектор Гедина отправился в усадьбу Ривьера, чтобы опросить родственников — ее дядю и сестру. Через несколько часов к инспектору присоединился агент Галлорини, который обыскал дом. У полиции не было ордера, но барон лично разрешил обыск, чтобы найти улики, могущие вывести на убийц его племянницы.

«Похоже на секретную информацию, — подумал Лео. — Наверное, у „Иль соле 24 оре“ имеется в полиции свой человек». Галлорини конфисковал компьютеры барона, множество коробок с документами: материалы лекций, переписка со знаменитыми учеными и философами, контракты прислуги… Конфисковали даже дневник горничной, который хранился у нее под матрасом.

Много времени ушло на то, чтобы разобраться в бумагах барона, — с этим Галлорини помогло справиться высшее образование: в свое время агент отказался от карьеры классициста. Письма не содержали в себе ничего противозаконного.

Дневник Саманты Галлорини прочел только после ее признания. Округлым детским почерком в нем была записана хроника интрижки с англичанином. Галлорини показал дневник инспектору и общественному магистрату. В дневнике были перечислены все встречи горничной с «синьором Макферсоном», расписывались разнообразные позиции, в которых горничная и подозреваемый предавались разврату. В роковую ночь парочка занималась сексом, перепробовав множество поз. Как только Макферсон вернулся к себе в спальню, Саманта сделала очередную запись, дрожа от возбуждения из-за секса, атмосферы тайны и щедрых подарков. Дневник конфисковали через полтора дня после этого, и запись оказалась последней. К дневнику больше никто не прикасался, и улика безоговорочно доказывала, что мистер Макферсон не мог убить Анжелу Ривьера делла Мотта — для этого он был слишком занят.

Магистрат, с неохотного согласия судьи, был вынужден освободить заключенного и принести — под давлением Алеманни — официальные извинения от имени суда Больцано. Оказавшись на свободе, мистер Макферсон приказал адвокату отозвать все иски против судей, суда, министра и министерства юстиции. Он глубоко стыдился своего поведения и желал, чтобы его имя поскорее исчезло со страниц официальных газет и желтой прессы. Он намеревался бросить все силы на поиски супруги.

У инспектора не осталось ни одного подозреваемого. Лео невольно улыбнулся: барон и впрямь хитер как лис — в похищении Орсины подозревают Лео! Какая злая ирония!

Лео продолжил чтение.

В последнюю неделю газеты полнились статьями о «кающихся осквернителях». Оказалось, у этих молодых людей есть нечто общее — почти все они происходили из рабочего класса и принадлежали к ультраконсервативным христианам. Они якобы не подозревали, что акты вандализма произведут такой эффект, если их провести в европейском масштабе. Оскверняя выбранные ими священные места, они совершали это не по собственной воле — в тот момент они действовали словно одержимые или одурманенные — не алкоголем и не наркотиками, но непонятным влиянием извне. Когда морок пропал, они обрели способность мыслить четко и свободно.

Это походило на благовидный предлог, чтобы избежать наказания. Европа стояла на пороге гражданской войны. До полномасштабного конфликта континентов и миллионных жертв было рукой подать. Молодые люди поняли, катализатором каких событий могли стать, и почувствовали необходимость признаться, особенно после раскаяния Фелипе — его преступление было самым серьезным. Остальные, собрав волю в кулак, сдавались местным властям.

«Ничего-то они не знают», — подумал Лео, четко помнивший слова прелата: «У нас в Европе тоже имеются группы „фундаменталистов“. Если понадобится, то они в любой момент помешают папе претворить в жизнь задуманное. Не вдаваясь в детали, скажу: они пойдут на любые необходимые действия, весьма убедительно переложив ответственность на исламских террористов. В Европе много подобных подпольных организаций». Это не было пустым бахвальством. Однако случилось нечто непредвиденное, нарушившее все планы.

Пришло время вечерни, и Лео счел за благо присоединиться к монахам. Ни за молитвой, ни за ужином, ни в келье разум его не мог прервать цепь тревожных размышлений.

Чем именно барон занимался с Анжелой? И как долго? Почему она не сопротивлялась? Ответов не было, но Лео отчетливо помнил, как в видении Анжела вошла в мастерскую барона — словно зомби. Имел ли Эммануил над ней гипнотическую власть, «власть над женщинами», секрет которой Чезаре не стал раскрывать из благородства? Зачем барону магия? Чтобы испытывать мистическую экзальтацию? Уподобиться Богу? Вкусить плоды тщеславия? Когда барон читал лекции о трансцендентности, он явно намекал на некие странные практики.

«Его слушатели… — задумался Лео. — Они тоже походили на зомби! Впрочем, иначе на лекциях напыщенного старикана не высидеть».

Расстроенный отсутствием прогресса, разочарованный и раздосадованный, Лео вновь обратился к запретной книге. Логическое размышление результатов не принесло. Оставалась одна надежда — на трактат.

Лео открыл книгу и нашел нужный отрывок — о том, как «герой, буде возникнет нужда, сумеет найти тайное безопасное место», с криптограммой о «недоступных тенях». Кому нужно тайное безопасное место? Барону? Орсине? Лео? Всем троим? Все так близко к правде…

Лео просмотрел концовки остальных глав, которые Чезаре заключал указателями на латыни. Среди них был один, который упоминала сама Орсина в самом начале, в саду на вилле Ривьера: «Pulsa cineres, elige lacunam». «Pulsa» тоже имело много значений: «бить», «ударять», «понукать», «беспокоить» и так далее. Что делают с пеплом? Собирают и выбрасывают. А дальше? «Найди дыру, колодец… и сложи туда пепел»? Перед тем как дать этот запутанный совет, Чезаре писал:

Эней в своей великой нужде спустился в Преисподнюю через Пещеру Сивиллы. Герою, однако, не требуется водительство Сивиллы, но лишь это: «Pulsa cineres, elige lacunam».

— Бог мой! — воскликнул Лео. — Да что за бредовые шутки?!

Не сумев выделить из криптограммы « Pulsa cineres, elige lacunam» ни одного латинского или хотя бы итальянского слова, он вдруг увидел имя «Pulcinella», Пульчинелла. А какое было прошлое слово? «Columbina», Коломбина. Да ведь это же два персонажа комедии дель арте, итальянского площадного театра времен Возрождения.