Завет

Священник едва заметно склонил голову набок.

— Я долго ждал этой минуты.

Браво глубоко вдохнул. Он понимал, что перед ним — живая история.

— А если бы я открыл пузырек?

Священник улыбнулся.

— Пробка была залита воском, но за прошедшие столетия воск растрескался. Когда твой отец открыл сосуд с Квинтэссенцией, он обнаружил, что содержимое испарилось.

Браво замер, ошеломленный. Сердце грохотало в груди, словно кузнечный молот.

— Он пытался спасти мою мать…

— Хотя я предостерегал его. — Священник сцепил вместе пальцы рук. — Он хотел стать великим магистром. Идея сама по себе верная, но он не подходил для этого. Теперь ты знаешь, почему.

Браво опустил голову, собираясь с мыслями. Потом поднял глаза и спросил:

— Что я должен сделать с Заветом?

Священник по-прежнему спокойно и пристально смотрел на Браво. Он ни разу даже не моргнул, несмотря на яркий солнечный свет.

— Это решать тебе.

— Не мне одному. Я прошу у вас совета.

Священник провел рукой по бороде.

— Ты уже понял, как опасна Квинтэссенция, ты почувствовал, насколько сильно искушение. Завет Христа не менее опасен. В словах Иисуса заключена сила, способная перевернуть христианский мир. Хочешь ли ты этого?

— Но ведь это правда.

— О, и в самом деле. Правда. — Священник шагнул к Браво. — Долгие годы орден неустанно сражался с правдой. Какие жаркие разгорались в Совете споры! Но ответь мне на следующий вопрос: что важнее в этом мире, истина — или наше восприятие истины? Когда ты найдешь ответ, Браво, ты поймешь, что делать с Заветом.

Он повернулся и направился вверх по улице, в сторону Сумелы.

— Постойте! — сказал Браво. — Мы с вами еще увидимся?

Старый священник обернулся.

— Вне всякого сомнения.

— Как же тогда мне называть вас? Неужели Фра…

— О, это слишком старое имя, оно давно пережило свое время, — сказал священник. — Называй меня лучше моим мирским именем, данным мне отцом и матерью при крещении.

Называй меня Бравентино.

Послесловие автора

История под маской вымысла

По сути дела, все упомянутые в этой книге исторические факты — реальность. Строгие францисканцы, или минориты-обсерванты, действительно существовали, равно как и рыцари святого Иоанна Иерусалимского, вдохновившие меня на создание рыцарей святого Клемента.

Смертельная вражда между орденом миноритов-гностиков и рыцарями святого Клемента, описанная в этой книге — историческая неизбежность. В самом начале XIV столетия в реальном ордене францисканцев произошел принципиальный раскол. Святой Франциск, основавший орден в первые годы XIII века, повелел своим ученикам жить в апостольской бедности. Обсерванты считали необходимым неуклонно соблюдать устав, конвентуалы с ними не соглашались. Эта история подошла к логическому завершению в 1322 году, когда Папа Иоанн XXIII примкнул к конвентуалам и их союзникам, авторитетному ордену доминиканцев.

Папская булла Cum inter nonmullos гласила, помимо прочего, что правило бедности, установленное святым Франциском, является «ошибочным и еретическим». Однако выглядели приведенные в тексте доводы крайне неубедительно. Вероятнее всего, Папа хотел просто-напросто уничтожить беспокойных францисканцев-обсервантов, которым не сиделось на месте; они упрямо несли свое учение в мир, в отличие от собратьев-конвентуалов, прочно осевших в монастырях. Вот зачем понадобился этот указ.

И все же эта ветвь ордена не исчезла с лица земли. Напротив, постепенно положение дел стало более благоприятным. Во второй половине XV века многие строгие францисканцы, внешне полностью смирившись с папским указом, жили на Среднем Востоке, — в частности, в Трапезунде, — проповедуя христианство и якобы работая осведомителями на Ватикан. При этом они, похоже, не забывали и о собственном ордене. Здесь, в этом городе, где встречаются Восток и Запад, и нашли пристанище мои минориты-гностики. Они владеют многими тайнами, в том числе фрагментом Завета, написанного рукой Иисуса Христа, и Квинтэссенцией, известным любому алхимику пресловутым «пятым элементом».

Чтобы как можно меньше искажать историческую действительность, я привязал дату официального основания ордена к году выхода папской буллы, хотя на самом деле прения среди францисканцев возникали и ранее, как минимум на протяжении десяти предшествующих лет.

Гностицизм как понятие сам по себе всегда вызывал неприятие и ненависть у представителей Ватикана и верных им традиционалистских орденов. Это слово происходит от греческого «гнозис» — «истинное знание». Упрощенно, гностики полагали, что материальный мир порочен и извращен, а спасение возможно только при отречении от всего мирского. Некоторые верили, что Христос был чистым духом и его смерть на кресте — всего лишь мираж, наваждение. Другие принимали участие в «эзотерических мистериях», признанных церковью колдовством и, следовательно, ересью.

Рыцари, «солдаты Христа» и правая рука Папы, разумеется, презирали и одновременно боялись монахов, совершенно серьезно воспринявших заповедь Франциска Ассизского и неутомимо странствовавших по миру, неся его учение. Неудивительно, что они с радостью ринулись выполнять распоряжение Папы, желавшего уничтожить орден.

«Тайное Евангелие от Марка» тоже существует. Отрывки из него цитируются в «послании Феодору», приписываемом теологу Клименту Александрийскому, жившему во II веке н. э. В письме Климент утверждает, что после смерти Петра Марк привез свои записи в Александрию, где и внес в текст исправления, создав «более духовное Евангелие». В 1958 году рукопись была обнаружена ученым-библеистом Мортоном Смитом в библиотеке монастыря Саввы Освященного (Мар Саба) под Иерусалимом. Аутентичность находки долго обсуждалась в научных кругах; библеисты отказывались верить в образ Иисуса-чудотворца. Но именно это следует из приведенного в послании Климента отрывка: «И пришли они в Вифанию, и была там одна женщина, брат которой умер. И подойдя, она пала ниц перед Иисусом и говорит Ему: сыне Давидов, помилуй меня! Ученики же упрекали ее. И, разгневавшись, Иисус ушел с нею в сад, где была гробница… И войдя немедленно, где был юноша, протянул руку и поднял его».

Дальнейшие исследования привели Смита к выводу, что «Иисус действительно мог впустить своих последователей в Царство Божье, и он делал это особенным образом, не только призывая к вере и смирению. Это не просто фигура речи…»

Как бы там ни было, несомненно одно: открытие Смита — как и вся история человечества! — по-прежнему предоставляет нам множество поводов для размышлений, для появления новых поразительных гипотез, — и, конечно же, сюжетов для новых книг…