Страница 12 из 97
Я налил в таз чистую воду из кувшина, опустил туда руки, а потом с остервенением вытер о тряпку. После чего слил воду из таза в помойное ведро. Я видел, что маэстро наблюдает за моими действиями. Он вложил свернутую в несколько слоев мокрую тряпицу в другую тряпку и приложил ее к нижней части моего лица.
— Вдыхай носом, а выдыхай ртом. Носовые проходы помогут очищать воздух.
— Но я не могу дышать собственной мочой!
— Моча чистая. Это же твои собственные выделения, Маттео. Они не могут причинить тебе вред! — рассмеялся он. — Моча поможет перебить запах мертвого тела.
— А почему вы сами не надеваете такую маску?
— Я делал это раньше, но она мешает видеть. Кроме того, я обнаружил, что во время работы не обращаю внимания на запах. Любопытно, не правда ли? Это значит, что, когда мозг занят чем-то очень важным, органы чувств перестают действовать как следует. Но смотри! — Он открыл рот и сделал мощный выдох; перед его лицом тут же возникло облачко белого тумана. — В комнате так холодно, что тело разлагается очень медленно. Сегодня запах разложения не будет нас беспокоить.
Он закрыл мне рот и нос мокрой тряпицей. Меня чуть не стошнило, но хозяин тут же крепко завязал повязку у меня на затылке.
— Содержащаяся в моче кислота защитит тебя от всех болезнетворных частиц, которые появятся в воздухе после того, как я вскрою тело, — объяснил он, а потом с усмешкой добавил: — Ну а по ярости в твоем взгляде могу заключить, что в обморок ты не упадешь.
В его сумке было несколько свечей. Теперь он зажег их и поставил вокруг стола. Это были не дешевые сальные свечки, а отличные восковые, которые горели чище и при этом умащивали воздух приятным ароматом. Тяжелый уличный фонарь хозяин поставил на пол. А маленький фонарик с защитным стеклом передал мне.
— Держи этот фонарь у моих рук, Маттео. У тебя подходящий рост. Во время работы мне важно хорошее освещение.
— Сегодня я совсем не случайно попросил тебя сопровождать меня. Я выбрал тебя, потому что ты способный и очень сообразительный. Держи фонарь близко и ровно. Знаю, что ты с этим справишься.
Так похвалой и доверием он привязал меня к себе столь же крепко, как мокрую тряпицу к моему лицу.
Маэстро вытащил пробку из одной из бутылочек и смочил тряпочку несколькими каплями какой-то жидкости с весьма резким запахом. Этой тряпкой он протер грудь мертвеца.
Потом он выбрал один из ножей.
С силой вонзил его в кожу и сделал разрез — сначала один, потом другой, в форме буквы «V». От каждого плеча вниз и к центру, так что они встретились у основания шеи.
Кожа поддалась легко, но меня это нисколько не удивило.
Как только хозяин приступил к делу, я понял, что он занимается этим далеко не впервые. И делал он это с артистичностью, порожденной как техническим мастерством, так и интуицией. Но ведь и моя бабушка могла в полминуты освежевать кролика. А кожа этого человека, Умберто, была совсем старая, по плотности больше похожая на пергамент, чем на восковую бумагу. Она легко трескалась под ножом.
Потом маэстро сделал большой надрез от нижней точки буквы «V» к пупку. Затем, с помощью другого инструмента, начал срезать кожу с плоти. Большие лоскуты кожи свесились с каждой стороны тела.
Не так давно, находясь в одном городке под Имолой, я оказался на рыночной площади в тот момент, когда туда привезли одного человека. Он был осужден на страшную казнь: с него должны были заживо содрать кожу. Этот человек был обвинен в сопротивлении Чезаре Борджа, который незадолго до этого обрушился на Урбино и вынудил герцога Гвидобальдо спасаться бегством. Борджа занял Урбино и приказал покарать всех, заподозренных в содействии герцогу Гвидобальдо. В назидание остальным казнь была публичной. При этом губернатор Романьи Рамиро де Лорка велел, чтобы казнь ни в коем случае не была мгновенной, а чтобы смерти предшествовали адские муки. Все улицы вокруг рыночной площади были так запружены народом, что я не мог избежать зрелища и видел, как с человека сдирают кожу, обнажая живую плоть под ней. Вопли несчастного и его мольбы о милосердии перекрывали даже шум толпы. А мертвец Умберто лежал на столе, не протестуя, словно облагороженный смертью.
Внезапно я понял, для чего отец Бенедикт сказал нам имя покойного. Он сделал это намеренно, чтобы мы с уважением отнеслись к этому старику Умберто, который хоть и умер, но все же занимает свое место в мироздании.
Я наблюдал за тем, как работает мой хозяин. Постепенно он снял кожу с обеих сторон, обнажив ребра, покрытые влажной плотью, и промокнул обнаженную плоть тампоном. Потом взял маленькую пилу и начал пилить ребра. Парадоксально, но его работа, при всем кажущемся сходстве, нисколько не походила на деятельность мясника: маэстро работал сосредоточенно и артистично.
Звук, который издавала пила, проходя ребра, не был похож ни на один из тех, которые мне приходилось слышать раньше. Он казался мне еще более жестоким, чем тот звук, с которым собака раздирает кусок мяса или голодный человек отрывает куриные ножки.
Кровь.
У меня закружилась голова, и я стал задыхаться. Но едкий запах моей собственной мочи проник мне в горло, я закашлялся и пришел в себя.
Хозяин улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза.
— Головокружение пройдет, — прошептал он. — Держись.
Я старался держаться.
Он просунул руку внутрь тела. И вдруг замер. Теперь он неотрывно смотрел на то, что держал в руке. Мясистый коричневатый орган, тяжелый и округлый.
Это было сердце Умберто! Оно трепетало. Мое сердце тоже задрожало в ответ.
— Смотри! — сказал маэстро. — Смотри, Маттео!
Меня качнуло, но он этого не заметил.
— Это его сердце. Всего несколько часов назад оно билось так же как бьются сейчас наши сердца.
Я кивнул, показывая ему, что понимаю.
— Оно не такое уж и большое, да?
— Оно большое, — промычал я сквозь маску.
— И тем не менее без него человек не может жить, — продолжал он, словно не слыша мой ответ.
Я сообразил, что он не столько разговаривает со мной, сколько размышляет вслух.
— Да, это жизненно необходимый орган, ибо его повреждение означает смерть. А вот потерю любой конечности можно пережить…
Я знал это. Человек может существовать без ноги или руки. Однажды я видел человека, у которого не было ни рук, ни ног. Он зарабатывал на жизнь тем, что рассказывал разные истории. Его заворачивали в старое одеяло, усаживали на стул, и каждый вечер он потешал народ у большого фонтана в городском парке в Болонье.
— Вы хотите узнать, почему сердце перестало биться? — спросил я.
— Я бы хотел также узнать, как оно начало биться.
Этого я понять не мог. Может, он хотел узнать, как зарождается жизнь? Но разве он не знал, как делаются дети? Даже я, мальчик, знал это. В цыганских таборах мне не раз приходилось видеть, как этим занимаются лошади. Раз в год, в одно и то же время, к кобылицам подводят жеребца. Цыгане часто специально съезжаются в один табор для того, чтобы их кобылиц покрыл хороший жеребец; хозяину жеребца платят достойную цену. У мужчин и женщин все происходит примерно так же. Бабушка объясняла мне это. Семя попадает в женщину от мужчины. В женской утробе есть комнатка, в которой младенец растет, пока ему не настанет время родиться. Мужчина должен посадить свое семя в женщину, и это происходит, когда мужчина ложится с женщиной и входит в нее. И это занятие доставляет им огромное удовольствие.
Они могут сделать это всего один раз — по ошибке, по внезапному желанию или по любви, — а ребенок уже начнет расти в материнской утробе. А когда он уже начал там расти, ничего поделать нельзя, нельзя сделать, чтобы этого не было. Но бывает и так, что мужчина и женщина делают это много раз, а ребенок все равно не появляется.
Но чтобы произвести на свет сыновей, которые будут править, и женщин, которые будут им прислуживать, недостаточно простого совокупления. И хотя бабушка часто продавала лекарства женщинам, которые уже отчаялись когда-нибудь зачать, она знала, что есть матки, которые так и останутся бесплодными. И никакие деньги и власть не смогут гарантировать, что у тебя будет ребенок только потому, что ты этого хочешь. Король Франции обратился к Папе Римскому с прошением об аннулировании своего брака на основании того, что его первая жена так и не смогла произвести ему наследника.