Седьмая чаша

— Нет, я зол, — ответил я, чувствуя, как дрожит голос. — Все это было организовано как чудовищный спектакль.

Барак несколько секунд размышлял.

— Да, — медленно проговорил он, — если бы эти студенты не наткнулись на беднягу, его нашли бы ваши коллеги-барристеры, направляясь на пасхальную службу.

Я вновь посмотрел на тело и стиснул кулаки.

— Кто мог совершить столь ужасающую расправу над хорошим, мирным человеком? Перерезать ему горло и оставить истекать кровью в фонтане! Да еще в день Пасхи. И за что?

Я услышал приглушенный шум голосов. Три барристера вышли из своих домов и приближались к нам. Возможно, они услышали мои крики. При виде тела один из них вскричал:

— Пресвятая Богородица!

Высокий пожилой мужчина в шелковой мантии растолкал коллег и вышел вперед. Я с облегчением узнал в нем казначея Роуленда. Его нечесаные седые волосы стояли торчком.

— Брат Шардлейк? — спросил он. — Что происходит? Меня поднял с постели привратник…

Увидев лежащий на земле труп, прикрытый моим плащом, он резко умолк и переместил наполнившийся страхом взгляд к кровавому фонтану.

Я рассказал ему все, что знал. Он глубоко вдохнул, наклонился и открыл лицо Роджера. Я едва сдержался, чтобы не потребовать у него не прикасаться к моему мертвому другу. Среди зрителей пробежал шепоток ужаса. К этому времени вокруг нас собралось не менее дюжины человек. Среди них я приметил и Билкнэпа. Всегда приходивший в возбуждение от любого скандала, сейчас он стоял молча — бледный и выглядящий больным. Я подумал, что Дороти непременно услышит гул голосов, значит, нужно незамедлительно сообщить ей о случившемся. Но в этот момент Барак тихо проговорил мне на ухо:

— Вы должны кое-что увидеть. Идемте со мной.

— Я должен поставить в известность жену Роджера…

— Но сначала взгляните на то, что я хочу вам показать.

Я постоял в нерешительности, а затем кивнул.

— Мастер казначей, — проговорил я, — вы позволите мне ненадолго удалиться?

— Куда вы собрались? — строго спросил он. — Вы и эти юнцы первыми обнаружили тело, значит, вы обязаны дождаться коронера.

— Я вернусь через минуту, а потом сообщу о случившемся миссис Эллиард. Я друг их семьи.

Краем глаза увидев, что из-за угла вышел новый студент и направляется к трупу, старик повернулся к нему и завопил:

— Убирайся отсюда, ты, жалкий недоучка! Не на что тут таращиться!

Я позволил своему помощнику оттащить меня в сторону. Отведя меня футов на двадцать, Барак спросил:

— Видите эти следы?

Я посмотрел вниз. Суетясь возле фонтана, я и двое студентов примяли снег, а сбежавшиеся позже зеваки и вовсе затоптали все место преступления. Но Барак указывал на две вереницы следов, не пострадавших от нашествия. Одна цепочка тянулась к фонтану, другая уходила от него и вела за угол здания, где жили Эллиарды. Это было то самое место, где неделей раньше я заметил неизвестного, проникшего на территорию Линкольнс-Инн.

Низко наклонившись, Барак рассматривал следы.

— Обратите внимание, насколько глубже следы, ведущие к фонтану, по сравнению с теми, что уводят от него. Словно кто-то нес сюда что-то тяжелое.

— Я слышал, как кто-то возился здесь в новогоднюю ночь, — выдохнул я. — Он перелез через стену…

— Давайте пройдем по следам.

— Я должен рассказать Дороти…

— Снег скоро растает, и следы исчезнут.

И действительно, утреннее весеннее солнце пригревало на совесть, и уже слышны были звуки капели. Поколебавшись, я последовал за Бараком. Мы завернули за угол здания.

— Следы обычного размера, — заявил Барак.

— Кому бы ни принадлежали эти следы, они больше, чем оставил бы Роджер.

Отпечатки на снегу привели нас к стене, резко повернули направо и уперлись в тяжелую деревянную дверь.

— Он прошел здесь! — воскликнул Барак.

— В последний раз он перелез через стену. Если, конечно, это был тот же человек.

— Тогда он не тащил тело. — Барак подергал дверь и констатировал очевидное: — Заперто.

— Ключи есть только у барристеров. По другую сторону расположена оранжерея, а дальше — Линкольнс-Инн-филдз. У меня есть ключ, но он находится в конторе.

— Помогите, — велел Барак.

Я сделал стремя из рук, крепко сцепив пальцы. Встав на него, Барак подтянулся и оперся локтями о верхнюю кромку стены.

— Следы ведут в оранжерею, — сообщил он и спрыгнул на землю. — Неужели он принес бедного мастера Эллиарда из оранжереи? Господи Иисусе, в таком случае он должен быть настоящим силачом. Скажите мне, в каком ящике лежит ключ, и я сбегаю за ним.

Я колебался.

— Мне нужно вернуться. Именно я обязан сообщить Дороти о смерти Роджера. Фонтан виден из их окна…

— Я все осмотрю сам, но это нужно сделать немедленно, пока следы не растаяли.

— Ты не знаешь, с чем можешь столкнуться по ту сторону забора, — предупредил я.

— Он давно скрылся, а я пройду по следам до самого конца и посмотрю, куда они меня приведут. Вы знаете лучше меня: если убийцу не задержать по горячим следам, чаще всего его не поймать уже никогда.

Барак глубоко вздохнул.

— А это не обычное убийство, совершенное из-за денег или в состоянии страсти. Душегуб ударил несчастного по голове и, когда тот лишился сознания, принес его в Линкольнс-Инн и положил в фонтан. Он был еще жив, когда ему перерезали горло, иначе из него не вытекло бы столько крови. Преступник ударил жертву достаточно сильно для того, чтобы она долгое время оставалась без сознания, но не с такой силой, чтобы убить. Это очень рискованно. А если бы мастер Эллиард очнулся и принялся сопротивляться? И вообще, все это напоминает ужасный акт мести.

— У Роджера не было ни единого врага во всем мире! Кто мог убить его? Другой барристер? Только у члена Линкольнс-Инн мог быть ключ от этой двери.

— Мы должны идти, сэр. — Барак посмотрел на меня очень серьезно. — Если вы желаете сообщить о случившемся леди.

Я кивнул, прикусив губу. Барак неожиданно стиснул мой локоть и побежал обратно к Гейт-хаус-корт. Я медленно потрусил следом за ним. Стоило завернуть за угол, как пронзительный женский крик резанул мой слух. По позвоночнику прокатилась волна холода, и я стремительно рванул вперед.

Но было поздно. В центре толпы, которая продолжала расти у фонтана, в одной только ночной рубашке, на раскисшем снегу возле безжизненного тела мужа стояла на коленях Дороти. Звук, который вырвался из ее груди, нельзя было назвать криком. Это был вой. Вой отчаяния и абсолютного одиночества.

Кто-то отбросил полу моего плаща, прикрывавшего Роджера. Она увидела его мертвое лицо, ужасную рану и снова завыла.

Подбежав, я присел рядом и обнял Дороти за плечи. Кожа женщины под тонкой тканью была ледяной. Дороти подняла ко мне лицо. Она была буквально раздавлена, челюсть безвольно отвисла, каштановые волосы спутались.

— Мэтью? — едва выдавила она из себя.

— Да, это я, Дороти. Тебе не следовало выходить… Ты не должна была этого видеть…

Я с ненавистью посмотрел на толпу зевак. Люди шаркали ногами и смущенно отводили глаза.

— Я не сумел остановить ее, — угрюмо пробормотал казначей Роуленд.

— Могли хотя бы попытаться!

— Не сметь разговаривать со мной в таком тоне…

— Да замолчите вы! — рявкнул я, с трудом сдерживая гнев, клокотавший у меня в груди.

У казначея открылся рот.

Я поднял Дороти. Едва оказавшись на ногах, она принялась судорожно дрожать.

— Пойдем в дом, Дороти, пойдем…

— Нет! — Женщина стала сопротивляться, пытаясь вырваться из моих рук. — Я не могу оставить Роджера лежать здесь!

Она уже почти кричала.

— Так надо, — убеждал ее я. — Его должен осмотреть коронер.

— Кто… убил его?

Дороти смотрела на меня так, будто пыталась найти на моем лице ответ на вопрос, что за ужас творится вокруг и почему все это происходит именно с ней?

— Мы выясним это. Давай пойдем внутрь. Казначей Роуленд позаботится о том, чтобы не было допущено ничего непочтительного. Я прав, сэр?