Страница 16 из 28
Гай открыл книгу на странице с рисунком вскрытого человеческого сердца, лежащего на столе.
— Вот, — сказал он, — видите? У сердца четыре желудочка. Четыре, а не три, как нас всегда учили!
Я кивнул, хотя видел перед собой только ужасающую мешанину каких-то клапанов и тканей. Переведя взгляд на Роджера, я заметил, что тот заметно побледнел.
— Все это очень интересно, Гай, — поспешил я закончить неприятный разговор, — но, боюсь, несколько выходит за рамки нашего понимания. Кроме того, нам пора возвращаться в Линкольнс-Инн.
— Ну что ж, очень хорошо.
Обычно очень тонко чувствующий других людей, Гай сейчас, похоже, не ощутил, как покоробила нас его книга. Он улыбнулся.
— Возможно, этот год является провозвестником наступления эры чудес. Я слышал, некий польский ученый напечатал книгу, в которой доказывает, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот. Я уже попросил своего друга привезти мне экземпляр. В новом, тысяча пятьсот сорок третьем году мы можем оказаться на пороге нового мира.
— Вы знакомы со многими чужеземными торговцами? — с любопытством поинтересовался Роджер.
— Мы, кто выглядит и говорит иначе, чем остальные, должны держаться друг друга, — с невеселой улыбкой ответил Гай.
Он принес нашу одежду, а Роджер оставил на столе плату за консультацию. Гай пообещал, что лечебные вкладки в башмаки будут готовы не позже чем через пару недель. Роджер еще раз горячо поблагодарил Гая за помощь, и мы распрощались. Как только дверь захлопнулась, он стиснул мою руку.
— Не могу передать, насколько я благодарен тебе за то, что ты привез меня к доктору Малтону. Я твой должник навек!
— Какие могут быть долги между друзьями? — с улыбкой ответил я. — Рад, что сумел тебе помочь.
— Правда, можно было бы обойтись и без книги про разрезанные трупы, — пробормотал Роджер, когда мы отъезжали.
Двигаясь вверх по Баклсбери, мы доехали до Олд-Бардж, старинного здания времен Генриха III. Длинный особняк был превращен в переполненный жильцами доходный дом. Именно тут жили Барак и Тамазин.
— Послушай, Роджер, ты не будешь возражать, если здесь мы с тобой расстанемся? — спросил я. — Мне нужно кое-кого навестить.
Он посмотрел на дом и скептически вздернул бровь.
— Надеюсь, не какую-нибудь дешевую шлюху? Я слышал, здесь их хоть отбавляй.
— Нет, тут живут мой клерк и его жена.
— А я тогда отправлюсь повидаться со своим новым клиентом.
— Что за дело?
— Еще не знаю. Поверенный прислал мне письмо и сообщил про своего клиента, у которого в Саутуорке возник какой-то имущественный спор. Клиент слишком беден, чтобы оплатить услуги барристера, но стряпчий утверждает, что дело интересное, и спрашивает, не возьмусь ли я за него безвозмездно. Все это пока звучит весьма расплывчато, но я обещал подъехать и встретиться с клиентом.
— Кто поверенный?
— Человек по имени Нантвик. Я прежде никогда не слышал о нем, но сейчас так много этой публики, рыскающей по судебным корпорациям в поисках любой, даже самой мелкой работы.
Роджер плотнее запахнул накидку.
— Впрочем, нынче слишком холодно для верховых поездок. Отправлюсь-ка я лучше домой и в спокойной обстановке отпраздную конец своих страхов.
Он развернул лошадь, но придержал ее. Воздух был холодным и густым от древесного дыма.
— И где только потерялась весна? — спросил он, махнул мне рукой на прощание и растворился в ночной темноте.
Я спешился и пошел к освещенным окнам Олд-Бардж.
Глава 5
Я посещал жилище Барака еще в дни, предшествовавшие его женитьбе на Тамазин, и до сих пор помнил, какая именно из некрашеных дверей с улицы вела к нескольким ветхим квартирам, на которые был разделен старый, полуразвалившийся дом. Поднимаясь в кромешной темноте по немилосердно скрипучим ступеням, я неизменно испытывал ощущение, что все это жалкое сооружение вот-вот обрушится.
Я помнил жилище Барака как типичное логово молодого холостяка: горы грязных тарелок на столе, разбросанная по полу одежда и мышиный помет по углам. Поэтому я обрадовался, когда он сообщил, что после свадьбы они переберутся в маленький домик, расположенный где-то возле Линкольнс-Инн. Но впоследствии им пришлось отказаться от этого плана, к моему великому огорчению: Олд-Бардж был совсем неподходящим местом для молодой девушки, особенно столь домовитой, как Тамазин.
На втором этаже я постучал в дверь их каморки. Через минуту дверь приоткрылась, и я увидел головку с аккуратной прической, золотистым абрисом выделявшуюся на фоне света горевшей внутри свечи.
— Кто там? — нервно спросила женщина.
— Я, мастер Шардлейк.
— Ах, это вы, сэр! Добро пожаловать.
Тамазин распахнула дверь, и я вошел в большую комнату, служившую одновременно столовой, спальней и гостиной. Повсюду была видна заботливая женская рука: везде царила чистота, тарелки вымыты и аккуратно сложены в старом обшарпанном буфете, кровать аккуратно заправлена. Но в комнате пахло сыростью, а на стене по периметру окна бежали дорожки черной плесени. Было видно, что ее пытались оттереть, но плесень возвращалась снова и снова. Барака дома не было.
— Не желаете присесть, сэр? — Тамазин указала на стул возле стола. — Могу я взять вашу накидку? Барака, видите ли, нет дома.
— Нет, накидку я, пожалуй, оставлю. Я, гм, ненадолго.
На самом деле в комнате, где не горел огонь, было так холодно, что я не испытывал ни малейшего желания раздеваться. Я сел и принялся разглядывать Тамазин. Она была очень привлекательной молодой женщиной двадцати с небольшим лет, с высокими скулами, большими голубыми глазами и полными губами. До замужества она гордилась тем, что никогда не отказывала себе в хорошей одежде, теперь же на ней было бесформенное серое платье с застиранным белым фартуком, а ее светлые волосы скрывал большой чепец домохозяйки. Она радостно улыбнулась, но от меня не укрылось, что ее плечи ссутулились, а глаза потухли.
— Давненько я вас не видела, сэр, — проговорила она.
— Почти полгода. Как поживаете, Тамазин?
— О, весьма хорошо. Какая жалость, что нет Джека!
— Это неважно. Я отводил друга на консультацию к доктору Малтону, а на обратном пути проезжал мимо и решил заглянуть к вам.
— Не желаете ли кружечку пива, сэр?
— Желаю, но мне, пожалуй, пора отправляться.
Я знал, что нарушаю правила приличия, находясь с ней наедине.
— Нет, сэр, не уходите! Ведь мы же с вами старые друзья.
— Надеюсь, что так.
— Мне сейчас очень нужна добрая компания.
Она отошла, налила в кружки пива из кувшина, стоявшего в кухонном шкафу, принесла их к столу и села на стул, стоявший напротив меня.
— Доктор Малтон сумел помочь вашему другу?
Я сделал глоток пива, оказавшегося, к моему удивлению, приятно крепким.
— Да. Мой друг вдруг стал без видимых причин часто терять сознание и решил, что у него приключилась падучая, но, как оказалось, у него какие-то нелады с ногами.
Тамазин улыбнулась — тепло, как в старые добрые времена.
— Представляю, какое облегчение он испытал!
— Это точно. Сейчас, небось, пляшет от радости, невзирая на неправильные ноги.
— Доктор Малтон — хороший человек. Ведь это он спас вас, когда позапрошлой зимой вы заболели лихорадкой.
— Да, я обязан ему жизнью.
— А вот моему бедному маленькому Джорджи он помочь не сумел.
— Я знаю.
Она смотрела на пустое место у дальней стены.
— Он родился мертвым, мертвым лежал в своей маленькой колыбельке, которую мы сделали сами и поставили вон там.
Женщина перевела на меня глаза, полные боли.
— Потом я не хотела, чтобы Джек убирал колыбельку. Мне казалось, пока она здесь, какая-то частица Джорджи тоже остается с нами. Но ему было невыносимо любое напоминание об этой потере.
— Приношу извинения за то, что я не пришел повидать вас после этой трагедии, Тамазин. Я собирался, но Джек сказал, что вам лучше побыть наедине друг с другом.