Ритуал

Когда я подошла ближе и разглядела лицо как следует, я обругала свое воображение всеми словами, которые знала. Рыцарь оказался девицей; коротко стриженной, по-мужски одетой, но все же девицей. Она уставилась на меня с любопытством, впрочем, без дружелюбия. Мне неприятно любопытство некромантов, не хочется знать, как они смотрят на трупы. Странно, вроде раньше ее тут не видела.

— Ты — Тайнери Элл е ри? — неожиданно спросила она. Я поморщилась. Вот такое вот извращенное чувство юмора у моих родителей, дать мне имя, которое можно запихнуть в стишок. И никого не волнует, что ударение в фамилии на первый слог, всех тянет побыть шхэновыми поэтами. И судя по тому, что она меня знает, все некроманты в подземелье уже дружно жаждут крови моего Ротара.

—  Э ллери, — поправила я.

— Один шхэн.

— Ну?

— Булки гну! — радостно гаркнула она, и я вздрогнула. Голос у нее был не противный, скорее просто громкий. — Уже с утра сижу, жду, когда ты задницу свою притащить соизволишь. С нашим делом, оно знаешь, чем быстрее сделаем, тем быстрее свое получим.

— Нет никакого дела, — проворчала я. Великие боги, что за шхэнь тут происходит? — Я тебя вообще не знаю.

— Меня?! Да меня все знают! — оскорбилась странная адептка. — Боевой маг! — все так же громко, с гордостью сообщила она. — Риалис Феолески. Скажешь, того некроманта, Ильдара, тоже не знаешь?

— Где он?

— Эй, И-ильда-а-ар! — гаркнула она. Я подивилась раскатистому, оглушительному эху подземелий. Немудрено, что некроманты привыкли говорить шепотом.

— Ты можешь не орать, Феолески? — Из одной комнаты появилась заспанная физиономия Андреаса. Могу поспорить, Андреаса звали как-нибудь иначе, редко какие родители награждали своих детей именами прожженных ловеласов, а он просто переиначил банального Эндрю или Антуана. Он почесал башку, еще больше взлохматил волосы и мрачно пообещал: — Не знаю, насколько ты крута в магии, но проклятие молчания я тебе гарантирую. А теперь заткнитесь обе и дайте мне поспать, я полночи кладбище раскапывал.

— Я во время бессонницы тоже всякой шехней страдаю, — сострила Феолески.

Боевые маги все без стеснительности, кто больше, кто меньше, робкие на этот факультет не идут. Когда выполняют какое-то задание, они абсолютно серьезно к нему относятся, само молчание и сосредоточенность, но в реальной жизни отрываются по полной. Я стояла рядом и с тоской ее разглядывала. Шхэн, кого только в демонологи не набирают! Я думала, будут участвовать только некроманты. Хотя да, эльф ведь тоже боевой маг… Как я прочитала, вызывать демона может любой, необязательно некромант, хотя в основном это темным магам поручают. Уж не знаю почему, может, заклинания у них особенные, может, из-за специфики их деятельности. Типа темное к темному.

Дверь закрылась. Феолески села, нагло развалившись, разглядывала меня, ковыряла стол, скрипела стулом, то и дело ухмылялась и, приложив палец к губам, с испуганным видом говорила:

— Тссс!..

Что странно, бесила она меня не очень, может, потому, что все это казалось фальшивой маской, а настоящей она была, когда с каким-то отчаянием раздумывала о своих делах в полумраке этого зала.

Феолески была такой же привлекательной для особей противоположного иола, как и я, так что даже хотелось в ней найти что-нибудь хорошее. Нет, любители специфики на нее, конечно, клюнут, но шансов на внимание эльфов и людских красавчиков никаких. С развитыми мускулами, более широкоплечая, да со спины она вообще за парня сойдет, но в остальном, самом важном, не очень-то щедро одаренная природой. Она была загорелой, лицо с веснушками, широкоскулое, упрямое. Ясные светло-серые глаза. Нет, пожалуй, она была даже красива, но слишком смахивала на парня. Но боевые магини как раз такими и должны быть. Те, одетые в одни ремешки девы с распущенными длинными волосами, которых печатали на обложках приключенческих книг, были такими же боевыми магами, как… Впрочем, они могли быть боевыми магами, но не очень долго, а потом моментально становились не очень живыми боевыми магами или уволенными, лишенными всех званий. Вся Академия видела, как их готовят. Во внутреннем дворе боевые часто тренировались в драке на разных видах оружия, на случай, если у них закончится резерв энергии в пылу схватки. Они бегали, отжимались, орали, дрались друг с другом, и так с утра до позднего вечера.

— Пол-утра жду, когда ты явиться соизволишь, — сердито сказала Риалис. — А теперь пошли!

— Куда…

— Не кудахтай! Пошли. — Она потянула меня за рукав в коридор. Силы ей было не занимать, если бы я осталась на месте, спорю, рукав бы уже весело болтался у нее в руках.

— У меня-то понятно. А тебе зачем? — спросила я ее в спину.

— Ну ты, летунчик, даешь! Не на все подземелья же мне мою жизненную историю орать! — Она заржала.

— И много нас?

— Вот сейчас Алли притащится, и поговорим обо всем, летунчик. И подсчетами займемся.

Она достала ключ, открыла тускло-зеленую дверь, покрытую облупившейся, местами вздутой пузырями краской. В подземельях всегда непроходящая сырость. Мы вошли, Феолески, заскрипев пружинами, устроилась на кровати. Я села рядом.

— И где это мы?

— Летунчик, ты меня просто убиваешь. А догадаться слабо? Щас и парни притащатся.

Никогда раньше не была в комнате Ильдара и сейчас оглядывалась с любопытством. Тщательно застеленная вытертым тускло-коричневым покрывалом кровать, скрипящая от каждого движения, стылый, покрытый облезлым ковром пол, с десяток учебников, сложенных друг на друге в углу. «Некромантия», «Зомби, призраки, гули, неупокоенные», «Темная магия, 4 курс», «Проклятия», «Неупокоенные духи и избавление от них», «Поднятие мертвого», «Темные течения силы» и еще зачем-то «Хиромантия». Пара ни разу не горевших черных свечей, высушенные отрезанные звериные лапки, какие-то черные бусы, ритуальный нож и прочая некромантская гадость горой на столе. Окон, понятное дело, не было, не землей же любоваться, их заменяли дешевые копии знаменитых картин: изображения великих битв, полунагих дев и почему-то одинокого изломанного цветка в вазе. Разряженные магические светильники едва разгоняли темноту, некромант то ли любил таинственный полумрак, то ли просто забыл восполнить запас энергии. По комнате вообще трудно что-то сказать о человеке, особенно о нем, все было чистое, аккуратное, почти безликое. Но казалось, его одиночество, как невидимый, постоянный попутчик, словно все время молчаливо заглядывает через плечо.

Для некромантов жилище — это неприкосновенное личное пространство, хотя немудрено — даже касание человека они воспринимают как нападение. Почти насилие над собой. По-моему, их никогда не обнимали в детстве. В общем, ничего особенного, от некроманта я ожидала большего: склянок с кровью, исписанных зловещими надписями стен. Его комната была даже меньше, чем у нас с Маарой. Небольшая, полутемная, почти кладовка. Я помню, как Леис, знакомая некромантка, как-то призналась, что только в темноте чувствует себя в безопасности. Свернуться клубочком вдалеке ото всех, не видишь ты, не видят тебя. Тьма и спокойное одиночество материнской утробы. Тогда я выслушала ее пьяную теорию про любовь некромантов к склепам и земле с интересом. Помню, мы были настолько нетрезвые, что я даже не испугалась, когда обнаружила, что по комнате плавает последствие чьего-то идиотского эксперимента по вызову духов. Если честно, вначале я просто решила, что допилась.

— Ну? Может, объяснишь?

— Разбежалась, летунчик! Алли вернется и расскажет.

— Алли?

— Эльф. — Она уселась обратно на стул, мечтательно вздохнула: — Учусь я с ним. А ведь какой красавчик. — Еще одна жертва ушастых, а ведь по ней и не скажешь. Куда катится этот мир. Комплименты эльфы собирали с небрежностью, как древние жрецы собирали золотой дождь, льющийся с неба, может, даже позевывая от скуки. — Скажешь, не нравится?

— Не люблю эльфов.

— Да кто их любит? — отмахнулась Феолески и подмигнула: — Но красавчик, согласись.