Год зеро

И вот наконец грохот взрыва раздался над Лос-Аламосом. И пролетел над ними к западу, в ночь.

Миранда, работая локтями, подползла к краю крыши. Грибовидное облако распускалось жутким цветком на юго-востоке, на полпути к Санта-Фе. Оно было розовым. Шляпка гриба достигла вершины холма и продолжала расти, словно пытаясь дотянуться до звезд. Они были видны — взрыв проделал дыру в плотной гряде облаков.

Подполз капитан. Лежа бок о бок, они напряженно вглядывались в сторону долины.

— Что же вы наделали… — прошептала Миранда.

— Я понятия не имел, — ответил капитан с изумлением и болью.

Она закрыла глаза.

— Я не о вас, — сказала она. — Черт бы побрал моего отца…

Как-то сразу все нашло объяснения. Окса выпустили проповедовать. Он непреднамеренно привел орды верующих в одно место. Ее отец обратил веру этих людей против них самих. Поманил их городом, как наживкой, а затем нанес сокрушительный удар. Враг уничтожен.

— Не говори так, — тихо попросил ее остановиться капитан. — Он же твой отец.

Ее вырвало. На руки, на снег, за край крыши.

— Самозащита, — сказал капитан.

Прозвучало неискренне.

— Они и так уходили.

— Знаю, — шепнул он.

— Атомная бомба. Против детишек?

Капитан попытался найти оправдание.

— А чего они ждали? Это же Лос-Аламос.

— Их даже не предупредили.

— А толку…

— Кое для кого был бы толк.

— Да они же мертвецы, — сказал он. — Все до одного.

— Но это чудовищно.

— Они попрощались с этим миром. Отмолились. Для них осада — ускоренный способ найти смерть.

— Значит, бомба была актом милосердия?

— Мы уцелели, — сказал капитан. — Не самым приятным способом. Но теперь они уже не придут.

— Миллион человек.

— У нас теперь есть будущее, которого ты хотела, — напомнил он.

— Не такой ценой.

Миранда повернулась к капитану — неприкрытый ужас был на его лице. Он как будто еще больше постарел и, казалось, не верил своим словам. Она поднялась на колени.

— Пойдем внутрь.

— Да…

Он казался таким хрупким. Его била дрожь. Миранде пришлось помочь ему подняться на ноги.

Они спустились по лестнице.

По коридору разносился телефонный трезвон. Все аппараты в каждом служебном кабинете и доме Лос-Аламоса получали одно и то же предварительно записанное сообщение службы 911.

Так начинался исход.

Миранда вошла в первую же комнату и сняла трубку одного из телефонов. Приятный голос вещал: «…к предписанному вам пункту сбора для эвакуации. Это не учения. Пожалуйста, проследуйте…»

— Да не может этого быть! — удивилась Миранда. — Они же только что сожгли всех до единого в долине.

И тут до нее дошло. Она вспомнила слова генерала: «Время придет — мы заставим воды расступиться». Пока враг еще находился в пределах видимости, они нанесли удар. Теперь ее отец готов был принять жителей Лос-Аламоса.

— Я должен идти, — сказал капитан. — Жена…

— Конечно.

Ошеломленная, Миранда побрела по коридору. Никаких признаков паники. Двери нараспашку. Ученые молча жали друг другу руки и на прощание фотографировались группами у своих рабочих мест, без лишних слов вешали лабораторные халаты, снимали защитные очки и уходили. Она знала почти наверняка, о чем были их мысли. Годы они противились этому моменту, а когда он настал, все приняли его с облегчением. Охота за вирусом продолжится, но более рационально, в безопасности и с запасом времени для ожидания будущих открытий.

Какой-то мужчина легонько похлопал ее по руке.

— Мы отлично повоевали, — сказал он.

— Война не окончена, — ответила Миранда. — Ничего не изменилось.

Он странно посмотрел на нее и торопливо удалился.

Миранда вышла на улицу и пересекла мост, направляясь к городу. Час ночи. Улицы были заполнены людьми, спешащими по домам, к семьям. У них оставались кое-какие мелочи, требовавшие внимания. Одни приняли решение отравить своих домашних животных, другие — выпустить их. В окнах с открытыми шторами она видела людей, убиравших постели, подправлявших картины на стенах, оглядывавших комнаты, желая напоследок убедиться, что все в порядке. Рождественские елки и электрические ханукальные свечи оставляли включенными. Вещи были собраны уже давно. Не было нужды с кем-то прощаться. Они увидятся внизу, под землей. Таков был план. Миранда видела, как люди закрывали на замок двери своих домов в последний раз, а потом — отпирали их и… уходили.

Снег перестал падать. Небо очистилось, было морозно. Плакали вырванные из сна дети. Исход обретал реальные формы. Последние два года раз в месяц проводились такие учения. Потрясение от взрыва бомбы компенсировалось шоком эвакуации. На лицах были написаны неуверенность и страх.

Проходя сквозь вереницы людей, Миранда ощущала себя призраком. Горожане были дисциплинированны, хотя и взволнованны. Мороз усиливался. Под парками и флисовыми куртками у многих была «выходная» одежда: гавайские ситцевые рубахи, открытые летние платья, безрукавки, синие джинсы. Подземные соляные жилища манили, словно тропический рай.

У каждого была своя «десятка»: в руке, или притянутая ремешками к тележке, либо в рюкзаке — десять килограммов личных вещей, которые было разрешено взять с собой каждому мужчине, женщине и ребенку. Брать можно было все, что душе угодно: книги, программное обеспечение, плюшевых мишек, чистые носки, спиртное, психоделические наркотики. Все, что могло понадобиться в последующие десять, двадцать или сорок лет замурованным под стофутовой толщей земли. И пока Миранда брела среди них, содержимое чьей-либо «десятки» было предметом обсуждений, сплетен, даже шуточек. Выбор был не только вопросом личного вкуса: «десятка» раскрывала человеческие качества. «Похоронный набор» — называл «десятку» Натан Ли. Реликвии, которые люди брали с собой в следующую жизнь.

Каждый район города и палец столовой горы имели свои пункты сбора. Пританцовывая на морозе, пассажиры терпеливо дожидались транспорта. Чистый горный воздух отравляли выхлопы дизелей восьми- и девятиосных грузовиков. Фургоны укрывала трехслойная черная резиновая кровля толщиной в четверть дюйма, обычно применявшаяся для сооружения крыш. Все заклепки были промазаны эпоксидной смолой. Кабины бронированные — на случай партизанских атак, лобовые стекла — пуленепробиваемые. Водители — в «лунных» скафандрах. Машины скорее напоминали субмарины, чем «петербилты» [96].

Внутри автофургонов с потолка свисали ремни, как крюки для мясных туш. Не было ни окон, ни сидений, ни буфетов — транспорт предназначен только для стоячих пассажиров на последующие двенадцать или двадцать четыре часа. Солдаты свои «десятки» складывали отдельно в огромные растущие кучи.

То с одного пункта, то с другого люди окликали Миранду:

— Давайте в наш грузовик!

Каждый хотел ее в спутники.

— Я остаюсь, — отвечала она.

— Как?! — ужасались они. — Поздно, все закончилось!

— Все еще только начинается, — уверяла Миранда.

Она никого не просила остаться. Людям было страшно. Бомба напомнила о том, что они смертны. Пока Миранда не слышала, чтобы кто-то в открытую высказывался о бойне, учиненной ее отцом. Зато читала об этом в глазах людей. Это был конец. Атеистам не место в одиночных окопах, подумала она. Все бодрые разговоры об укреплении границ, обороне города, оказании сопротивления — в прошлом. Она не винила их. Прежде они не ведали, что подскажут им сердца. Зато узнали теперь.

К ней подошла женщина:

— Да как же мы оставим вас? Поедем с нами. Ну, сами подумайте. Вы же будете совсем одна.

Миранда улыбнулась. И поразилась сама себе: она еще могла улыбаться.

— Мы будем помнить о вас, — сказала, попятившись, женщина.

— Спасибо…

Несколько раз она слышала, как произносили имя Натана Ли. Связывая с ним Миранду, люди бросали на нее жалостливые взгляды, когда она шла мимо отъезжающих. В их глазах она была безутешной вдовой. «Вот и все? — спрашивала Миранда себя. — Романтическое самоубийство». И тут же гнала сомнения. Нет, далеко не все. Великая идея должна оберегать ее. Она дала ей ход и теперь стала ее пассажиром. Идея влекла ее. Но Миранда уже достигла места назначения.

96

От названия «Peterbilt Motors Company» — американская компания, занимающаяся выпуском классических грузовиков и седельных тягачей. (Прим. перев.)